Клык и металл (ЛП) - Андрижески Дж. С.

Точнее, это ощущалось, словно его вытолкнули.

Из её света, из её крови.

Ник чувствовал там шок, злость... нет, ярость... столь интенсивную кипучую ярость, что она выходила из-под контроля...

Затем она захлопнула невидимую дверь между ними.

Это потрясло его до состояния паралича. Это всё равно что нежиться в ванне с  блаженно горячей водой, а потом тебя выталкивают голышом за дверь, одного... в снег.

Определённо на бл*дский холодный ветер.

Ник хрипло ахнул, стискивая её волосы, сжимая подлокотник кресла, в котором он каким-то образом по-прежнему сидел, но Уинтер била его, отпихивала его руку, отстранялась от него, колотила по руке и груди, пытаясь отпрянуть.

Она выпрямилась и ещё сильнее ударила его в грудь.

Ник не пытался защититься. Он не мог отпустить подлокотник кресла или даже поднять взгляд, чтобы посмотреть ей в глаза.

Боль ослепляла его.

Он стискивал кресло, наполовину согнувшись и хватая воздух ртом, хотя он не нуждался в кислороде.

Она била его снова и снова; он даже не пытался увернуться от её рук.

— Мудак, — произнесла она сиплым голосом. — Бл*дский мудак...

Ник силился думать.

Он всё ещё едва мог осмыслить, что он натворил, и насколько это плохо.

Это плохо.

Этот факт он мог осознать.

Реально плохо, бл*дь.

Его разум постепенно начал включаться в работу, выходить из того тумана боли и желания, потерянного чувства слишком долгого пребывания на краю, на грани разрядки целую бл*дь вечность, как минимум часами. Ник прокрутил в голове то, что случилось в эти минуты. Он прокрутил всё, каждую мысль, что проносилась в его голове, каждый образ...

Бл*дь.

Он услышал каждое своё слово.

Он услышал там имя, дважды, и вздрогнул.

Он дёрнулся, когда Уинтер снова его ударила.

— Ты засранец, — жёстко произнесла она, и он улавливал в её голосе подтекст. — Чёртов лживый засранец и кусок дерьма...

Она начала отходить от него.

Только тогда Ник протянул руку и схватил её за запястье.

Он бездумно подтащил её к себе, не подумав, как это глупо и как это её рассердит.

Он дёрнул её к себе на колени, а она снова принялась колотить его.

Он позволял бить себя, тихо постанывая.

Когда она снова ударила его, это превратилось в рычание.

Его пальцы скользнули в её волосы, и та тоска усилилась, и что бы он ни думал, что бы он ни делал, это стопроцентно сводилось к ней. Всё это настолько абсолютно переплеталось с ней, с этим чувством боли и смятения, горя, одиночества и бл*дской потери, что Ник приподнялся и прижался губами к её рту.

Он целовал её, покусывая язык и губы, пока Уинтер не ответила на поцелуй, а когда та стена наконец-то пала...

Он ахнул.

Её боль врезалась в него.

Она пронзила его грудь вместе с обидой, болезненной, опустошённой обидой, от которой сдавило горло.

Господи... он действительно сделал ей больно.

Его грудь сжало тисками. Каждая его часть притягивала Уинтер к нему. Его пальцы сжимались, руки крепче обнимали, тело силилось прильнуть ближе, пока он притягивал её к себе, прижимал как можно теснее.

Они целовались.

Они целовались до тех пор, пока он не вернулся в то состояние, пока его разум не померк.

Он замедлил её.

Почувствовал, как её боль усиливается.

Эта боль ощущалась бездонной.

Бл*дь, она ощущалась бездонной, безвременной, несравнимой ни с чем, что он когда-либо чувствовал прежде...

Но она была знакомой. Такой чертовски знакомой.

Чем дольше Ник плавал в этой боли, тем сильнее бунтовал его разум, ничего так не желая, как слиться с ней. Он не позволял себе думать об опасности этого, о том, к чему это привело в прошлый раз, и что он сделал с ней, когда в последний раз позволил себе потерять контроль.

Он хотел показать ей всё.

Даже те вещи, которые он не должен ей показывать.

