Жозефина. Книга вторая. Императрица, королева, герцогиня - Андре Кастело

Папа в Савоне был глубоко удручен, узнав из «Монитёра», что некомпетентные юристы расторгли брак Наполеона и Жозефины.

— Нарушены все церковные правила, торжествует беззаконие, — вздохнул он.

21 января, в семнадцатую годовщину казни Людовика XVI, император собрал членов совета министров, чтобы выслушать их мнение, «какой брачный союз наиболее соответствует интересам Франции». Угадывая желание Наполеона — и Жозефины, — большинство высказалось за Марию Луизу Австрийскую, племянницу Марии Антуанетты и Людовика XVI.

«Папа-узник», как мы знаем от его «тюремщика», «погрузился в печаль», когда ему стало известно, что по-прежнему, в его глазах, состоящий в браке Наполеон поведет к алтарю австрийскую эрцгерцогиню. Четырнадцать кардиналов покорились, зато тринадцать других князей церкви, неожиданных «заступников» Жозефины, решили протестовать «каноническими средствами» и отказались присутствовать при церковном браке императора. Их прозвали черными кардиналами, потому что Наполеон принудил их сменить кардинальское облачение на сутану простого священника. Взятые «под домашний арест», они были вынуждены жить «за счет милосердия прихожан».

* * *

А в Мальмезоне не иссякают слезы.

Осушить их могло бы — по крайней мере, так думает Жозефина — лишь одно: возвращение в Париж. Разве 16 декабря император не отдал ей Елисейский дворец «в пожизненное пользование»? Король Саксонский уже выехал из дворца. Правда, там обосновалась семья Мюрата — до развода Жозефины здание принадлежало ему, но он не имеет права там оставаться. К тому же Наполеон 30 января отвечает ей по этому поводу: «Твое пребывание в Енисейском дворце доставит мне удовольствие, я буду счастлив видеть тебя почаще: ты ведь знаешь, как я тебя люблю». Но Жозефина ничему не верит. С разных сторон ей внушают, что ее присутствие в Париже будет стеснять Тюильри — это вне сомнения — и поставит в затруднительное положение высших сановников особенно сейчас, когда только и говорят что о скором браке императора. Наполеон успокаивает ее: «Я сказал Евгению, что ты больше прислушиваешься к столичным болтунам, чем к моим заверениям, и что нельзя допускать, чтобы тебя расстраивали всяческими россказнями. Я приказал перевезти в Елисейский дворец твои вещи. Ты будешь постоянно наезжать в Париж. Только будь спокойна, довольна и полностью полагайся на меня».

Письмо помечено субботним вечером 3 февраля. На следующий день, в воскресенье, 4-го, в Мальмезон вместе с еще одним письмом возвращается радость. Жозефине разрешено вернуться. Поэтому на той же неделе, с 5 по 11 февраля, она устраивается в Енисейском дворце — на той же неделе, когда Франция прочла в «Монитёре»: «Состоится бракосочетание его величества императора Наполеона, короля Италии, протектора Рейнского Союза, медиатора[132] Швейцарской конфедерации, и ее императорского и королевского высочества эрцгерцогини Марии Луизы, дочери его величества императора Франца, короля Богемии и Венгрии». 7 февраля император пригласил австрийского посла, чтобы сообщить ему о своем решении. Наполеон — это ведь сущий черт в образе человека: с ним не приходится надеяться, что он сам «попросит руки австриячки» и согласится смиренно ждать ответа.

Пока Бертье собирается в Вену, где он будет представлять жениха на свадьбе Марии Луизы, Жозефина, по-прежнему сокрушаясь, жадно собирает в Елисейском дворце вести, доходящие до нее и доказывающие, что ее царствованию пришел конец. Балы следуют за балами. Императора обуяла настоящая страсть к танцам, театру, охоте, и, словно помолодев, он думает только о том, как уложит к себе в постель пухленькую эрцгерцогиню. Он, по-прежнему не слишком учтиво, твердит:

— Я женюсь на брюхе.

30 января 1810 он уже упраздняет уделы своих братьев и детей их в пользу своих прямых наследников. Он строит империю для сына, в появлении которого не сомневается, и 17 февраля делит папское государство на департаменты Тибра и Тразимены, которыми должен управлять будущий король Римский.

Меж тем весь Париж, не говоря уже о поставщиках предметов моды, готовится к предстоящему большому событию. Бывший младший лейтенант артиллерии становится внучатым племянником Людовика XVI и Марии Антуанетты, зятем кесарей! Можно ли сердиться на придворных дам и сановников, когда, навещая бывшую, они думают о новой? Сама императрица-разводка доходит до того, что приглашает к обеду будущих камергеров Марии Луизы. Она их «обхаживает». И они, если верить донесению Фуше, даже «уверяют, что намерены вступаться за нее перед новой государыней».

