Иван Болотников Кн.2 - Валерий Замыслов

— Добрый лучник и в ордынец не промажет. Этот же худой… худой у Шубника лазутчик, — жестко произнес Болотников.

— Нам наука. Царь на любую пакость горазд. Поопасись без кольчуги ездить, Иван Исаевич. Да и без охраны тебе боле нельзя. Рать велика, недругу легко затеряться. Остерегись!

— Не каркай! — сердито оборвал Болотников, пересаживаясь на другого коня, и не понять было: то ли он осуждает осторожного Аничкина, то ли злится на коварство Шуйского.

Аничкин, не дожидаясь согласия воеводы, приставил к нему неотлучную охрану.

— Не поддаются, Авдеич? Ужель так ворота крепки?

— Крепки, Иван Исаевич. Одну створку разбили, другая держится. Поди, железом в пять вершков обили. Ни с места! — сокрушался Рязанец.

Иван Исаевич подошел к «Пасынку», самой крупной и тяжелой чугунной пушке весом в пятьсот пудов.

— А ну-ка подай ядро, ребятушки.

— Погодь маленько, воевода. Руки обожгли.

Пушка пыхала жаром, не дотронись. Один из пушкарей плюнул на ствол. Слюна зашипела и тотчас сварилась.

— Ого! Злее индюка. Знать, досталось Пасынку, ребятушки?

— Досталось, воевода. Почитай, полдня ухает. Теперь ни ядра вложить, ни зелья насыпать. Жаровня!

Принялись поливать пушку водой из кожаных мехов. Когда Пасынок остыл, Иван Исаевич подошел к груде каменных ядер. Облюбовал одно, поднял, понес к орудию. Пушкари переглянулись. Силен воевода! В ядре четыре пуда. Закатывали в дуло вдвоем, этот же один управился. Силен!

— Сколь пороху, Авдеич?

— По весу ядра. Но сьщлем на три фунта мене. Опасливо.

— Сыпь по полной!

Лубяным коробом (мерой) насыпали в пороховник четыре пуда зелья. Болотников зорко глянул на вражьи ворота, прицелился, обернулся к пушкарям.

— Понизь дуло на пару вершков, ребятушки.

Понизили. Иван Исаевич вновь прицелился. Кажись, ладно. Терентий Рязанец протянул фитиль.

— С богом, воевода.

Болотников приложил фитиль к запальной дыре. Сверкнуло пламя, горячим дыхнуло в лицо, затряслась колесница. Ядро прокорежило ворота, сбило створку, уперлось в железную полосу.

— Шалишь бердыш, пробьем! А ну добавь, ребятушки, полпуда зелья.

Пушкари замешкались, глянули на Рязанца, тот молвил строго:

— С пушкой не балуют, Иван Исаевич. Разорвет.

— Сыпь! Буде ядра переводить. Не палим — щекочем. Сыпь, Авдеич!

Но Рязанец и с места не сдвинулся. Тогда Болотников сам подошел к зелейной бочке, насыпал короб, понес к пушке. Дорогу загородил стремянный.

— Не пущу, батько. Разорвет!

Норовил остановить воеводу и Матвей Аничкин, но Болотникова было не удержать.

— Прочь! — зыкнул он, хватаясь за факел.

— Ну дай хоть я запалю! — взмолился Секира. — А ты отойди. Ну дай же, батько!

— Прочь! — отшвырнул стремянного Болотников, опуская фитиль на запальник.

Страшный, оглушающий взрыв громыхнул на десяток верст. Многопудовая каменная глыба пробила створки и железное оградище. Ворота рухнули. К Болотникову, пошатывающемуся в клубах едкого вонючего дыма, подскочил Секира.

— Цел, батько? Знатно вдарил!

Но Иван Исаевич ничего не слышал: заложило уши, Глянул на крепость, хрипло закричал:

— На Болхов, на Болхов, други!

Глядач, давно ожидавший воеводского приказа, замахал с дозорной вышки трухменкой с красным шлыком. Сигнал увидел Передовой полк Федьки Берсеня, стоявший против вражеских ворот. Повольники: с бревнами, колодами, хворостом, кулями с землей — хлынули ко рву. С дымящихся стен заухали выстрелы пушек и пищалей, пистолей и самопалов, полетели тучи стрел.

— Бей воров! — орал из-за бойницы Афанасий Пальчиков.

— Ворота, ворота заделывай! — кричал болховский воевода.

Но к воротам уже подбегали сотни повольников с мечами и копьями. Другие же, одолев ров, бросились с длинными штурмовыми лестницами к стенам. Заделать пролом вышибленных ворот болховцы не успели: по кулям и колодам лезли оружные казаки, лезли дерзко, неустрашимо, напирая на стрельцов. Лезли, прикрываясь щитами, на стецы. На повольников лили горячую смолу, кипяток, сбрасывали кади, бочки, телеги… С криками, воплями, стонами падали под стены, но на смену павшим поднимались все новые и новые сотни болотниковцев. Да вот и сам Большой воевода, высоченный, могутный, в легкой серебристой кольчуге, ринулся с тяжелым мечом к воротной башне. Кинул зычно:

— Побьем царевых псов! Круши-и-и!

