Знак Наполеона - Джеймс Твайнинг

— Ненавижу французов, — выругался Тревис, как только Ферра положил трубку.

— Хорошая новость в том, что они тебя тоже терпеть не могут, — с улыбкой заверил его Стоун.

— Этого не случилось бы, если бы мы дали ей хоть какую-то помощь, — раздраженно произнес Грин. — Вместо этого мы бросили ее в свободное плавание и не оставили выбора, кроме как попытаться самостоятельно выбраться.

— Мы не могли позволить действиям одного агента скомпрометировать бюро или администрацию, — напомнил Стоун. — Агент Брауни уже доставила нам достаточно проблем с прессой. Представьте, что будет, если до какого-нибудь репортера дойдет информация, что вы пытаетесь уладить дело с французами! Мы должны играть по правилам, иначе нам не поздоровится.

— Если бы выяснилось, что она причастна к краже, Брауни потянула бы за собой на дно все Бюро, попытайся мы ей помочь, — согласился Тревис. — И даже если она невиновна — о чем она, черт возьми, думает, играя в Бонни и Клайда? Я знаю, что это не мое дело, но что скажут наши финансовые партнеры?

— Ты чертовски прав, это не твое дело, — резко ответил Грин. — И мне плевать на партнеров. Сейчас я хочу, чтобы ее нашли. Поднимайте людей, привлекайте Лэнгли[31], если нужно. Мне плевать. Если она действительно замешана во всем этом дерьме вместе с Кирком — поверьте, я первый передам ее французам в подарочной упаковке. Но если там происходит хоть часть того, о чем она говорила, я хочу это знать.

Глава шестьдесят первая

Рю де Шаронн, Одиннадцатый квартал, Париж, 23 апреля, 15:10

Том зашел в спальню Сесиль Леви и остановился; из-за закрытой двери ванной доносился шум воды и просачивались тонкие струйки пара. Платье лежало на полу, там, где его сбросили. На незаправленной кровати лежал журнал, с обложки которого загадочно улыбалась «Мона Лиза».

Открытая дверца гардероба демонстрировала две полки сумочек, каждая была бережно спрятана в защитный чехол. Под ними друг на друге стояли коробки с обувью с прикрепленными полароидными снимками содержимого. Выше находилась одежда Сесиль, в упаковках, предоставляемых химчистками.

В отличие от порядка в шкафу возле кровати царил хаос: вперемешку валялись сигареты, солнечные очки, ключи, губная помада, мобильный телефон, полупустая бутылка джина и небольшая пляжная фотография маленькой Сесиль с родителями.

Том задумался, что лучше отражало внутренний мир Леви — холодная военная аккуратность гардероба или эмоциональный беспорядок вещей на прикроватной тумбочке? Возможно, и то и другое. Сигареты и алкоголь, наверное, позволяли ей построить мост между двумя состояниями или, что более вероятно, быстро переключаться с одного на другое.

Том положил мобильный телефон сотрудницы Лувра в карман, чтобы Леви не попыталась им воспользоваться, подошел к двери в ванную и медленно открыл ее. Постепенно пар рассеялся, и Том смог разглядеть женский силуэт по другую сторону занавески. Он вошел внутрь и закрутил кран с горячей водой. Через несколько мгновений Леви выругалась и быстро выключила душ. Отдернув шторку, она потянулась за полотенцами и закричала, увидев Тома, протягивавшего ей одно из них. Сесиль в ужасе прикрылась занавеской.

— Вылезай, — приказал Том, бросив ей полотенце. — Нужно поговорить.

Через несколько минут Леви, заметно нервничая, вошла в гостиную, где ее ждали Том и Дженнифер. Она была одета в платье, которое Том видел на полу в спальне, блестящие волосы были откинуты со лба солнцезащитными очками. Том почувствовал: Леви комфортнее при мысли, что в любой момент она может закрыть ими глаза.

— Что вам нужно? — Прижавшись спиной к стене, она бросала полные надежды взгляды на входную дверь. Сигареты Леви взяла с собой, прикурила, ее пальцы заметно дрожали во время первой долгой затяжки. Отсутствие макияжа делало лицо женщины каким-то блеклым.

— Помните агента Брауни? — Том кивнул в сторону Дженнифер.

— Значит, Ферра был прав. — Улыбка Леви была натянутой, почти горькой. — Вы обдурили нас.

— Это меня обдурили, — поправила ее Дженнифер, покосившись на Тома.

— Спрашивать, как и почему, будем потом, — твердо сказал Том. — Сейчас нам нужна кое-какая информация.

— Какого рода? — спросила Леви мрачным голосом.

— «МонаЛиза». О том, что на самом деле известно Лувру.

