Солоневич - Константин Сапожников

Тем временем братья занимались своими делами. Иван работал над книгой, «нашей книгой», как он говорил Борису и Юре, или пропадал в Русской библиотеке, жадно поглощая эмигрантские газеты и журналы за послереволюционные годы. Борис активно общался с руководителями местного отделения Национально-трудового союза нового поколения, начал сотрудничать с газетой «За Родину». Он списался с Прагой и получил от руководителя организации «Сокол» разрешение на создание в Финляндии её филиала. Местные скауты быстро попали под влияние Бориса, покорённые его энергией и общительностью. Заводить связи с РОВСом Солоневичи не спешили…

Ждать представителя РОВСа, однако, пришлось недолго. Вскоре на Бориса вышел некий Владимир Бастамов. Чтобы продемонстрировать свою «полезность», он первым делом помог братьям наладить переписку с парижским центром РОВСа. Солоневичи навели справки о Бастамове и узнали, что в прошлом он имел отношение к кутеповской организации боевиков, а после её разгона финскими властями занялся проверкой беженцев из СССР, — во-первых, с точки зрения пригодности по линии РОВСа, во-вторых, на предмет тайных связей с НКВД. В стремлении Бастамова «разоблачать чекистов» было нечто болезненное, даже параноидальное. В своё время он попал «на крючок» первого чекистского «Треста» и потому с подозрением относился ко всем, кто прибывал «из-за чертополоха». Бастамов считал, что НКВД попытается повторить успешный опыт с «Трестом», и мечтал взять реванш за прошлое, — «постыдное», с его точки зрения, — поражение в поединке с ВЧК.

Бастамов ходил за Солоневичами буквально по пятам. Демонстрируя внешнюю лояльность к братьям, он проверял каждое их слово, каждый контакт, каждый тезис из подготовленных ими для штаб-квартиры РОВСа материалов.

В Париж руководителю «внутренней линии»[72] РОВСа генералу Н. В. Скоблину Бастамов, в частности, сообщал: «Борис ищет возможности сблизиться с активными элементами эмиграции, главным образом представителями РОВСа. Ввиду неблагоприятных отзывов местных властей, в частности, военных авторитетов, а главное, — восстанавливая в памяти несчастье с А. П. Кутеповым, — мы решили изучить их досконально, не допуская к нашим официальным представителям. Поэтому мы выдали себя за лиц, связанных с Центром.

От Бориса была получена информация, прилагаемая под номерами 1–4. В связи с тем, что она не представляет особой важности, мы поставили перед ним вопрос о явках в СССР, разъяснив, что они будут использованы Центром».

Бастамов не нашёл ничего «принципиально важного» в информационно-аналитических материалах Бориса, но генерал Миллер отозвался о них с похвалой. Даже названия материалов звучали солидно — «О советском шпионаже за границей», «О стрелковой подготовке в СССР», «О политических настроениях комсостава РККА», «Концентрационные лагеря ОГПУ и использование их как плацдарма для восстания». По мнению генерала, сведения, сообщённые в справках, опровергали слухи о «провокационном появлении Солоневичей»[73]. Генерал считал, что братьев необходимо поскорее привлечь к делам РОВСа. Без свежих людей «оттуда» сложно активизировать террористическую работу. Без привычной волокиты в центре подготовили письмо Бастамову для показа Солоневичам, а генерал Скоблин получил приказ подключить Бориса к работе.

В своих отчётах в Париж Бастамов сетовал на «изворотливость и хитрость» Бориса, который, как казалось «опекуну», вёл собственную, не слишком понятную по своим конечным целям игру. Передавая материалы для РОВСа, Борис упорно настаивал на письменном подтверждении парижского центра о том, что Бастамов — действительно официальный представитель, а подготовленные документы поступают по назначению — в штаб-квартиру РОВСа. Чтобы успокоить Бориса, Бастамов просил Скоблина подготовить такое письмо от имени генерала Миллера, отметив: «Будьте спокойны, несмотря на пронырливость и вёрткость Бориса, на руки ему ничего не дадим».

Инструкции Скоблина не заставили себя ждать:

«Войдите в тесную связь с Солоневичем и постарайтесь получить от него всё то, что он должен передать нам: информацию совнастроений, о Красной армии, о политическом положении в СССР, а главное — передать нам свои явки, особенно в кругах Красной армии, со своими паролями. Прошу Вас держать связь всё время со мной, по моему старому адресу, так как этот адрес проверен.

Можно ли выдержки из прежних документов поместить в нашем „Галлиполийском вестнике“, особенно о стрелковой подготовке в СССР и политических настроениях комсостава РККА?

При сем прилагаю письмо Е. К. М[иллера], которое Вы должны показать Солоневичу, попросить его расписаться на нём в том, что с содержанием он ознакомился. Письмо следует вернуть для передачи Е. К. М.

Прошу Вас отнестись с исключительной осторожностью к возлагаемому на Вас поручению, дабы НИКТО не знал о нашей связи с Вами. Я твёрдо уверен, что Вы полностью оправдаете мою рекомендацию о Вас в глазах Е. К. М.».

Письмо Миллера на имя Бастамова (а не Бориса!) было составлено в предельно «нейтральном стиле» и разочаровало Бориса (а Ивана ещё больше) как формой, так и содержанием:

«Многоуважаемый Владимир Владимирович!

Не откажите уведомить г-на Б. Солоневича, что я его письмо получил. Проект его ныне рассматривается.

О дальнейшем Вас уведомлю.

Предложите Борису Лукьяновичу держать связь с Вами впредь по всем вопросам.

Уважающий Вас Е. К. Миллер.

Париж, 29, рю де Колизе, 23 ноября 1934 г.».

Материалы, полученные от Бориса, генерал Миллер распределил «поштучно»: французам по военной линии и Зайцеву из внутренней контрразведки РОВСа. Справку «О политических настроениях комсостава РККА» Миллер оставил у себя, чтобы выбрать из неё основные тезисы и переправить маршалу Петену и генералу Нисселю. С маршалом у Миллера сложились особенно хорошие отношения. Лично они встречались редко, но дружественными письмами обменивались регулярно. Миллер считал, что послать эту информацию необходимо: французы должны знать, что РОВС ведёт успешную работу в СССР, имеет там солидные позиции и получает серьёзные документы. Авторство материалов французам раскрыто не будет с учётом планов по дальнейшему использованию Солоневичей.

Аналитический материал Бориса о «настроениях комсостава» вдохновил Миллера на подготовку «Обращения к Красной армии». В нём генерал сделал акцент на том, что белые не рассматривают красных офицеров как врагов, а наоборот, рассчитывают на них как будущих союзников в борьбе с большевиками: «В Красной армии не должны думать, что „белые“ намерены её уничтожить».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});