Удвоились, утроились силы ратников: сам воевода впереди, не остался в стане, в сечу кинулся.

— Круши-и-и! — вырвалось из тысячи глоток.

Стрельцы, преграждавшие проем ворот, попятились.

Но тут подскочил Афанасий Пальчиков в железной шапке-мисюрке и в панцире. Размахивая саблей, увлек стрельцов на болотниковцев.

— Не впущать, не впущать воров! Рази богоотступников!

Рассек саблей повольника, заслоняясь от копья щитом, рубанул другого. Большой, неустрашимый, отчаянно полез на рвущуюся в ворота крамольную рать.

«Лихо рубит, дьявол!» — углядев воина в панцире, чертыхнулся Болотников. Напродир, валя направо и налево стрельцов, кинулся к осатаневшему Пальчикову. За ним — Устим Секира, Матвей Аничкин, Мирон Нагиба…

Пробившись к Пальчикову, Болотников гаркнул:

— Повольников бить, пес!

— Сам пес! — рявкнул Пальчиков, отражая щитом удар Болотникова. Щит разломился надвое, но Афанасий не струхнул, не попятился за спины стрельцов. Сабля его вновь взметнулась над головой. Пришел черед прикрываться Болотникову. Удар был настолько тяжел, что сабля Пальчикова не выдержала и переломилась, в кулаке Афанасия осталась лишь рукоять. Но и обезоруженный, Пальчиков не отступил. Понимая, что гибель неизбежна, он пошел на Болотникова с обломком сабли.

— Не жить и тебе, святотатец! Не гулять по Руси!

Болотников поднял меч. Враг стоял перед ним гордый и бесстрашный.

— Живьем пса! Казним принародно.

На Пальчикова навалились повольники, сбили наземь, связали. Болотников же вновь кинулся в самую гущу стрельцов. Служилые натиска не выдержали, рассыпались. В город бурным, неудержимым потоком влилась народная рать.

Сникли на стенах. Царево воинство, бросая оружие, сдалось. Болхов пал.

Убитых ратников хоронили в братской могиле. Войсковой поп Никодим густо и скорбно пел заупокойные молитвы. Иван Исаевич молчаливо застыл у края могилы; стоял без шапки, в черном суконном кафтане.

Хоронили не в поле, а на кладбище кремля. Волховский соборный поп, узнав о намерении Болотникова, недовольно изрек:

— В кремле простолюдинов не погребают. Укажи захоронить на слободском погосте, воевода.

— В кремле!

Поп рогатым посохом застучал.

— Не дозволю! У соборного храма покоятся усопшие из великородцев и пастырей духовных. Так по всем градам заведено. Не дозволю старину рушить!

— Дозволишь! Потеснятся твои высокородцы, — отчужденно молвил Болотников и, не глядя больше на попа, приказал: — Несите погибших.

Батюшка Никодим отпевал павших ратников; струился ладанный дымок из кадильницы. Иван Исаевич повел глазами по соборной звоннице. Колокола молчали. Зло подумалось: «Небось, кабы боярина хоронили, все бы храмы заупокойно гудели». И едва Никодим завершил панихиду, как Болотников приказал:

— Позвать звонарей на колокольни! Пусть с честью и славой отправят погибших!

Вскоре гулко и уныло загудел большой соборный колокол; редкие, тягучие удары его разбудили, остальные звонницы. Скорбный звон поплыл по Волхову. Батюшка Никодим, прослезившись, крестообразно посыпал на убитых землей и пеплом из кадильницы, полил елеем.

— Со святыми упокой. Прими, господи в царствие небесное.

Болотников повернулся к рати.

— Поскорбим, други. Пали славные сыны державы. Пали за землю и волю, за житье доброе. Жертвы горестны и тяжки, но без крови лучшей доли не добудешь. Впереди — новые сечи! Так поклянемся же перед павшими, что никогда не выроним из рук карающего меча. Смерть кабальникам!

— Смерть! — мощно прокатилось по рядам повольников.

Сменив черный кафтан на красный, Болотников поехал к приказной избе, где дожидались воеводского суда стрельцы и дворяне.

Пальчикова признали юзовские мужики, влившиеся в рать Болотникова. Закричали:

— Вот кто сосельников порубил! Попался, зверюга!

Раздались недовольные голоса и со стороны посадских:

— Вестимо, зверюга. Сколь людей в слободах загубил!

Болотников поднялся на рундук. Площадь смолкла, ожидая воеводского слова.

— Сии баре не захотели служить царю Дмитрию. Что для них истинный государь, кой помышляет дать народу землю, волю и суды праведные? Он для них враг! Баре с оружьем в руках встретили народное войско. Они не щадили ни казака, ни мужика, ни холопа. Двести повольников полегли от барской сабли. То кровь немалая! Пусть же захлебнутся в ней кабальники!