За тебя, Родина! - Илья83

связали шторы и спустились вниз… вместе с лейтенантом Питерсом… Вы нас не убьёте?

— Нет, не убью. Сколько их было? — снова поинтересовался Гюнтер, пока Эрих и Бруно осматривали винтовки раненых, сложенные в углу.

— Восемь… вместе с лейтенантом… — угрюмо ответил тот же капрал, морщась от боли в простреленной правой ноге. — Но на улице в них стреляли, мы не знаем что там с ними было дальше…

Внизу два трупа, значит спаслись шестеро. Если этот Питерс до сих пор не очнулся то его тащат двое, не считая охранения. В принципе, можно попытаться догнать… Нет, надо сначала разобраться тут! Определить свои потери, позаботиться о своих раненых… ну и об этих, наверное, тоже. Пополнить боезапас и уже тогда идти дальше к порту, или в восточные кварталы.

— Командир, да у них во всех винтовках ни единого патрона! — зло произнёс Брайтшнайдер, подходя к нему. — Эти сволочи стреляли по нам до последнего! И сейчас наверняка сдались только потому что палить нечем!

— Угомонись, Бруно, мы бы на их месте сделали то же самое… — устало произнёс Шольке, хлопнув его по плечу и выходя из комнаты. — Вот только пункт о сдаче в плен был бы явно лишний.

— Это уж точно, командир… — проронил его заместитель, выйдя вместе с ним наружу из спальни в зал. — Сдаваться в плен, даже если тебе нечем сражаться, самое последнее дело! Позор для любого настоящего солдата, но это не про них! Уж лучше застрелиться или подорваться, если не можешь обороняться! Тьфу, слабаки…

Они вместе с Ханке втроём встали в зале, медленно приходя в себя от напряжения боя. Заместитель закурил а Эрих снова стал осматривать свой «МР-38». Чувствуя что его отпускает Гюнтер привалился к стене и понял что отдал бы сейчас за фляжку шнапса очень многое. Но увы, из-за растяпы Бруно теперь у них невольно наступил «сухой закон». Да, Брайтшнайдер что-то говорил будто небольшие запасы алкоголя есть и в других броневиках, но «Забияка» и «Аттила» сгорели, а другие бронемашины далеко.

В квартиру вошёл «Сосиска» и грузно пошёл прямо на них, смотря куда-то вперёд отсутствующим взглядом. Казалось, на нём застыла восковая маска или он превратился в робота. Ага, настоящий Терминатор, усмехнулся Шольке. Они все расступились, освобождая ему дорогу и вяло посмотрели вслед, гадая что гиганту могло понадобиться в квартире.

Тот протопал прямо в спальню и остановился, глядя на раненых пленных. Оберштурмфюрер на несколько секунд закрыл глаза но хлопок включившегося раструба огнемёта заставил его очнуться и удивлённо посмотреть на подчинённого. А тот уже успел отцепить его от пояса и на кончике оружия заплясал весёлый сине-жёлтый огонёк.

— Эй, парень, не дури! — раздался из спальни дрожащий голос того самого капрала. — Убери от нас эту пушку!

У Гюнтера мурашки прошли по коже от страшного понимания того что сейчас может последовать. Раух явно невменяем, надо как-то отвлечь его!

— Роттенфюрер, отставить! — как можно убедительнее произнёс Шольке, медленно отрываясь от стены и поворачиваясь к гиганту. — Убрать огнемёт и выйти из комнаты! Это приказ! Выполнять!

Брайтшнайдер вместе с Ханке застыли рядом, опасаясь спровоцировать парня, а Раух повернул к ним голову, держа палец на спусковом крючке своего ужасного оружия. Его лицо всё исказилось, плечи вздрогнули а на глазах появились слезинки.

— Раух… иди… ко мне! — медленно и внятно проговорил Гюнтер, буквально по сантиметрам приближаясь к нему. Можно было бы попробовать и прыгнуть, но между ними не меньше трёх метров, тот успеет нажать на спуск и превратит всю спальню в филиал крематория. Очень желательно бы этого избежать. — Прямо сейчас! Давай! Ну же!

Шольке приглашающе протянул руку а в спальне послышались испуганные крики и шорохи. Видимо, раненые в меру своих сил пытались отползти подальше. Между тем с Раухом снова произошла перемена настроения. Слёзы быстро пропали а лицо ожесточилось.

— Я не могу, командир… — он медленно и с сожалением покачал головой. — Они убили Карла, понимаете? Я должен отомстить! Иначе я не смогу смотреть нашей матери в глаза…

— Роттенфюрер, если ты не выполнишь мой прямой приказ… — оберштурмфюрер не договорил, потому что ясно понял что произойдёт буквально через секунду. И, оттолкнувшись ногами изо всех сил, прыгнул к огнемётчику!

Но не успел… Уже в момент прыжка окончательно всё для себя решивший Раух нажал на спуск огнемёта и ревущая жаркая струя пламени жадно вырвалась из раструба оружия…

Глава 72

г. Дюнкерк, Франция.

28 мая 1940 года. День.

Гюнтер Шольке.

Прыжок получился корявый и не очень эффективный. Оно и понятно, когда ты не готов что-то сделать прямо сейчас то экспромт не всегда получается так как хочется. Гюнтер до последнего надеялся что ему удастся достучаться до «Сосиски» но того, видимо, конкретно переклинило после гибели брата. И он всё-таки выпустил огненного дьявола из своего баллона…

Результат вышел так себе. Нет, до огнемётчика он долетел и даже толкнул его всей своей массой. Но такую тушу как Раух трудно опрокинуть в одиночку, соответственно, огнесмесь всё равно уже вырвалась на волю. Роттенфюрер пошатнулся но не упал, зато ревущее пламя от толчка повело влево, в ту сторону откуда прыгнул Шольке. В комнате сразу стало нестерпимо жарко, огонь жадно охватил всё что только смог достать.

Вцепившись в плечо подчинённого Гюнтер, не обращая внимания на жар, со всей силой ударил Рауха по левой скуле. Голова гиганта мотнулась и он, наконец, отпустил спусковой крючок на раструбе оружия. Но Шольке не унимался. Злость и усталость, накопленные его сознанием за эти недели боёв и потерь сослуживцев, не говоря уже о совсем недавней случайной гибели невинного ребёнка, переполнила его чашу выносливости. Предохранители сдержанности и разума перегорели и оберштурмфюрер сорвался…

Рыча как зверь он раз за разом бил и бил Рауха, словно выплёскивая из себя всё то что так долго копилось в нём самом, в его душе и сердце. Боль, отчаяние, ненависть, горе… Все эти чувства сейчас трансформировались в опустошающую, клокочущую ярость, словно плотной тугой пеленой затмевающую разум. На краю сознания он слышал чьи-то жуткие крики, ощущал сильный жар огня, но сейчас это не имело для него ни малейшего значения. В лице огнемётчика Шольке видел причину всех своих бед и проблем, а потому и не сдерживался.

Роттенфюрер выронил из рук раструб огнемёта и тот повис на