Америка справа и слева - Борис Стрельников

— Ты слышишь, Кэтрин, что они тут говорят? — спросил мистер Гартвиг, поворачиваясь к жене. В его голосе улавливалась растерянность.

— А зачем им обманывать тебя, Ричи? — ответила женщина. — Значит, у них баптистов и в самом деле не сослали в Сибирь. А почему они должны ссылать их в Сибирь? Какой им от этого прок?

— Странно, — сказал мистер Гартвиг. — А я всегда рассказываю о гонениях на баптистов, когда выступаю с лекциями о России.

— Вам случалось бывать в СССР?

— Нет, не случалось. Но я активист партии. Мне поручено вести работу среди здешних мексиканцев, чтобы они голосовали на выборах за наших кандидатов. Меня снабжают нужной литературой.

— А что вы еще рассказываете в своих лекциях о нашей стране?

— Все, что знаю. Все, что я читал в газетах и в той литературе, которой меня снабжают. Кроме того, я всегда привожу такой факт из американской жизни. У нашей семьи есть знакомая. Совсем девчонкой она бросила школу, выскочила замуж. А потом уже взрослой, имея трех детей, закончила образование, получила специальность. Разве у вас может быть такое?

— Представьте себе, может, — ответил Москвич. — Заочное и вечернее образование приобрело у нас очень широкий размах. Оно охватывает миллионы людей. Причем учение им ни копейки не стоит.

Мистер Гартвиг опять обернулся к жене.

— Ты слышишь, Кэтрин, что они мне рассказывают?

— Слышу. Наверное, они лучше тебя знают, что происходит у них дома.

Если говорить честно, мистер Гартвиг, этот неудачливый оформитель, мечтающий стать капиталистом, сперва нас очень раздражал. Но постепенно нам его стало жалко. Жалко, как ту девочку, которую наняли раздеваться и дергаться перед всеми в прокуренном кабаке. Он ведь признался нам, в конце концов, что в редакцию зашел совсем не случайно. Его попросили туда зайти.

Не будем ломать голову над вопросом, типичный он или нетипичный американец. Он и нетипичный, потому, что многие ли жители Сан-Антонио состоят в руководстве местного комитета республиканской партии? Он и типичен, ибо его представления о Советском Союзе, о коммунизме присущи, к сожалению, многим американцам. Особенно в Техасе, где, как мы успели убедиться, свой особый «стайл».

Мы сидели в доме мистера Гартвига до поздней ночи. Добрая, рассудительная Кэтрин, извинившись, уже ушла спать, а мы все еще, как ребенку, объясняли нашему хозяину, что у нас в стране бесплатная медицинская помощь.

— Как так? — удивлялся он. — Ну, а если у меня в России заболит зуб?

— Пойдете к зубному врачу, он вам его вылечит.

— Бесплатно?

— Бесплатно.

— Но ведь так не бывает. Значит, кто-то заплатит за меня?

— Заплатит Советское государство.

— А вы знаете, сколько стоит поставить одну пломбу в Сан-Антонио? Двадцать пять долларов.

К полуночи мистер Гартвиг разжевал столько стручков перца, что теперь он уже сидел перед нами, раскрыв рот и вытирая со лба обильный пот. Все, что мы ему рассказывали, было для него открытием. И то, что маляр и художник у нас получают разную оплату за труд, а не единое жалованье, как он думал. И что у нас в стране живут разные народы, а не только русские и татары, как ему казалось. И что мы вовсе не собираемся «закапывать американцев», как он будто бы однажды где-то слышал.

Мы оставляли мистера Гартвига в большом смятении. Наверное, в его голове впервые шевельнулись мысли о том, что дела в мире обстоят несколько иначе, чем ему представлялось.

— С этого вечера я не полностью отвергаю коммунизм, — признался мистер Гартвиг, когда мы прощались. — В коммунизме что-то есть…

— 3-зз-дравствуйте! В-вв-се идет, к-как н-нн-нужно! — крикнул попугай, вертя своим великолепным хвостом.

— Замолчи ты, глупая птица! — разозлился хозяин.

Он был озадачен…

У американцев есть такое выражение — «хэппи-энд» — «счастливый конец». Все американские фильмы должны иметь счастливый конец. Счастливым концом завершаются и литературные произведения.

Нам тоже хотелось, чтобы у истории с мистером Гартвигом был «хэппи-энд». Мы долго думали, что так оно и будет. Но жизнь оказалась сложнее литературной схемы.

Когда, завершая путешествие, мы вернулись в Вашингтон, нас ждало там письмо от мистера Гартвига. Он писал:

«Дорогой Борис! Мы с Кэтрин часто вспоминаем, как ты и Илья посетили нас, и мы надеемся, что мексиканское меню не было слишком острым для ваших советских желудков, которые, вероятно, привыкли к пище более умеренной. Поскольку я ничего не слышал о вас после антикоммунистического интервью и проамериканского ужина в моем доме, я полагаю, что вы утром уехали из Сан-Антонио.

После вашего отъезда со мной беседовал какой-то господин и расспрашивал подробности нашего с вами разговора за ужином. Этот джентльмен сказал, что он из газеты.

Когда снова будете в Сан-Антонио, считайте себя обязанными позвонить мне. Я бы хотел продолжить наш разговор. Если вы еще не попали на крючок американского образа жизни, то я зацеплю вас в следующий раз».

Судя по всему, мистер Гартвиг после беседы с упомянутым в письме господином вновь обрел энергию для того, чтобы еще раз попытаться обратить нас в капиталистическую веру…

«ПРОСНИСЬ, АМЕРИКА!»

С некоторых пор мы стали замечать, что вокруг нас крутятся какие-то типы, которые пытаются втянуть нас в дискуссию, затеять перепалку, а то и вызвать на кулачный бой.

В городе Оклахома-Сити местные журналисты пригласили нас пообедать в частном клубе. Не успели мы сесть за стол, как рядом возник поджарый старичок в элегантном темном костюме. Он размахивал руками и пытался боднуть Москвича в живот. Было такое впечатление, что он хочет с нами подраться. Мы были смущены и просто не знали, как все это воспринимать: в шутку или всерьез.

— Ну, полно вам, господин, — увещевал драчуна главный редактор газеты «Дейли Оклахомен» Чарльз Беннет. — Будет же вам, однако, смешить людей!

— Комми… Комьюнисти! — завопил старичок и бесцеремонно принялся ощупывать бицепсы Москвича.

— Генерал в отставке, — шепнул ему Чарльз. — Главный антикоммунист в нашем городе. Бо-о-льшой оригинал!

«Оригинал» дважды подпрыгнул козликом, встал в боксерскую позицию и ткнул Москвича кулаком в грудь.

Обедавшие дамы и господа, отложив вилки, с интересом наблюдали за развитием событий. Приняв вызов, смущенный Москвич слегка потрепал генерала по шее. Генерал, удерживая равновесие, зацепил соседний столик, опрокинул стул. Зазвенела посуда. Дамы и господа засмеялись. Засмеялся и генерал, как бы подтверждая, что все это не более чем шутка.