Хильдегарда. Ведунья севера (СИ) - Шёпот Светлана Богдановна

Сразу же, как буря закончилась, обеспокоенный мужчина побежал искать сына и нашел. Далеко ребенок не ушел. Он кружил недалеко от дома, пока мог двигаться, а потом явно свалился без сил. И пусть во время бури температура была не такой низкой, но ребенку хватило лежания в снегу, чтобы обморозиться.

Я не стала удивляться, что мальчика принесли в замок. Слухи обо мне как о ведунье уже разошлись по округе.

Вылечить ребенка было очень сложно, но мне это удалось. Я даже смогла сохранить ему конечности. Помогло заклинание возвращения. Конечно, в моем исполнении.

После этого случая отношение ко мне в замке снова поменялось. Исчезла настороженность и напряженность. Дети – святое. И моего участия в судьбе мальчика хватило, чтобы навсегда вычеркнуть меня из списка ведьм. Для всех я стала светлой ведуньей.

Люди верили – если я не отказалась и спасла ребенка, значит, у меня большое и доброе сердце, которое никогда не повернется в сторону зла.

Этот мальчик стал первой ласточкой. Несмотря на мороз, из ближайших деревень в замок потянулись больные люди. Хельга предложила брать с них деньги за лечение, но я отказалась. Это может только разрушить репутацию, поэтому я приказала брать любое изделие, которое способен изготовить человек своими руками. Разрешалось отдариваться изделиями, сделанными руками родственников. Мне ведь нужны мастера? Нужны. А как их найти? Это был шанс отыскать редких мастеров, тех же резчиков по дереву или по камню.

Конечно, люди не пошли сплошным потоком. Поначалу приходили не больше пары человек в неделю. Потом стало больше, поэтому я попросила пускать ко мне двух человек в день, исключение – если случай запущенный и тревожный.

Лечение меня совершенно не напрягало. Наоборот, мне нравилось разговаривать с людьми, узнавать через них окружающий мир. К тому же я могла тренировать свою магию. Не всегда хватало простого заклинания возвращения.

Тору не слишком нравилось происходящее. Поначалу он лично наблюдал за лечением, явно опасаясь нападений на меня, но потом слегка расслабился, правда, охрану так и не убрал.

Любого постороннего человека не допускали до меня в той одежде, в которой он приходил. Всех – и женщин, и мужчин, и даже детей – раздевали догола. Тор опасался, что вместо больного однажды придет человек Хтории и пронесет в одежде нож.

Я не перечила, позволяя мужу заниматься моей безопасностью.

Кстати, отец Уллы оказался настоящей находкой, которую я не спешила выпускать из замка. Вот бывают же люди на самом деле талантливые. Иногда кажется, что такие, как Аргус, способны своими руками сделать все, что угодно.

Поначалу я попросила мужчину изготовить смесь, которой можно затереть стены, да так, чтобы покрытие потом не потрескалось и не осыпалось со временем. Я не знаю, что он там намешал, но замазка вышла изумительной, не белой, а приятного светло-орехового цвета. Ложилась она ровно, а после того, как высохла, и не подумала отваливаться или трескаться. Для эксперимента я даже поковыряла ее ножом. Пришлось приложить усилия, чтобы оставить царапину.

Вскоре после этого большинство коридоров сменило унылый каменный цвет на приятный светлый. Факелы все еще напрягали меня, но не так сильно.

Незадолго до февральского мороза была готова первая лоскутная картина. Йон сотворил самый настоящий шедевр из дерева. Да и женщины не уступили в мастерстве. Картина вышла притягивающей взгляд, необычной и весьма красивой. Даже воины прониклись. После того как ее повесили в коридоре, еще с неделю к ней ходили все, кто только мог, чтобы полюбоваться.

После первой удачи дела пошли веселее. Все уже понимали, что и как делать, поэтому ткани резались смелее, а иглы мелькали быстрее.