Даже вещи, которые он никому не должен показывать. Он знал, что это лишь причинит Уинтер боль; это ни за что не сделает их ближе. Та часть его разума... или крови... или «света»… или что это было, бл*дь... не заботилась. Она вообще об этом не переживала.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Затем Ник принялся задирать её платье, пока та боль кричала на него, вызывала ноющее ощущение в ладонях и пальцах, делала его мышцы каменно твёрдыми, превращала тот жар в его груди в бушующее пламя, делала его агрессивным.

Господи, эта боль вызывала в нём отчаяние.

Бл*дское отчаяние.

И снова той его части не было никакого дела. Эта часть не желала обсуждать. Её не интересовали никакие рассудительные подходы.

Ник встал прежде, чем принял сознательное решение.

Он поднял Уинтер на руки.

...затем он уложил её на стол. Он отпихнул в сторону карты Таро, стопку бумаги — это выглядело таким архаичным и старомодным для его вампирского взгляда, что он едва мог осмыслить, для чего ей может пригодиться настоящая бумага. Он оттолкнул нож на подставке, чашку с камнями и кристаллами. Ему пришлось сдержаться, чтобы не расшвырять тут всё, даже аквариум, даже кристалл на подставке из кованого железа.

Он дёрнул и разорвал её трусики, не останавливаясь, чтобы подумать над этим.

Он расположил себя, расположил свой член.

Он скользнул в неё до упора и...

Gaos.

Бл*дский gaos...

Всё остановилось.

Ник почувствовал, как обида Уинтер усилилась, стала ещё хуже, и та боль не рассеивалась, ей вообще не помогало ничего из его действий. Он ощущал её злость, ту её часть, которая не хотела это чувствовать, не желала испытывать те мягкие эмоции, вообще не хотела быть уязвимой перед ним.

Почему-то это лишь сильнее тронуло его, усилило желание защитить.

Он всё ещё не мог думать достаточно связно, чтобы понять, что та вещь, от которой он хотел... нет, та вещь, от которой ему нужно защитить её... это он сам.

Уинтер притягивала его даже в ярости.

Она притягивала его своим светом, своим чёртовым светом видящей, связью между их кровью...

Когда Ник вновь сумел видеть, он трахал её, придавливая своим весом и руками к столу. Он сжимал её волосы, стараясь контролировать себя, вколачиваясь в неё и постанывая от каждого толчка.

Это причиняло боль. Gaos, это причиняло охеренную боль.

I'thir li'dare...

Она снова ударила его.

Она ударила его по груди.

Ник почувствовал, как она думает, и её боль усилилась.

Она ещё сильнее ударила по нему.

«Прекрати говорить это! Прекрати думать на языке видящих!»

Она бросила эти слова в него, и её мысли переполнились яростью.

Гнев. Безудержный гнев, словно она хотела снова ударить его, продолжать бить, пока не достучится до него, пока не причинит настоящую боль.

«Ублюдок, — её глаза заблестели, сердито глядя на него. — Прекрати говорить на прекси. Я знаю, откуда это пошло. Я знаю, откуда пошли эти чёртовы словечки видящих, и это не от Малека. Не от Тай. Совершенно точно не от меня, бл*дь...»

Её боль усилилась, и Ник сорвался, вколачиваясь в неё ещё сильнее.

Он кончил.

Эмоции безжалостно ударили по нему. Он не сумел их сдержать.

Он застонал, сдёргивая платье с её шеи и вжимаясь всем весом в её тело. Он впился клыками в её плечо. Он почувствовал, как у Уинтер перехватило дыхание, а боль в ней усилилась, когда он начал пить, а потом она тоже кончила, забившись под ним, выгибаясь и вспотев всем телом.

Она прокричала его имя, и боль в них обоих усилилась.

То другое чувство в ней тоже ухудшилось, становясь почти невыносимым, когда она впилась ногтями в его спину под рубашкой.

«Я ненавижу тебя, — подумала она в его адрес, и то горе делалось лишь острее. — Я тебя ненавижу...»

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Эти слова причинили ему боль.

Ник всё ещё кончал, стискивая её бёдра ладонями, но Господи, как это ранило.

Он знал, что это ранит лишь сильнее, когда он вновь сможет думать ясно.

Каким-то уголком своего сознания он даже сейчас понимал, что это лишь самое начало боли из-за того, что он сделал.