Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фенвик вздыхает: Мириам.
В Суортморе, говорит Сьюзен, Мим утверждает: я лишь буду давать больше тем, у кого и так слишком много, вроде как поить лучшим молоком толстеньких младенцев, а другие пускай голодают. Я сказала ей, что у меня слишком много не было, когда я поступала в Суортмор: мне требовались серьезные клевые преподы и зашибенские соученики, чтобы с ними раскочегарить библиотеку, пока Мимс и ее друзья сжигали все дотла.
Фенн аплодирует.
Я допустила, что детвора громила студгородки, потому что наше правительство громило всю страну и страны других людей. Но все равно. Как бы то ни было, на уме у Мим были только младенцы.
А.
Если я не стану учить синих воротничков, мы с тобой не заведем детей, наименьшее, что я могу сделать, – это взять приемного ребенка у «лодочников»[107] и воспитать из него Борца За Свободу.
Борца За Свободу.
Ага. В основном же Мимс хотелось знать, почему у нас нет детей.
Фенн взял пеленги по терминалу СПГ и атомной электростанции, уже появившейся в поле зрения. Ручной компас-пеленгатор он кладет на пырнутую подушку в рубке. И что ты ей сказала?
Сьюзен разглядывает их двадцать смуглых голых пальцев на ногах, рядком вцепившихся в подветренное сиденье. Почти всю правду. Мы тут уже всё истоптали. Свои чувства касаемо родительства я сравнила с чувствами Кафки по поводу брака: что это не единственное важнейшее в человеческой жизни дело, а мерки у меня для него настолько высоки, что оно заведомо обречено на провал.
М-м. Фенвик внемлет с тщательным интересом: мы тоже тут потоптались – много, если не достаточно. Это почти в самой сердцевине нашего творческого отпуска. Он высказывает догадку, что Мириам тут отметила бы, что миллионам и миллионам обычных людей родительство удается.
Точно. А я ей сказала, что обычные люди и делают это обычно. Она сказала, что я разговариваю как бамперная наклейка. По пути Сверхдитяти я бы с нею дальше не продвинулась – из-за Си и Хо. Я просто снова ей сказала, что мне становиться обычным посредственным родителем неинтересно. Ты как отец вовсе не был настолько уж замечательным, а Манфред был еще хуже, и у Ма все сикось-накось, а про Па кто ж знает? Я лишь подведу себя и моих детей, сказала ей я, и даже замечательного ребенка – а никакой другой вариант детки мне не сгодится, да и тебе тоже. Тра-ля-ла – ну его нафиг. Но я этого терпеть не могу. Моя жизнь пуста и глупа.
Мим ты этого не сказала.
Еще как сказала. Мы друг дружке все рассказываем. Как бы там ни было, она знает, что смысл для меня имеют только ты, она и преподавание. Кроме Ма, Бабули, Шефа и Вирджи, Си и Эдгара и еще литературы.
Фенвик замечает, уже не впервые, что это примерно с десяток пунктов. У скольких людей настоящий смысл имеет десяток пунктов?
И Сьюзен отвечает, сходным же манером не впервые: Но они не наши; никакое они не потомство. Отчего Бабуля еще жива? Что движет Ма в ее старости? Если ты не религиозен, или не какой-нибудь настоящий художник или ученый, или государственный деятель, у тебя либо дети, либо ничего.
Фенн размышляет, но не замечает, что из трех потомков Кармен Б. Секлер только про Сьюзен можно сказать, что у нее больше духовного прибытка, чем затрат, больше нахеса, чем цуриса. А его собственные отношения с его единственным ребенком, некогда и впрямь теплые, значительно остыли с его разводом и повторным браком[108].
Сью завершает свой отчет вздохом: И вот теперь мы ждем не дождемся, когда увидимся друг с дружкой – дома у Ма. Я сказала Мимс, что на борт ей хода нет больше никогда. Она понимает.
Мы идем бейдевинд. Теперь нам предстоят пять с половиной миль к весту, снова через весь Залив к Калверт-Бичу, прямо под градирни «БГиЭ», откуда мы сможем проложить наш следующий левый галс прямо к Тилмену или Тополиному, как получится. Сьюзен целует Фенна в плечо. Извини, что весь разговор на себя свински перетянула. Что ты выяснил у Дуга? Ой, забыла тебе сказать: Мимс говорит, что ей кажется – Ма теперь будет делать что-то секретное для Компании. Ну и секрет, если она о нем болтает по платному телефону из бара. Я ей сказала, что паранойя у нее усугубляется. Тебе не смешно.
Не-а.
Фенвик!
Утро согревается, но рубашки снимать еще рановато. Фенн сверяется с лагом: от четырех с половиной до пяти. Этого галса хватит, чтобы изложить всю повесть.
Он итожит их беседу с Дугалдом Тейлором, опустив призыв Дуга двурушничать, тот слух о вызывающем сердечные приступы средстве, о чем он полувсерьез рассуждал сразу до своей поездки, и его кардиологической тревоге в автобусе обратно, но верно передав предполагаемый призыв, адресованный Кармен Б. Секлер, и жуткую наживку. Сьюзен с ним рядом – вне себя; на миг где-то посреди фарватера Фенн воображает, что она может на него и кинуться.
Она визжит: Что мы тут делаем? Как ты мог не сказать мне этого сразу? Высади меня с этой сраной игрушки!
Он потрясен. Что она имеет в виду, он вскорости понимает: по ее мнению, нам следует осадить Чилийский отдел Государственного департамента, к примеру, а не прохлаждаться по Чесапикскому заливу. Ему даже не следовало возвращаться на остров Соломона, а вместо этого прислать за ней и за Кармен. Нам втроем не следует давать ни секунды покоя ни нашим конгрессменам, ни чилийскому послу, ни кому другому, по должности способному помочь, пока слух о том, что Гас жив, не подтвердится и его безопасность не будет обеспечена. Господи, господи, чуть не орет на него она: Сними меня отсюда! Гас! Мы хотя бы должны быть с Ма! Ох, бедный Мандангас!
Понять ее чувства несложно; а вот отношение ее
- Мой муж Одиссей Лаэртид - Олег Ивик - Русская классическая проза
- Посторонний. Миф о Сизифе. Калигула. Записные книжки 1935-1942 - Альбер Камю - Драматургия / Русская классическая проза
- Загадки этажом ниже (СИ) - Патрацкая Наталья Владимировна - Остросюжетные любовные романы
- Том 17. Записные книжки. Дневники - Антон Чехов - Русская классическая проза
- Совсем не женская история. Сборник рассказов - Магдалина Вячеславовна Гросс - Русская классическая проза
- Точка невозврата - Николай Валентинович Куценко - Русская классическая проза
- К солнцу - Лазарь Кармен - Русская классическая проза
- Молния. История о Мэри Эннинг - Антея Симмонс - Биографии и Мемуары / Детская проза / Русская классическая проза
- Одиссей Полихроніадесъ - Константин Леонтьев - Русская классическая проза
- Точка. Книга 3 - Кира Уайт - Любовно-фантастические романы / Остросюжетные любовные романы / Периодические издания