Чужаки - Владимир Вафин

— А как же Алеха? Ты ему нужен...

— Нет! Мы сделали для него все, что могли. Мы его вытащили

«Стоп, — сказал себе мысленно Димка, — нельзя его сейчас трогать. Что ты хочешь от него? Если бы у тебя, не дай Бог, умерла Светка, думал бы ты о какой-то службе? Пройдет время, и он сам решит, а сейчас нельзя, когда у него такая кровоточащая рана...»

— Давай решим, — сказал Димка, — завтра тебе ведь идти в приемник, чтобы отпроситься. И потом мы проводим Наташу.

— Хорошо, — подумав, ответил Влад, — и завтра же я подаю рапорт. Ты же сам говорил, что в этой Системе ничего не изменить, ей, вероятно, выгодно, чтобы пацаны сидели за решеткой. Бороться с ней бесполезно, я не хочу, чтобы она меня раздавила.

— Ну что ж, уходи, а она пусть давит пацанов, которым ты еще мог бы помочь.

— Хватит, — чуть не взревев, сказал Влад, — ты мне уже всю душу вывернул. — У меня есть сын, и я буду жить для него.

Димка, понимая, как у друга сейчас оголены нервы, сказал примирительно:

— Хорошо, Влад, прости меня.

— Дим, я хочу остаться один. Не бойся, все будет нормально.

Димка поднялся и ушел в другую комнату. После его ухода Влад, закрыв глаза, еще долго сидел в кресле. Память дарила ему самые светлые мгновения жизни с Наташей. Вот она с букетом цветов бежит по березовой роще ему навстречу. Ветер приятно ласкает ее лицо и волосы. Он подхватывает Наташу на руки, и она прижимается к нему щекой...

— Наташа, родная моя, прости, прости меня, — шептал Влад сквозь слезы.

Он забылся тревожным сном только под утро. Сквозь пелену забытья он явственно увидел вошедшего в комнату брата Валерку.

Тот присел на кровать, положив руку на грудь Влада.

— Здорово, ты не ждал меня, а я знал, что тебе сейчас трудно и больно, и поэтому пришел. Пойдем со мной.

— Куда? — спросил его Влад.

— Мы пойдем с тобой в лес, туда, где мы с тобой родились.

Влад поднялся с кровати и шагнул за братом. Они оказались в березняке.

— Ну что идем? — позвал брат. И они пошли по тропинке к роднику, бьющемуся из-под камней и ручейком уходящему к озеру.

— Умойся, и тебе станет легче, — сказал Валерка.

Влад умыл лицо и начал пить холодную, сводящую зубы родниковую воду, чувствуя, как живительная влага растекается по всему телу. Отойдя от родника, он увидел Валерку, склонившегося над большим серым волком.

— Ты помнишь его? — спросил он у Влада. — Это Демон.

И Влад, приглядевшись, узнал вожака.

— Ты помнишь, как за ним охотились, травили, убили его волчицу с волчатами, перестреляли стаю, лишь бы добраться до него, но его никто не смог достать. Он ушел и его долго не было. Люди-звери вздохнули свободно. Но когда пришла беда и появились собаки-людоеды, хитрые и коварные, люди вспомнили про Демона, и он вернулся. И была битва, страшная битва в лунную ночь. Проснувшись утром, люди увидели трупы собак-людоедов и обрадовались: беда отступила! А на утесе гордо стоял Демон с оставшимися после битвы волками.

Влад подошел к волку и погладил его по жесткой шерсти. Волк повернул голову и лизнул его руку.

— Помни, брат, о Демоне, который на зверства людей ответил добром. Помни, Влад, Влад...

И вдруг брат пропал, а вместе с ним исчезли лес и могучий волк...

— Влад, — Димка, присевший на кровати, тряс друга за плечо. — Вставай, пора уже.

Влад открыл глаза и поднялся с постели. На него было страшно смотреть. Он выглядел совершенно погасшим. Лицо его осунулось, глаза запали. На висках засеребрилась седина. Он молча прошел в ванную, так же молча позавтракал и переоделся в форму. Лицо его немного прояснилось лишь тогда, когда он вошел к матери. У нее на глазах навернулись слезы.

— Ну что ты, мама? Все будет хорошо. Мы будем жить, мама, ты права. У нас есть частица ее: мой сын и твой внук.

Влад попрощался, поцеловав мать.

— Сегодня я заберу Наташу, — сказал он уже на пороге. — И повидаю малыша.

— Иди сын, — сказала мать и прочитала про себя молитву за него.

В половине девятого у входа в детприемник Влад с Димкой встретили Алеху с матерью и Олесей.

— Вы пришли. Хорошо, пойдемте, — устало произнес Влад.

Начальник, майор с морщинистым лицом, пытался скрыть довольную улыбку при виде зашедших к нему в кабинет Влада с Алехой. Он стоял в углу и заваривал в маленьком чайнике чай.