— Ферра нам ничего не сказал.

— Я говорю не о краже, а о том, что картина оказалась подделкой. Я хочу знать, каким образом все эти годы Лувр мог выдавать копию девятнадцатого века за оригинал, принадлежавший кисти да Винчи?

— О чем вы? — Дрожащей рукой Леви прикурила еще одну сигарету от полувыкуренной предыдущей.

— Мы провели анализ. Мы знаем.

— Это что, очередная уловка? — рассмеялась она, но Том заметил в ее голосе истеричные нотки.

— Берлинская лазурь на картине пятнадцатого века? — пошел в наступление Том. — Неплохая уловка, правда?

— Плохая работа реставраторов, — пожала плечами Леви, чуть высунув язык, словно пыталась избавиться от попавшего в рот волоска. — Люди не всегда работали так осторожно, как сейчас.

— О, я не сомневаюсь, что сейчас вы предельно осторожны. Ведь никто не должен подобраться к картине настолько близко, чтобы иметь возможность тщательно ее осмотреть.

— Не говорите ерунду, — бросила Леви, открывая окно, выходящее на узкий балкон. Она сделала глубокий вдох, ее розовые ноздри слегка побелели.

— Неужели? Я придумал результаты анализа «Моны Лизы», опубликованные Лувром в 1914 году? Или те, что мы получили вчера и на которых не обнаружили нижнего слоя?

Леви ничего не ответила, стоя спиной к Тому и Дженнифер и лицом к открытому окну, закусив нижнюю губу. Сигарета чуть подрагивала в ее пальцах.

— Думаю, Лувр все это время знал, что «Мона Лиза» — подделка, — продолжал Том, сделав шаг вперед. — Но не мог признаться в этом. Какой кошмар для большого количества очень важных людей, не так ли?

Повисла долгая пауза. Леви подалась вперед и затушила сигарету о пепельницу на кабинетном рояле. Лепестки стоявших в вазе лилий покрывали зеркальную поверхность инструмента, словно осенние листья — гладь пруда.

— Я всегда говорила, что однажды это всплывет. — В тихом голосе звучало отчаяние, в глазах стояли слезы.

— Как давно это известно Лувру?

— С 1913 года. С момента обнаружения картины после кражи Вальфьерно.

Леви быстро обшарила глазами комнату, и Том решил, что она ищет джин, бутылку он видел возле кровати. При первой встрече Леви показалась ему надломленным человеком; но, видимо, ее нервы были расшатаны еще сильнее, чем он мог себе представить.

— Сначала предполагали, что воры заменили оригинал одной из копий Шадрона, — продолжала Леви, — но потом поняли, что это та самая картина, которую украли из музея. Просто ее никогда по-настоящему не исследовали до того случая. Видимо, в какой-то момент оригинал подменили копией.

— Когда? — снова задала вопрос Дженнифер.

— Где-то между революцией и Реставрацией, — пожала плечами Леви; слова очень быстро срывались с ее побледневших губ. Странно, но Том чувствовал, что этот разговор приносил Леви какое-то облегчение, словно снимал груз с ее плеч. — Время было смутное, предметы искусства подменяли, записи уничтожали.

— А когда вы узнали об этом? — поинтересовался Том.

— Через год после того, как стала куратором отдела живописи. Как только они удостоверились, что я не проболтаюсь. — Она болезненно улыбнулась своим воспоминаниям.

— Кто еще знает об этом, кроме вас?

— Руководство и сотрудники Лувра.

— И никто в правительстве? — удивилась Дженнифер.

— Никто. — Леви глухо рассмеялась. — Если хотите сохранить что бы то ни было в тайне — никогда не говорите этого политику.

— Но вы собирались отправить картину на экспертизу, — нахмурился Том. — Не раскрыло бы это вашего секрета?

— Мы всегда сопротивлялись попыткам подвергнуть ее полному анализу. Но когда заметили деформацию покрытия, министерство культуры настояло на этом. Мы не могли не подчиниться.

— Зная что обнаружится правда?

— Вы не понимаете, да? — грустно рассмеялась Леви. — Экспертизу не должны были проводить наверху! В этом весь смысл.

— Смысл чего? — уточнила Дженнифер.

Леви резко покачала головой, снова отвернувшись к открытому окну.

— Я и так сказала слишком много.

— Пожалуйста! — настаивала Дженнифер. — Мы должны знать.

— Зачем? — Леви смотрела на крыши домов безжизненным взглядом. — Если вы оставите картину себе, все будут считать, что вы ее украли. А если вы ее вернете, Лувр будет утверждать, что вы подсунули подделку вместо оригинала. Слишком поздно для вас. Слишком поздно для нас всех.