КОГДА МЫ БЫЛИ СИРОТАМИ - Кадзуо Исигуро

– Ну, Дженни, что скажешь?

Не знаю, чего я ожидал, но, посмотрев на меня еще несколько секунд без всякого гнева, она ответила:

– Дядюшка Кристофер, понимаю, от меня мало пользы, но это потому, что я еще мала. Как только стану старше, а это уже скоро случится, я буду помогать тебе. Я смогу тебе помочь, обещаю. А ты, пока будешь в отъезде, помни обо мне, пожалуйста. Помни, что я здесь, в Англии, и что я буду помогать тебе, когда ты вернешься.

Это было не совсем то, чего я ожидал, и, хотя после приезда в Шанхай нередко раздумывал над ее словами, я все еще не совсем понимаю, что она хотела дать мне понять в тот день. Неужели, несмотря на все сказанное мной, она не верила в успех моей миссии? Неужели думала, что мне придется, вернувшись в Англию, еще много лет продолжать трудиться над ее выполнением? Впрочем, скорее всего то были просто слова смущенного ребенка, изо всех сил старавшегося не выдать своего огорчения, и бессмысленно подвергать их глубокому анализу. Однако, сидя в тот день за обедом в ресторане отеля, я снова поймал себя на том, что думаю о нашей последней встрече.

Когда я заканчивал пить кофе, подошел портье и сказал, что меня срочно просят к телефону. Он проводил меня в будку, находившуюся на площадке при выходе из ресторана, и после недолгих пререканий с оператором я услышал голос, показавшийся мне смутно знакомым.

– Мистер Бэнкс? Мистер Бэнкс? Мистер Бэнкс, я наконец вспомнил.

Я молчал, страшась, что, пророни я хоть слово, это сорвет наши с Сарой планы. Но тут человек произнес:

– Мистер Бэнкс? Вы меня слышите? Я вспомнил нечто важное. О доме, который нам не удалось в свое время обыскать.

И я понял, что это инспектор Кун. Его голос, хоть и хриплый, звучал на удивление молодо.

– Инспектор, простите меня. Вы застали меня врасплох. Прошу вас, говорите, что вы вспомнили?

– Мистер Бэнкс, порой, когда я позволяю себе выкурить трубочку, это освежает память. Многое из того, что было давно забыто, оживает перед глазами. Поэтому я решил еще один раз, последний, предаться греху и вспомнил кое-что, что сказал нам тогда подозреваемый. Дом, который мы не смогли обыскать. Он находится прямо напротив дома человека по имени Ян Чень.

– Ян Чень? Кто это?

– Понятия не имею. Большинство бедняков не знают названий улиц. Они называют адреса по опознавательным знакам. Дом, который нам не дали обыскать, находится напротив дома Ян Меня.

– Ян Чень. Вы уверены, что это правильное имя?

– Да, уверен. Я очень ясно видел прошлое.

– Это распространенное имя? Скольких людей в Шанхае могут так звать?

– К счастью, подозреваемый сообщил нам еще одну деталь. Этот Ян Чень слепой. Дом, который вы ищете, находится напротив дома слепого Ян Ченя. Конечно, этот человек мог переехать или умереть, но если вам удастся выяснить, где он жил в то время…

– Разумеется, инспектор. Это чрезвычайно важная информация.

– Я рад. Так и думал, что для вас это будет важно.

– Инспектор, не знаю, как вас благодарить.

Время становилось особенно дорого, поэтому, положив трубку, я не стал возвращаться в ресторан, а сразу отправился к себе в номер собирать вещи.

Помню, размышляя над тем, что взять с собой, я испытывал странное чувство нереальности происходящего и в какой-то момент, усевшись на кровать, уставился на видневшееся в окне небо. Меня поразило то, что еще накануне эта информация стала бы основой чего-то чрезвычайно важного в моей жизни. Но вот я сижу, прокручивая ее в голове, и она уже кажется мне чем-то относящимся к прошлой эпохе, чем-то, что мне нет необходимости помнить, если я не захочу.

Должно быть, после складывания вещей у меня еще осталось свободное время, потому что, когда ровно в половине четвертого раздался стук в дверь, я уже довольно долю праздно сидел в кресле. Открыв дверь, я увидел молодого китайца, от силы лет двадцати, одетого в халат и с шапкой в руке.

– Я ваш шофер, сэр, – вежливо представился он. – Если у вас чемодан, я его нести.

Сидя в машине, стремительно удалявшейся от отеля «Китай», и глядя на залитую послеполуденным солнцем и забитую людьми Нанкин-роуд, я испытывал странное чувство, будто смотрю на все это из дальнего далека. Потом, удобно устроившись на заднем сиденье, с удовольствием предоставил течение событий воле шофера, который, несмотря на молодость, казался человеком уверенным в себе и знающим. Меня подмывало спросить, что связывает их с Сарой, но я вспомнил ее предупреждение не говорить ничего лишнего и промолчал, а вскоре мои мысли были уже далеко – я думал о Макао и представлял фотографии тех мест, которые много лег назад видел в Британском музее.

