Вор и любовь - Барбара Картленд

Затем наконец она получила возможность оглядеться вокруг и рассмотреть друзей Дикса. Это было очень странное собрание.

Здесь были и рыбаки в своих шерстяных свитерах с высоким воротом и в грубых полотняных брюках; здесь было и несколько аккуратных, маленьких, лысых мужчин с нафабренными усами, которые, очевидно, были владельцами магазинов, парикмахерами или аптекарями.

Здесь были женщины с накинутыми на плечи черными шалями, а также и такие, которые были одеты по последней моде и чьи сверкающие бриллиантовые ожерелья были явно настоящими.

В центре комнаты, как бы на троне, потому что это был стул с высокой спинкой, восседала женщина, по виду которой Элоэ сразу поняла, что она должна быть Мэри Бланшард. Она представляла собой то, что Элоэ и ожидала увидеть – очень полная, с огоньком в глазах, седая; а ее глубокий, грудной, теплый смех, казалось, заставлял всех тут же смеяться, чтобы составить ей компанию.

– Итак, вот и твоя невеста, мой маленький дорогой Дикс, – произнесла она на местном диалекте своим грудным голосом. – А она понимает, какого плохого мальчишку она берет себе в мужья?

– Я ее предупредил, – ответил Дикс с лукавым огоньком в глазах.

– Он плохой мальчик, но мы все любим его, – сказала Мэри Бланшард, повернувшись к Элоэ. – Я рада, что он женится. Возможно, тогда он остепенится и будет вести себя прилично.

– Смотри, не напугай ее, – сказал Дикс.

– Это ты должен бояться, – возразила Мэри Бланшард. – Жена заставит тебя вести себя прилично. Тебе не повредит, если ты бросишь свое шалопайство.

– Ты видишь, как она сурова со мной, – обратился Дикс к Элоэ. – Она всегда была такой со мной. Когда во время войны я приходил к ней, я никогда не знал, получу я поцелуй либо взбучку.

– Обычно ты заслуживал и того, и другого, – засмеялась Мэри Бланшард.

Кто-то сунул бокал с вином в руку Элоэ.

Всего присутствующих было около тридцати человек, но все они были настолько разными, что с трудом верилось, что когда-то они были очень тесно связаны одним общим делом.

Один мужчина, по мнению Элоэ, был, совершенно очевидно, аристократом и, возможно, владельцем подвала. Он был высокий, стройный, с заостренными чертами лица; его руки были самыми красивыми из тех, что Элоэ когда-либо приходилось видеть. Она не удивилась, когда чуть позже он сел за пианино и стал играть так хорошо, что у многих слушателей навернулись слезы на глаза.

Однако там были и другие музыканты. Один молодой человек с рыжей бородой так играл на барабане, что у всех, казалось, ноги просились в пляс.

Там был еще один человек, который играл на пианино и покорно выполнял заказы присутствующих на те песни, которые были популярны во время войны и явно вызывали особые воспоминания у тех, кто их заказывал.

– Он играл в баре, наиболее излюбленном немцами, – сказал Дикс Элоэ. – Они постоянно подвергали его проверкам и так и не догадались, что он понимает немецкий язык так же хорошо, как и французский.

– Это было также и моим достижением, – раздался рядом чей-то голос.

Элоэ увидела рядом очень красивую женщину с темными, манящими глазами, которая улыбалась Диксу.

– У тебя было так много достижений, Септ, – спокойно ответил он.

– Как мило с твоей стороны, что ты о них помнишь, – парировала она.

Произнося это, она слегка надула свои красивые губки, и Элоэ вдруг поняла, что между ними что-то было. Она не могла сказать что-то определенное, она просто почувствовала это инстинктивно и невольно сравнила себя с такой привлекательной, красиво одетой женщиной. И все, что она могла заметить, говорило не в ее пользу.

– Ты помнишь, – спросила Септ мягким голосом, – ту ночь в Шантилье?

– Сейчас я помню, что не представил тебе мою будущую жену, – ответил Дикс. – Элоэ, это мадам Септ. Она необычайно очаровательная, и немцы наслаждались ее гостеприимством, даже не подозревая, как много секретов они выбалтывали, пока она потчевала их восхитительным вином и великолепной едой, приготовленной одним из самых известных шеф-поваров во всей Франции.

– В твоих устах мои подвиги звучат так банально, Дикс, – пожаловалась мадам Септ.

– Говоря о тебе, я надеюсь, что ты остаешься такой же благородной, какой была, и по сей день, – ответил Дикс.

Его глаза встретились с ее глазами, и в них Элоэ заметила вызов, а возможно, и что-то еще, чего она не смогла понять. Мадам Септ вздохнула.

– Мне бы хотелось быть благородной только по отношению к тому, кто мне нравится или кого я люблю. Но нам всем приходилось выполнять свой долг.

– Мы делали все, что могли, – ответил Дикс. – Никто из нас не мог сделать большего.

Она протянула вперед руку, и он небрежно поднес ее к губам.

– Я всегда буду тебе благодарен, – сказал он.

– Это слабое утешение.

Не говоря больше ни слова, она развернулась и пересекла комнату, чтобы присоединиться к группе людей, стоявших у пианино.

Элоэ наблюдала за ней, пока она шла, а затем повернулась к Диксу.

– Она когда-то любила тебя, не так ли?

– Это что, обвинение? – Он бросил на нее короткий взгляд.

– Нет, всего лишь утверждение, – ответила она. Мне кажется, я начинаю понимать некоторые вещи, которые не понимала прежде.

– Например?

– Это трудно объяснить на словах, но, возможно, мужчине надо попробовать многое, прежде чем он найдет то, что он действительно хочет, прежде чем он станет уверенным, что жизнь преподнесла ему то, самое лучшее, к чему он стремился.

– Ты становишься очень мудрой прямо на глазах, – с нежностью произнес Дикс. – Это еще одна причина, по которой я так тебя люблю.

– А сейчас ты абсолютно уверен в отношении меня? – спросила Элоэ.

– Абсолютно, абсолютно уверен, – твердо сказал он. – Ты то, самое лучшее, что я искал всю свою жизнь.

Она почувствовала, что его слова убедили ее; а потом, поскольку кто-то потребовал его внимания и они стали пить в память о прошедших днях, Элоэ направилась через всю комнату к тому месту, где все еще сидела Мэри Бланшард.

Она подняла голову, когда Элоэ к ней подошла, и протянула вперед руку.

– Давай поговорим, малышка, – сказала она. – Ты англичанка. Думаешь, ты будешь счастлива, живя во Франции?

– Я думаю, я буду счастлива в любом месте до тех пор, пока буду рядом с Диксом.

– Это хорошо, очень хорошо! – в восхищении воскликнула Мэри Бланшард. – Это ответ, который мне хотелось от тебя услышать. Ты молода, но ты уже успела усвоить, что важно не место, где мы находимся, а с кем мы находимся.

– Дикс рассказал мне, как он сбежал из дома, будучи еще мальчиком, и отправился с вами в Париж. Я рада, что вы были там и присматривали за ним.