Моя бывшая будущая невеста - Николь Келлер

тебя…никак.

И это его чертово признание, сказанное тихим надтреснутым голосом, касается самых дальних струн моей души, что натянуты, как оголенные провода. Такие простые, нужные и искренние слова просто срывают с меня чеку.

— Я не хотела, Давид! Правда, не хотела! Это все случайность! Я просто хотела выпить вина, и бокал упал! Я бы не смогла! Когда-то давно хотела это сделать, но не смогла. Потому что я очень слабая.

Рыдаю в голос, вцепляясь в рубашку на спине Давида, как за спасательный круг. Выплескиваю все, что болит. Все, что не дает спокойно дышать и жить дальше. То, что не могу забыть.

Я чувствую, как Хакимов каменеет от моих последних слов. Его невысказанные вопросы повисают в воздухе, как гильотина, давя на мои плечи.

Но, на удивление, импульсивный и резкий Давид, отстраняет меня, большими пальцами стирает дорожки слез.

— Успокойся, девочка, дыши. Тебе просто надо было меня дождаться. Я только что прочел о препаратах, которые ты принимаешь. Их ни в коем случае нельзя смешивать с алкоголем. Это же…

Он не договаривает, но мысль понятна и без слов.

— Я не думала об этом, — повторяю, как заведенная. — Прости, прости меня…

— Тшш, — кладет палец на мои губы, заставляя молчать. — Дыши, девочка. Дыши, Тея, вместе со мной. Вот так. А теперь, — подхватывает на руки, словно я ничего не вешу. — Нам надо промыть, обработать и перевязать твою рану. Надеюсь, порез неглубокий, не хотелось бы ехать в травмпункт. Тебе надо выспаться и отдохнуть.

Давид ногой открывает дверь в ванную, сажает меня на краешек, находит аптечку. Сосредоточенно осматривает руку, ловко обрабатывает, постоянно дуя на порез, и забинтовывает.

Закончив процедуры, также молча подхватывает на руки и несет в спальню. Откидывает плед и осторожно опускает меня на кровать, словно боится сломать. Не бойся, родной, нельзя сделать то, что давно было сделано другим до тебя.

Давид укутывает меня в плед, как в кокон, и сам ложится сзади, несмело обнимая, словно спрашивая разрешения. Переплетаю наши пальцы, выражая безмолвное согласие. Как же все-таки Хакимов тонко чувствует меня: едва голова касается подушки, как веки наливаются свинцом. Даже если бы Давид настоял на разговоре, сомневаюсь, что я могла бы вымолвить и слово: настолько вымотана очередным приступом и опустошена.

— Спи, Богиня, — осторожный поцелуй в макушку оживляет похороненных заживо бабочек в животе. — Все завтра. А сейчас ни о чем не думай. Я буду рядом.

И впервые за семь лет в моей постели спит мужчина в обнимку со мной. И снова это Давид Хакимов.

И также впервые за семь лет после панической атаки меня не мучают кошмары, и я не пью необходимые таблетки.

Потому что Давид и есть мое лекарство и спасение.

Глава 45

Тея

Просыпаюсь довольно рано: небо только начинает окрашиваться розовыми красками. И на удивление чувствую себя отдохнувшей и выспавшейся. Хотя за последние годы не было и дня, чтобы я проснулась в хорошем настроении и состоянии.

Пытаюсь пошевелиться, но рука Давида машинально прижимает меня крепче к себе, и он бормочет сквозь сон: «Люблю…».

Эти слова полощут, как нож по сердцу. Семь лет назад, когда с нами не случился тот кошмар, так начиналось каждое мое утро: со слов признания в любви, жарких объятий и поцелуев.

Не выдерживаю и кончиками пальцев провожу по руке Давида, что обнимает меня, как самое главное сокровище. Осторожно, чтобы не разбудить, поворачиваюсь в его объятиях и осторожно касаюсь скул, глаз, губ, убираю упавшую челку. Хочу на тактильном уровне запомнить каждую черточку этого мужчины.

Поддавшись непонятному порыву, в легко, почти невесомо целую Хакимова и выпутываюсь из его объятий.

Также на уровне воспоминаний, совершенно не задумываясь о своих действиях, подхватываю его рубашку, которую он, скорее всего, скинул, когда я уже спала, и иду в душ.

Быстренько сполоснувшись, подсушиваю волосы и, лукаво улыбнувшись самой себе в зеркало, надеваю рубашку Давида на голое влажное тело. Он всегда любил, когда я ходила так по дому. Но еще больше любил их с меня снимать.

Прохожу на кухню и, напевая под нос песенку, подхожу к холодильнику и достаю ингредиенты для блинчиков. Давид всегда любил их с медом на завтрак к кофе. А во мне сейчас бурлит желание его порадовать.

На середине процесса слышу приглушенную вибрацию телефона. Спешу в комнату, чтобы успеть раньше, чем проснется Давид. Пусть отдыхает, по нему видно, что он тоже устал: как физически, так и морально.

Но вибрирует не мой телефон, а Хакимова где-то в кармане его брюк. Сомневаясь буквально несколько секунд, все же лезу за ним, чтобы отключить звук. Думаю, что ничего не случится, если дела подождут пару часов.

На экране ярко светится «Лена». Долго смотрю на имя, стоя посреди комнаты, как изваяние. Электронные буквы царапают мне сердце, срывая с него щеколду и выпуская наружу черное и гадкое чувство.

Ревность.

Да, я ревную Давида, не стоит врать самой себе. Ревную не своего мужчину, хотя не имею на это никаких прав. Их, наверно, имеет Лена. Поэтому она звонит ему на рассвете: выяснить, где ночует ее мужчина.

Вдохнув и выдохнув, огромными усилиями воли выталкиваю из головы все темные мысли. Мы давно чужие друг другу. У него явно за эти семь лет была своя жизнь. Были женщины. Да, в данный момент он со мной, в моей постели, этим и надо довольствоваться.

Все же отключаю звук и кладу мобильный на прикроватную тумбочку экраном вниз. Прихватываю свой на всякий случай, чтобы и он не разбудил Давида.

Замечаю, как вспыхивает и гаснет экран. По пути на кухню смахиваю уведомление от приложения и замечаю, что Оля несколько минут назад выложила в сеть новую фотографию. Не задумываясь, ставлю лайк и наливаю на сковороду тесто для блинчика.

А мой телефон неожиданно вибрирует в руках. Оля.

— Ты куда пропала? — обиженно звучит в трубке слегка пьяненький голос подружки. Понятно: кто-то недавно вернулся из клуба. Или только возвращается. — Бросили с