Тайны финской войны - Борис Соколов

«…Обсуждался вопрос о дальнейшем ведении войны. Шапошников доложил, по существу, тот же самый план, который он докладывал месяц назад. Этот план был принят. Встал вопрос о том, кто будет командовать на Карельском перешейке. Сталин сказал, что Мерецкову мы это не поручим, он с этим не справится. Спросил: «Так кто готов взять на себя командование войсками на Карельском перешейке?»

Наступило молчание, довольно долгое. Наконец поднялся Тимошенко и сказал: «Если вы мне дадите все то, о чем здесь было сказано, то я готов взять командование войсками на себя и надеюсь, что не подведу вас».

Так был назначен Тимошенко. Северо — Западный фронт объединил 7–ю армию К. А. Мерецкова и 13–ю армию В. Д. Грендаля, действовавшие на Карельском перешейке. В оперативном подчинении Северо — Запад- ного фронта находился Балтийский флот. 8, 9 и 14–я армии, действовавшие к северу от Ладоги, оставались в непосредственном ведении Генштаба. Руководство войсками северо — восточнее Ладожского озера было поручено командующему Белорусским военным округом командарму 2–го ранга М. П. Ковалеву.

Напомним, что войну Советский Союз начал, введя в боевые действия 17 стрелковых дивизий, 5 танковых и 2 мотострелковых бригады. Уже в период развития действий в декабре в состав действующих соединений вошли: 123, 138, 100, 113 и 150–я стрелковые дивизии, 39–я и 35–я танковые бригады в 7–ю армию (150–ю стрелковую дивизию и 39–ю танковую бригаду вскоре передали в 13–ю армию), 4–я и 136–я стрелковые дивизии — в 13–ю армию, 8–я армия получила помимо 75–й дивизии еще и 164–ю, облегченного (два стрелковых и один артиллерийский полки против обычных трех стрелковых и двух артиллерийских) состава, в 9–ю армию кроме 44–й стрелковой дивизии вошла 88–я стрелковая дивизия.

Во время оперативной паузы переброска войск продолжалась прежними темпами. В 7–ю армию прибыли 7,51, 84, 86, 91, 95 и 173–я стрелковые дивизии. За этот же период 13–я армия пополнилась 8, 17, 50, 62, 80 и 97–й стрелковыми дивизиями, в состав 8–й армии вошли 11, 60 и 72–я стрелковые дивизии (последние две — облегченного типа) и 25–я мотокавалерийская дивизия.

Отметим, что 17, 84, 86, 91, 95 и 173–я дивизии официально именовались мотострелковыми, но больших отличий по численности личного состава или вооружению от обычных стрелковых дивизий не имели. Некоторые из мотострелковых дивизий имели вместо отдельного танкового батальона танковый полк двух- батальонного состава да еще все имущество, вплоть до станковых пулеметов, грузилось на автомобили. В условиях Карельского театра обилие машин только вредило действиям, создавало гибельные закупорки на дорогах (в частности, это способствовало разгрому 18–й мотострелковой дивизии к северу от Ладоги).

Всего за январь Северо — Западный фронт был усилен 12 стрелковыми дивизиями и 6 артиллерийскими полками из Московского, Киевского, Одесского, Уральского, Сибирского и Приволжского военных округов. Сюда же были дополнительно переброшены штабы 2 стрелковых корпусов. Всего фронт имел 7 корпусных штабов (4 — в 7–й и 3 — в 13–й армии). Кроме того, еще один штаб имелся в составе Финской Народной армии. Во фронте было 23 дивизии, включая 2 народноармейские финские. В тылу, на западе Ленинградской области, был еще резерв Главного Командования в составе кавалерийского корпуса, 3 стрелковых дивизий и танковой бригады. Его предполагалось использовать для наступления на Выборг после прорыва главной полосы обороны. Выборг был ключом к Хельсинки и ко всей южной Финляндии, где была сосредоточена большая часть населения страны.

