Что приносит тьма - К. Харрис

Полковник искоса глянул на Себастьяна и с напрягшимся подбородком отвернулся. Крупный мужчина с полным румяным лицом, небольшими карими глазами и свисающими усами, он носил мундир «Черных брауншвейгцев» или, как их иногда называли, «Черного легиона». В знак траура по оккупированному Наполеоном Брауншвейгскому княжеству форма этих войск была полностью черной: черные сапоги, черные брюки, черный доломан и черный кивер. Единственными цветными штрихами выделялись синий воротник полковничьего доломана и серебряная эмблема брауншвейгцев на кивере – «мертвая голова».

Мужчины ехали бок о бок в напряженном молчании, наполненном скрипом кожаных седел, стуком лошадиных копыт по влажной земле, чириканьем воробьев, проснувшихся в кронах окутанных туманом вязов вдоль дорожки. Наконец брауншвейгец, словно выведенный из терпения, воскликнул:

– Какого дьявола вам от меня надо?                            

– Думаю, вы знаете ответ на свой вопрос.

Фон Ридезель громко фыркнул.

– На момент смерти Даниэля Эйслера, – продолжил Девлин, – в его распоряжении находился крупный голубой бриллиант. Говорят, ранее он принадлежал покойному герцогу Карлу Вильгельму Брауншвейгскому.

– Я простой солдат. Что дает вам основание полагать, будто я об этом знаю?

– Упомянутый бриллиант, по всей вероятности, переограненный камень, который когда-то являлся частью сокровищ французской короны.

Полковник резко осадил коня. Румянец на его щеках потемнел до сердитого багрянца. Вороной загорячился.

– Если вы намекаете, будто отец нынешнего герцога позволил подкупить…

– Я ни на что не намекаю, – спокойно возразил Себастьян. – Если честно, мне совершенно все равно, каким образом герцог стал обладателем «Голубого француза». Я хочу выяснить, что происходило с камнем с того момента, как он попал в руки Карла Вильгельма и до передачи бриллианта Даниэлю Эйслеру.

– Я уже сказал, мне ничего об этом не известно. – Фон Ридезель вонзил шпоры в лошадиные бока, и ганноверец рванул вперед.

Девлин не отставал.

– Вы уверены?

– Абсолютно!

– Пожалуй, ваша правда; мне следует адресовать свои вопросы принцу-регенту. Как зять герцога и его душеприказчик, Принни наверняка осведомлен, что стало с уникальным бриллиантом после смерти Брауншвейга. Простите за беспокойство, полковник, – блеснул зубами в улыбке Себастьян. – Хорошего дня.

Виконт уже поворачивал лошадь в сторону ворот, когда фон Ридезель окликнул:

– Подождите!

Девлин остановился, вопросительно приподняв бровь.

– Проедемтесь немного, – буркнул брауншвейгец.

Себастьян снова пристроился рядом.

– Все, что я вам сообщу, – заявил полковник, – является строго конфиденциальным.

– Само собой.

Собеседник стиснул зубы.

– Шесть лет назад, когда стало очевидно, что Наполеон намерен захватить княжество, герцог Карл Вильгельм решил отправить свою коллекцию драгоценностей на хранение к дочери.

– Вы имеете в виду принцессу Каролину.

– Именно.

Себастьян вгляделся в напряженное лицо спутника.

– И поручил вам доставить коллекцию в Англию, верно?

Фон Ридезель кивнул.

– Я провез ее в своем личном багаже. К сожалению, вскоре после моего прибытия в Англию до нас дошло известие о гибели герцога в бою. Вдовствующая герцогиня – ваша же английская принцесса Августа – бежала в Лондон, ища приюта у дочери. – Поколебавшись, полковник добавил: – Это было в 1806 году. Вам известно, в каких позорно стесненных обстоятельствах принц вынудил жить свою супругу?

– Известно, – подтвердил виконт.

Как раз в 1806 году принц впервые потребовал провести против Каролины официальное расследование в попытке избавиться от жены, которую возненавидел с первого взгляда. Он обвинил ее во множестве грехов: от колдовства до прелюбодеяния, однако в итоге «деликатное дознание» не достигло своей цели. В отместку принц – распущенный, вздорный и бесконечно потворствующий себе самому и череде своих любовниц – лишил супругу почти всех средств на ведение дома, оставив ее едва ли не в бедности.

– Другими словами, – уточнил Себастьян, устремляя взгляд в сторону реки, где утренний туман начинал рассеиваться под солнцем, поднимавшимся все выше в голубое небо, – Каролина стала продавать отцовские драгоценности, чтобы оплатить свои и материны расходы на жизнь.

– Понятное дело, скрытно.

– Должно быть, в высшей степени скрытно, раз Принни об этом так и не пронюхал.

– Именно, – слегка поклонился полковник.

Себастьяну вдруг показалось восхитительной иронией судьбы, что редкий бриллиант, который, по слухам, жаждал заполучить наследный принц, был ранее продан за спиной регента его же собственной супругой.

– И «Голубого француза» постигла та же участь?

– Я не утверждал, будто герцог Карл Вильгельм владел именно «Голубым французом». Однако в его коллекции действительно имелся крупный алмаз сапфирного цвета.

Девлин опустил голову, пряча улыбку.

– Кто приобрел его у принцессы?

– Вы всерьез полагаете, что я скажу вам?

– Нет. Но можете возразить, если я ошибусь. Это был Хоуп, не так ли? Только не Генри Филипп, а Томас.

Черный брауншвейгец, не произнеся ни слова, продолжал смотреть прямо перед собой, и его крупное тело неутомимо поднималось и опускалось в такт движениям коня.

Когда Себастьян вошел в дом, жена стояла в холле и, наклонив голову, застегивала перчатки.

– Очередное опрашивание подметальщиков улиц? – поинтересовался он, передавая хлыст, шляпу и перчатки Морею.

– Да, – ответила Геро, сосредоточивая все свое внимание на пуговичках, которых было немало. Сегодня виконтесса надела прогулочное платье из белого батиста и голубой шелковый спенсер с высоким воротником и рюшами по переду. – Этой беседы я жду с особым нетерпением. Нынче я встречаюсь с девочкой.

Геро подняла голову и посмотрела мужу в лицо, прищуривая глаза. И он снова поймал себя на неприятной мысли, как много – и что именно – знает его супруга, но ему не открывает.

– Выяснил кое-что интересное, да? – спросила она.

Девлин выразительно глянул в сторону библиотеки. Геро впереди него прошла в комнату и направилась к камину, пока Себастьян бесшумно притворял дверь.

– Откуда тебе известно, что покойный герцог Брауншвейгский отправил коллекцию драгоценностей на хранение к своей дочери, принцессе Уэльской?

– Ты же понимаешь, я не могу сказать.

Себастьян пытливо всмотрелся в ее безупречно спокойное лицо. Наиболее очевидное объяснение – что Геро узнала об этом от своего отца – казалось бессмысленным. Джарвис верой и правдой служил королю и наследному принцу; фон Ридезель и Каролина действовали за спиной регента. Так почему же барон сохранил их тайну?