«Ох, ворюга, — подумал Влад, оглядывая облицовку кабинета, — ведь эти доски и фанеру мы выпросили у шефов, чтобы утеплить спальню у сирот, а он себе кабинет отгрохал руками пацанов и сержантов...»

— Вижу, Владин, что слово ты свое сдержал, а наказать мне тебя все-таки придется за плохую службу.

— Служить-то я рад, да вот прислуживать мне тошно. — превозмогая себя, ответил Влад.

— Кому прислуживать? Мне что ли? — усмехнувшись, спросил майор.

— Вам, подонку в майорских погонах! Для которого сотрудники — рабы, пацаны — придурки! Который пригрелся у закона и устроил себе княжество, превратив приемник в спецдом.

Глаза начальника расширились от удивления.

— Владин, ты отдаешь себе отчет в том, что несешь? Ты, случаем, не заболел?

— Да нет, я как раз выздоровел за эти три дня. Я совершенно выздоровел: для меня это были судные дни, — ударяя на каждое слово, с ожесточением произнес Влад. — Но вам этого не понять!

— Что, поумнел за три дня-то, разговаривать научился? — грубо перебил его майор. — Да я тебя сгною! Ты у меня будешь по струнке ходить. Прикажу на столб влезть — и ты полезешь! Я тебя...

— Я уже не полезу! А вот вы скоро вылезете из этого кресла!

— Что-о?! Ты мне угрожаешь? — майор в бешенстве уставился округлившимися глазами на Владина. — Советую тебе написать рапорт! А пацана — в «дисциплинарку» и напоследок ты его увезешь в «спецуху»!

— Не получится, — спокойно ответил Влад.

— Это мы поглядим. Мухтаров, Чириков, — крикнул он в коридор.

В кабинет вбежали два сержанта.

— Закройте его в «дисциплинарку», — приказал он сержантам, кивнув на Алеху.

Сержанты подошли к Алехе, но он вдруг встал в боевую стойку и закричал:

— Стоять, мрази, а то уроню!

Сержанты на мгновение опешили.

— Уберите своих собак! — крикнул Влад начальнику и ладонью пришлепнул к столу протест прокурора.

Начальник взглядом пробежал текст и тут же отдал приказ:

— Мухтаров и Чириков, свободны.

Недовольные и обиженные они вышли из кабинета.

— Ты можешь увольняться; Владин, а иначе я тебя в три дня уволю! — хрипло произнес начальник.

В это время раздался телефонный звонок, и начальник поднял трубку.

— Майор Бычков слушает. Здравия желаю, товарищ полковник!

— Сергей Михайлович, старший сержант Владин ваш сотрудник?

— Да мой, он пока еще служит.

— Так вот, майор Бычков, сегодня генералом подписан приказ о присвоении досрочно старшему сержанту Владину звания старшины милиции.

— За что? — лицо начальника вытянулось и он гневно посмотрел на Влада.

— За раскрытие преступной группы и задержание особо опасных преступников. От вас требуется характеристика на Влада Алексеевича Владина. Вам понятно, товарищ майор?

— Есть, товарищ полковник, — и начальник положил трубку. Минуту он сидел в задумчивости, затем, посмотрев на Владина, недовольно произнес: — Вы свободны, товарищ старшина, тьфу, пока еще старший сержант. Но запомни, Владин, ты в моей власти.

— Надолго ли? — сказал Влад, выходя с Алексеем из кабинета.

Акт о передаче несовершеннолетнего Шороха родителям был подписан без каких-либо проволочек. Алехе вернули его вещи. Он тут же натянул на себя голубой тельник и сверху надел белую олимпийку. Они вышли навстречу последним ласковым лучам осеннего солнца.

— Ты прав, Димка, трудно мне дается пробуждение, — сказал Влад. — У меня такое чувство, будто я ходил все время с завязанными глазами, а сегодня вроде очнулся от спячки. Я понял: чувствуешь себя сильнее, когда перестаешь бояться. Но драка еще будет, как у Демона тот поединок.

— Как у кого? — переспросил Димка.

— Да это я так. Пошли, — и они направились по аллее к выходу из приемника. Мать Алексея подошла к сыну и спросила:

— Алеша, ты вернешься домой?

— Нет. У тебя своя жизнь, а у меня своя. Ты свое сделала, акт подписала. Можешь возвращаться к своему Петеньке. Я не хочу оставаться в том доме, где меня предали, сдав ментам. У тебя больше нет сына, — злобно произнес Алеха.

— Алеха, не будь подонком, — сказал Димка, — она же твоя мать!

Тяжко было смотреть на ее склоненную голову и заплаканное лицо. Тяжелой походкой она пошла от ворот приемника.

— И все-таки, Алик, она твоя мать, какой бы она для тебя ни была, — тихо сказала Олеся.

— Нет Олеся, между нами давно уже зияющая пропасть. И мне ее уже не перепрыгнуть.

— Алеха, по-моему, ты уже звереть начинаешь, но когда-нибудь ты это поймешь и вернешься к матери, — вставил Димка.