К началу операции по прорыву обороны финской армии на Карельском перешейке, в первые дни февраля, в 7–й армии из отдельных рот и батальонов Карельского укрепленного района была сформирована 42–я легкая стрелковая дивизия, в 8–ю армию прибыли 37–я и 128–я мотострелковые и 24–я мотокавалерийская дивизии и три (201, 211 и 214–я) авиадесантные бригады. В состав 7–й армии вошел также прибывший из Белоруссии 3–й кавалерийский корпус (7–я и 36–я кавалерийские дивизии) — он предназначался для выхода в тыл укреплений линии Маннергейма по замерзшему Финскому заливу во взаимодействии с танковой бригадой и одной — двумя стрелковыми дивизиями. Старый кавалерист Тимошенко почему‑то решил, что конники покажут себя и на льду…

Во время затишья на главном фронте, проходившем по Карельскому перешейку, финское руководство, откликнувшись на инициативу русских эмигрантов, попыталось сформировать из пленных Русскую армию, которая должна была сражаться на стороне Финляндии, способствуя антисоветской агитации среди красноармейцев. А в случае если на стороне финнов выступят войска Англии и Франции, Русская армия в слу — чае поражения Советов станет основой для создания в России демократического правительства. Во главе этого формирования решено было поставить бывшего секретаря Политбюро и помощника Сталина Бориса Георгиевича Бажанова, ставшего убежденным противником коммунизма и бежавшим на Запад в начале 1928 года. Много лет спустя он так описывал свою трудную миссию:

«Когда Советы напали на Финляндию… я был единственным человеком, решившим по поводу этой войны действовать, и все главные эмигрантские организации меня дружно поддержали и пошли за моей акцией. Было написано письмо маршалу Маннергейму, в котором организации просили маршала оказать мне полнейшее доверие и обещались меня всячески поддержать. Письмо подписали и Общевоинский Союз, и газета «Возрождение», и даже председатель Высшего Монархического Совета (хотя я к монархизму не имел ни малейшего отношения). Маннергейм предложил мне приехать в Финляндию.

Я исходил из того, что подсоветское население мечтает об избавлении от коммунизма. Я хотел образовать Русскую Народную Армию из пленных красноармейцев, только добровольцев; не столько, чтобы драться, сколько чтобы предлагать подсоветским солдатам переходить на нашу сторону и идти освобождать Россию от коммунизма. Если мое мнение о настроениях населения было правильно (а так как это было после кошмара коллективизации и ежовщины, то я полагаю, что оно правильно), то я хотел катить снежный ком на Москву, начать с тысячей человек, брать все силы с той стороны и дойти до Москвы с пятьюдесятью дивизиями.

Французское общественное мнение в это время было полностью на стороне маленькой героической Финляндии. Французские власти приветствовали мою инициативу и помогли быстрому преодолению формальное — тей: заведующий политическим отделом Министерства иностранных дел возил меня в военное министерство, чтобы сразу быстро были сделаны все бумаги, и какой‑то генерал в министерстве желал мне всяческого успеха.

В начале февраля (так в тексте мемуаров, но, очевидно, здесь опечатка; из дальнейшего рассказа следует, что надо читать: «в начале января». — Б. С.> я выехал в Финляндию. На аэроплане через Бельгию, Голландию и Данию в Стокгольм я прилетел без приключений. Из Стокгольма нужно было перелететь в Финляндию через Ботнический залив на старом, измученном гражданском аэроплане. Перед отлетом мы сидели в аэроплане и долго ждали… Над заливом летали советские патрули. Надо было ждать, чтобы патруль прошел и достаточно удалился. Тогда аэроплан срывался и мчался во всю силу своих моторов и с надеждой, что советскому патрулю не придет в голову повернуть обратно, потому что в этом случае от нас остались бы рожки да ножки…

Маршал Маннергейм принял меня 15 января в своей Главной квартире в Сен — Микеле. Из разных политических людей, которых я видел в жизни, маршал Маннергейм произвел на меня едва ли не наилучшее впечатление. Это был настоящий человек, гигант, державший на плечах всю Финляндию. Вся страна безоговорочно и полностью шла за ним. Он был в прошлом кавалерийский генерал. Я ожидал встретить военного, не столь уж сильного в политике. Я встретил крупнейшего человека, честнейшего, чистейшего и способного взять на себя решение любых политических проблем.

Я изложил ему свой план и его резоны. Маннергейм сказал, что есть смысл попробовать: он предоставит мне возможность разговаривать с пленными одного лагеря (500 человек): «Бели они пойдут за вами — организуйте вашу армию. Но я старый военный и сильно сомневаюсь, чтобы эти люди, вырвавшиеся из ада и спасшиеся почти чудом, захотели бы снова по собственной воле в этот ад вернуться»».

И Бажанов приступил к формированию РНА — предтечи власовской Русской Освободительной Армии:

«В лагере для советских военнопленных произошло то, чего я ожидал. Все они были врагами коммунизма. Я говорил с ними языком, им понятным. Результат — из 500 человек 450 пошли добровольцами драться против большевизма. Из остальных 50 человек 40 говорили: «Я всей душой с тобой, но я боюсь, просто боюсь». Я отвечал: «Если боишься, ты нам не нужен, оставайся в лагере для пленных».