Какое унижение!

Наполеон «на лету» заглядывает в Елисейский дворец и тут же уезжает: ему все меньше и меньше нравятся покрасневшие от слез глаза. 20 февраля, отправляясь на охоту к Бесьеру в Гриньон, он — не подумав — предлагает бывшей жене сопровождать его. Но Жозефина со своим уже известным нам тактом находит, что подобная выходка была бы не слишком прилична и достойна ее, потому что Мария Луиза уже дня четыре-пять, по меньшей мере, знает о предстоящей ей судьбе. «Твои соображения, возможно, и правильны, — соглашается Наполеон. — Нам, вероятно, будет не совсем удобно в течение первого года находиться под одной крышей».

Жизнь становится все более тоскливой, визиты — все более редкими. Люди почти не огорчились, узнав, что апартаменты «брошенки» опустошены пожаром. В Париже только и говорят что о свадебной корзине, вдовьей части новой императрицы, определенной в четыре миллиона, об исключительно богатом приданом, часть которого вот-вот отправится в Браунау[133], где состоится «передача», скопированная с церемониала, предшествовавшего свадьбе Марии Антуанетты. Жозефина не осмеливается даже выезжать в город из боязни, как бы зеваки не начали ее жалеть, что совсем уж для нее невыносимо. Газеты продолжают сочувствовать ей и, видимо, не без удовольствия перемежают новости об обеих императрицах. Император негодует. «Я же велел вам, — пишет он Фуше, — устроить так, чтобы газеты не упоминали об императрице Жозефине. А они только ею и занимаются. Еще сегодня „Пюблисист“ говорит лишь о ней».

Действительно, «Пюблисист» от 9 марта возвещает об отъезде Жозефины в Мальмезон. Накануне Мария Луиза надела на шею миниатюрный портрет будущего супруга, а на другой день, 10 марта, Наполеон напишет эрцгерцогине: «Я считаю минуты, дни кажутся мне долгими, и так будет, пока я не обрету счастье встретить вас».

Просто немыслимо, чтобы в такой день — встреча намечена на 28 в Компьене — Жозефина находилась у ворот столицы.

Ее нужно удалить.

* * *

7 февраля Наполеону впервые пришла в голову мысль о Наваррском замке около Эвре, где чуть было не поселили принца Астурийского — Фердинанда VII Испанского. Владение обязано своим названием Иоанне Французской[134], графине д'Эвре, королеве Наваррской, которой оно принадлежало. Построенный там ею замок был впоследствии снесен, а в конце XVII века второй граф д'Эвре возвел на этом месте уродливое квадратное здание. Наполеон никогда там не бывал, и это единственное, что извиняет его за отведение самого безвкусного во всей Франции замка милой креолке, чей отменный вкус вошел в поговорку.

Поместье, более или менее законно конфискованное у семейства де Буйон, вот уже год как принадлежало государству. 15 февраля в соответствии с декретом об «отчуждении земель из наследства Буйонов», Наваррский замок был пущен с торгов и куплен министерством двора. 11 марта император подписал жалованную грамоту, возводившую, как при старом режиме, Наваррское владение в ранг герцогства в пользу бывшей его супруги, «дабы дать императрице Жозефине новое свидетельство своего благоволения».

Вот Жозефина и герцогиня!

12-го он уже может написать бывшей жене: «Друг мой, надеюсь, ты будешь довольна тем, что я сделал для Наварры. Рассматривай это как новое подтверждение моего желания быть тебе приятным. Вступай во владение замком, можешь уехать туда 27-го и провести там апрель».

19-го в Мальмезоне скромно празднуют день св. Иосифа. Во вторник, 20-го, император и двор уезжают из Парижа в Компьень дожидаться прибытия Марии Луизы. Наполеон полон лихорадочного нетерпения. Чтобы понравиться молодой девятнадцатилетней жене, он берет уроки танцев у дочери Жозефины. 24 марта он пишет Марии Луизе: «Как я буду счастлив увидеть вас и сказать вам, какие чувства испытываю! Телеграф сообщил мне вчера, что вы простудились. Умоляю вас, полечитесь. Сегодня утром я ездил на охоту, посылаю вам первых четырех убитых мною фазанов как задаток владычице всех моих заветных помыслов. Почему я не могу оказаться на месте посланного к вам пажа и принести вам вассальную клятву, преклонив колено и вложив свои руки в ваши? Представьте себе это хотя бы в мыслях так же, как я мысленно покрываю поцелуями ваши прекрасные руки».