Однако минут через десять я неожиданно для себя перегнулся через спинку переднего сиденья и спросил у молодого человека:

– Э-э… простите, дело давнее, но не знали ли вы, случайно, человека по имени Ян Чень?

Шофер продолжал смотреть вперед, не отвлекаясь от дороги, и я уже готов был повторить вопрос, когда он ответил:

– Ян Чень? Слепой актер?

– Да. Мне известно, что он слеп, но я не знал, что он актер.

– Он не знаменитый актер, Ян Чень. Актер он был давно, когда я еще мальчик.

– Вы хотите сказать, что… что знаете его?

– Нет, я его не знать, но знать, кто он. Вам нужен Ян Чень, сир?

– Нет-нет. Не он сам. Просто его имя случайно всплыло в разговоре. Вообще это не важно.

До конца поездки я больше не проронил ни слова. Мы петляли по совершенно неизвестным мне маленьким улочкам, и к тому времени, когда машина остановилась в каком-то тихом проулке, я полностью потерял представление о том, где нахожусь.

Молодой человек открыл дверцу и вручил мне мой чемодан.

– Вон тот магазин, – указал он. – Где фонограф.

На противоположной стороне улицы находился маленький магазинчик с унылой витриной, в которой действительно был выставлен фонограф. Вывеска на английском языке гласила: «Граммофонные записи. Валики для пианино. Нотные манускрипты». Окинув взглядом улицу, я увидел, что мы с молодым человеком на ней одни, если не считать двух рикш, стоявших возле своих повозок и добродушно перебранивавшихся. Взяв чемодан, я собрался было перейти улицу, но вдруг что-то заставило меня спросить:

Простите, вы не могли бы немного подождать?

Молодой человек удивился.

– Леди Медхэрст велеть только доставить вас сюда.

– Да, конечно, но это моя личная просьба. Я попросил бы вас задержаться совсем ненадолго, на тот случай, если возникнет нужда в ваших дальнейших услугах. Разумеется, вы можете больше и не понадобиться, но – на всякий случай. Вот. – Я полез в карман и достал несколько банкнот. – Я оплачу потерянное вами время.

Лицо молодого человека вспыхнуло гневом, он отвернулся от денег так, словно я предложил ему нечто отвратительное. С сердитым выражением лица усевшись за руль, он с треском захлопнул дверцу.

Я понял, что допустил ошибку, но мне было не до церемоний. К тому же, несмотря на весь свой гнев, мотора шофер заводить не стал. Сунув деньги обратно в карман и подхватив чемодан, я поспешил на другую сторону улицы.

Магазинчик был крошечным и захламленным. Солнце лилось через стекло витрины, но странным образом освещало лишь несколько пыльных островков. С одной стороны стояло пианино с пожелтевшими клавишами, на подставке для нот были выставлены граммофонные пластинки без конвертов. На пластинках виднелась не только пыль, но и паутина. Странные лоскуты толстого бархата – по виду они напоминали обрезки театрального занавеса – были развешаны на стенах вперемешку с фотографиями оперных певцов, балетных танцовщиков и танцовщиц. Я ожидал увидеть Сару, но единственным человеком в комнате оказался сидевший за прилавком тщедушный европеец с острой темной бородкой.

– Добрый день, – поприветствовал он меня с немецким акцентом, оторвавшись от лежавшей перед ним бухгалтерской книги. Потом, смерив меня взглядом с головы до ног, спросил: – Вы англичанин?

– Да. Добрый день.

– У нас есть несколько английских пластинок. Например, «Только тебя я вижу» в исполнении Мими Джонсон. Не желаете?

Что-то в его интонации наводило на мысль: это первая часть условного кода. Но сколько ни шарил я в закоулках собственной памяти в поисках пароля или ключевой фразы, которую Сара могла мне сообщить, ничего подходящего гам не находил. В конце концов я сказал:

– У меня здесь, в Шанхае, нет фонографа. Но я очень люблю Мими Джонсон. Однажды, несколько ли назад, я даже был на ее концерте в Лондоне.

– Неужели? Да, Мими Джонсон…

У меня складывалось отчетливое ощущение, что мой ответ ею озадачил, поэтому я добавил:

– Послушайте, моя фамилия Бэнкс. Кристофер Бэнкс.

– Бэнкс. Мистер Бэнкс. – Мужчина повторил мое имя безо всякого выражения. – Если вы любите «Только тебя я вижу» в исполнении Мими Джонсон, я могу поставить для вас эту пластинку. Пожалуйста.