Аргус же поразил нас своим гончарным талантом, когда, слегка стесняясь, показал вышедший из-под его руки кувшин. Это был настоящий фарфор! При этом покрытый глазурью. Я просто не могла поверить, что в это время возможно сделать что-то подобное, ведь обжигать фарфор нужно при очень высокой температуре. Но потом я вспомнила, что в моем прошлом мире китайцы тоже умудрились открыть фарфор очень рано. Правда, мир узнал о фарфоре только в тысяча семьсот каком-то там году с подачи немцев. Или это были французы? Сейчас уже и не вспомню. Да и не интересовалась я этим особо, так, ради интереса глянула как-то в интернете, а на следующий день, удовлетворив минутное любопытство, забыла.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

В общем, терять такого специалиста никак нельзя. Узнают другие, точно сманят, а значит, надо организовать достойные условия для этого замечательного и рукастого человека.

Чем сильнее грела звезда на небе, тем больше уставал Тор. Несмотря на витающее в воздухе напряжение, люди не выглядели угрюмыми и встревоженными. Так было до двадцатого марта.

В этот день умерла Рагна.

Она ушла тихо. Я была в тот момент рядом с ней. Рагна еще раз напомнила о времени, пожелав мне не повторять ее ошибку, а потом облегченно вздохнула – глубоко так, сладостно, будто только что распробовала вкус воздуха, – и на выдохе закрыла совершенно белые глаза. Больше их она не открыла.

Людей здесь хоронили по-разному.

Простолюдинов и воинов – закапывали в землю. Правда, никаких крестов не ставили, да и холмики поверх могилы не накидывали. Наоборот, старались сделать так, чтобы на земле ничего не было видно. В изголовье ставили прямоугольный обтесанный камень высотой в полметра. На нем и выбивали имя.

Ярлов и членов их семей сжигали на костре из бревен. Ведуний, если они умерли вблизи людей, ждало такое же погребение.

Почему сжигали только знать и ведуний? Потому что деревьев в этих горах было еще меньше, чем мягкой, пригодной для погребения земли.

Сегодня было как никогда тепло. Мы стояли недалеко от костра, провожая старую Рагну в последний путь. Пламя взмывало вверх, казалось, до самого угрюмого неба. Сгорающее дерево щелкало, отчего так и хотелось вздрогнуть.

Когда подул ветер, сбивая пламя в сторону и открывая очертания лежащего тела, меня будто кто-то толкнул в спину. Я сделала шаг вперед, ощущая себя так, словно вмиг оказалась где-то под водой на глубине. Тугие струи воздуха огибали мое тело и гудели. Или это гудело пламя костра? Не могу сказать.

Мой взгляд затуманился. Я и сама не заметила, как вскинула руки и запела. Эта была песнь-просьба. Я просила богов принять душу Рагны. Ощущение того, что без этого дух старой ведуньи так и будет маяться по земле, было настолько сильным, что я непроизвольно вложила в свои слова неимоверное количество силы. Все вокруг пошло рябью, задрожало, заставляя слегка забеспокоиться.

Оранжевый огонь взметнулся еще выше и окрасился зеленым. Я, не моргая, наблюдала, как внутри него что-то заискрилось. Никто не вышел оттуда, небеса не разверзлись, не открылся никакой портал, но все равно я ощутила давящее чужое присутствие. Эта чужеродная сущность обратила свой взор на меня. Прошло всего лишь мгновение, но мне показалось, что меня вывернули наизнанку, рассмотрели со всех сторон, взвесили, и только потом вернули все обратно.

Я даже толком не поняла, насколько неприятно это было, как все пропало. Реальность резко обрела прежнюю четкость. На короткий миг мне показалось, что мои действия были одобрены, а еще я уловила что-то вроде согласия. Сложно выразиться точнее, слишком туманным и неясным было чувство. Оно лишь кольнуло где-то под сердцем, а потом растворилось без следа, оставив после себя только едва ощутимый шлейф.

Судорожно втянув носом воздух, я пошатнулась, сразу же ощущая на плечах руки мужа.

– Ты в порядке? – прогудел над ухом его взволнованный голос.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Сглотнув, кивнула, озираясь по сторонам. Все смотрели на меня, но во взглядах людей я не видела страха или неприязни. Не скажу, что меня сильно волновало их отношение, но мне совсем не хотелось заново добиваться их расположения.

– Идем домой, – Тор приобнял меня за плечи одной рукой и повел в замок.

Когда за нами почти закрылась дверь, я всё-таки обернулась, бросая последний взгляд на погребальный костер. Сейчас в нем не было ничего необычного.