Честное пионерское! Часть 4 (СИ) - Андрей Анатольевич Федин

встретимся на «Дворце спорта»! Полчаса там простояли. Задубели совсем. Так бы и говорил, что собираемся около «Ленинского»! Повезло, что Зою увидели. Она нам и сказала, где тебя искать. Бежали потом к тебе, как стадо бизонов на водопой! Ну… хоть согрелись — и то хорошо.

— Спасибо, — сказал я.

Зоя будто случайно прикоснулась губами к моей руке. Или, действительно, случайно? Я увидел на лице Каховской улыбку — улыбнулся девочке в ответ. Приподнял голову, огляделся. Взглянул на собравшихся вокруг меня мальчишек и девчонок — те притихли, словно по команде. Замолчали даже Вовчик и Ковальски (Эдик прижимал руку к боку, ушибленному вчера на занятиях по самбо). Я пробежался взглядом по румяным от мороза лицам. Дети разглядывали меня с любопытством — мои «припадки» были для них в новинку. Слава Дейнеко мне подмигнул (сдвинул на затылок ушанку). Света Зотова и Лера Кравец поглядывали на меня с жалостью в глазах, будто на раненого котёнка. Я сообразил, что вижу всю «третью» группу в полном составе: и тех, кого не встретил на вчерашней тренировке.

— Как вас много, — произнёс я.

— Мы с Эдей вчера вечером всех пацанов из нашей группы обзвонили, — сообщил Олег Васильев. — Ещё бы! А как иначе? Если бы мы их с собой не позвали — парни бы на нас обиделись! Точно тебе говорю! Я бы и сам такого не простил. Да и ты, Миха тоже. Ведь так? Это ж не в школу идти; и не на тренировку!..

Я понял, что уже слышал от Лежика похожие слова — это было в той, в прошлой жизни. Сообразил: я ещё утром очень надеялся, что услышу их снова. Мысленно обратился к Каховскому. Сообщил «дяде Юре», что больше не действую «в одиночку». Напомнил ему о словах Архимеда: о том, как учёный намеревался «сдвинуть Землю». Сказал, что у меня теперь есть «точка опоры» — вот эти мальчишки и девчонки из «третьей» группы (а ещё Вовчик, Паша Солнцев и Валера Кругликов): «верховцевские». «Дядя Юра, — отправил я Каховскому мысленный посыл, — буду ли сдвигать Землю, я ещё не решил. Но теперь точно знаю, что способен на это». А ещё я понял, что именно сейчас сделаю. Поднялся на ноги. Справился с головокружением (Зоя Каховская придержала меня под руку). И пожал руки всем юным спортсменам.

«Стану пожимать им руки хотя бы раз в месяц, — пообещал я сам себе. — И все эти мальчики и девочки проживут много лет». Будут они счастливы или нет — то, как получится (гарантировать им счастье я не мог). Но я не сомневался: они продолжат жить. Даже те, кто не сумел это сделать в «тот» раз. Они сами помогут мне их спасать. А ещё я подумал о том, что Лежик правильно сказал: мы — команда. Пообещал сам себе: постараюсь, чтобы наша общая «опора» с каждым годом становилась всё прочнее. И чтобы мы уберегли жизни всех, кто нам не безразличен. Я решил, что в этой жизни не буду бродить среди памятников с портретами и фотографиями моих друзей и родственников. Близким мне людям места на кладбище понадобятся нескоро. Не раньше, чем мне. «Теперь прослежу за этим», — мысленно произнёс я.

* * *

После прогулки по скудно освещённым аллеям около Дворца спорта самбисты из «третьей» группы не разошлись по домам: я пригласил их «пить чай». Согласились почти все (даже Слава Дейнеко, и даже Эдик Ковальски, который безостановочно потирал ушибленный бок). Вовчик сунул мне мятый конверт с деньгами («тёте Наде за боксёрские рубашки») — мальчик избавился от денег, словно те обжигали ему руки. Я выдернул из конверта пять рублей — отправил Вовчика в кулинарию за пирожками. И повёл говорливую компанию юных спортсменов не к Наде Ивановой, а в квартиру Солнцевых. Надеялся, что не сильно ошарашу Павлика нашим визитом. Но решил, что уже сегодня «волью» в команду верховцевских двух борцов из младшей группы: Павла Солнцева и Валерия Кругликова (на несколько лет раньше, чем это случилось в «прошлый» раз).

По дороге к папиной квартире, я всё же заскочил домой — оставил там набитый купюрами конверт и сумку с «Вальтером». А заодно поинтересовался у печатавшего на машинке Виктора Егоровича, можно ли сегодня привести к нему домой (ненадолго) нескольких приятелей-спортсменов. Я не уточнил количество детей, скрывавшееся за словом «нескольких». Поэтому Виктор Солнцев согласился. А я взглянул на торчавший из печатной машинки лист бумаги. Вверху наполовину заполненной печатными буквами страницы заметил короткую надпись: «Глава 1». Улыбнулся: отметил, что Надя всё же усадила своего жениха за работу — не позволила ему «тянуть» с началом новой книги до субботы. Вспомнил о шумной ватаге ребятни, что дожидалась меня внизу (около подъезда) — подумал, что количество поклонников папиного таланта скоро прибавится (ещё до «выхода» книг).

Паша встретил нас, приоткрыв рот. Но не испугался и не растерялся. Мальчик тут же достал с полок серванта пыльные чашки из чайных сервизов, подаренных его родителям на свадьбу. Поставил на плиту оба эмалированных чайника. Зоя и Лера Кравец вызвались «накрыть на стол». Вслед за нами явились Вовчик и Света Зотова («дама сердца» проконтролировала, чтобы её «рыцарь» не потратил деньги «на всякую ерунду»). Они выгрузили на кухонный стол с полсотни пирожков и булочек. А потом случилось то, чего я сегодня никак не ожидал: меня снова заставили читать вслух. Пока другие гости Солнцевых уминали выпечку, я сидел в кресле и озвучивал папину повесть-сказку «Игорь Гончаров в школе магии и волшебства» — с самой первой главы. И мысленно ругал себя за то, что шепнул Вовчику: «Виктор Егорович уже работает над второй книгой».

* * *

Домой я вернулся охрипшим, но довольным. И озадаченным: самбисты из «третьей» группы (все, кто был сегодня в гостях у Павлика) изъявили желание прослушать продолжение истории о приключениях юных советских волшебников. Причём, они решили, что «дружным коллективом» наведаются к Солнцевым уже в эту субботу: после тренировки в «Ленинском». Пашка им в ответ нерешительно улыбнулся… и кивнул. А вот я сомневался, что папу порадует это известие. Потому что такое количество народу едва помещалось в его квартиру. А «любимый мамин» сервиз уже сегодня недосчитался одной чашки. Но выход из создавшейся ситуации по дороге домой я так и не придумал. Решил посовещаться с «родителями». А те, словно прочли мои мысли: встретили меня в прихожей. Надежда Сергеевна нервно заламывала руки. Виктор Егорович указательным пальцем поправлял очки (он редко надевал их дома) и тыльной стороной ладони потирал нос.

— Миша, что это? — спросила Надя.

Я сбросил ботинки — не поленился: руками поставил их на обувную полку.

— Миша, ты меня слышишь⁈ — сказала Иванова.

Она повысила голос, что делала редко (и никогда — на меня).

— Слышу, — сказал я.

Посмотрел на часы (программа «Время» только началась). Осмотрел свою одежду (не обнаружил на ней ни грязи, ни грязных пятен). Заглянул в зеркало (не красавец, но и без синяков и ссадин).

Спросил:

— Что не так?

Надя схватила меня за руку и потащила в маленькую комнату. Грубо и бесцеремонно. Ногтями оцарапала мне запястье. Я удивлённо вскинул брови. Не сопротивлялся (от неожиданности). Едва не распластался на полу, когда задел ногой деревянный порог. Едва ли не ввалился в свою спальню (врезался ногой в кровать — зашумели пружины). Услышал, как за моей спиной смущённо покашлял Виктор Егорович. Надежда Сергеевна подвела меня к письменному столу. Я почувствовал в воздухе запах оружейного масла ещё до того, как увидел расстеленную на столешнице тёмную тряпку и лежавший на ней пистолет. Сердце дрогнуло, но тут же успокоилось. Потому что я вспомнил, что разрядил оружие (вынул магазин) перед тем, как повёл самбистов в гости к Павлику (и даже убедился, что не оставил патрон в патроннике). В свете настольной лампы пистолет выглядел вовсе не грозно — походил на красивую (пусть и не новую) игрушку.

— Что это? — повторила Надя.

Она указала на «Вальтер».

— Это немецкий самозарядный пистолет калибра девять на девятнадцать миллиметров, — ответил я. — «Вальтер П38». Серийно выпускался с тысяча девятьсот тридцать девятого по весну тысяча девятьсот сорок пятого года…

— Миша!..

Надя Иванова топнула ногой.

Виктор Егорович вновь кашлянул.

— Откуда он у тебя⁈ — спросила Мишина мама.

Она пальцем указала на рукоять пистолета.

Я вздохнул.

В голове промелькнули слова из стихотворения Корнея Чуковского (изредка их повторяли мои сыновья): «Откуда? От верблюда…»

Сказал:

— Не переживай, мама. Я не украл этот пистолет. И не задумал никаких глупостей. Завтра я задержусь после школы: загляну в гости к генерал-майору Лукину. Отдам ему этот «Вальтер».

— Зачем? — спросила Надя.

Она выпустила