Кирасир. Двуглавый Орёл против турецких стервятников - Василий Панфилов

– Униаты, – раздувая пышные усы, гневно сказал немолодой казак.

– Ааа…

Говорить и правда было не о чем – ненависть казаков к униатам была давней и общеизвестной.

Причём нельзя сказать, что неоправданной… Предательство «Веры Православной» было вторичным – к перешедшим в католичество или протестантскую веру относились не в пример мягче. Просто именно униаты откровенно становились против русских и православия во всех конфликтах, сохраняя при этом какие-то формальные образы «русскости» и «православности», что вызывало особую ярость.

Эти самые «образы» не мешали им вести самую активную борьбу против русских и православных, пользуясь поддержкой польских властей. Сами поляки при этом оставались как бы в стороне, не слишком пачкаясь. Ну а униаты получали имущество церковных приходов, имущество защитников православия.

В общем, народ у униатов собирался в большинстве своём откровенно подлый, жадный и готовый на многое ради прибыли[73] – пусть даже на крови. Ну и… Это дало свои плоды, и те же казаки могли оставить в живых еврея (не ростовщика!), но никогда – униата. Какие-то исключения могли делаться ради молодых привлекательных женщин или детей – остальных убивали, и, если быстро, это считалось везением…

Российские власти к униатам относились значительно мягче, но в их разборки с казаками вмешивались редко – практически за каждым униатом, покопавшись, можно было найти какие-то преступления, каравшиеся законом очень тяжко. Преступления против Веры, участие в ограблении (те самые захваты имущества православных) и т. д.

– И что это такое?

Представители запорожцев стали юлить – утаивание части ценностей замечалось за ними не в первый раз. Если между собой они вели дела более-менее честно, то вот с остальными – хрена.

– Личные трофеи, захваченные в поединках, – быстро ответил сопровождающий.

– Сашко, – не гневите меня, – выдохнул откровенно разозлённый цесаревич, – сабля, конь, пистолеты, одёжа… Но шатры, невольницы и пушки?! Не обнаглели ли вы? Это, между прочим, краденое – я лично клинком около того шатра рубился…

Шипение Наследника сильно напугалл казаков, да и взгляд Грифича… Ну и в самом деле – склонность тащить всё подряд была за ними известна, но не у своих же! Или их не считают своими?

Вообще, чем дальше, тем больше Померанский понимал стремление русских правителей ограничить права Запорожского казачества – очень уж это… квазигосударство напоминало какую-то пиратскую республику из скверных исторических боевиков. Постоянные разборки, выборы и перевыборы, делёж власти прямо на поле боя… Увы, но времена расцвета давно прошли и, несмотря на прекрасные боевые качества отдельных казаков, сама Сечь откровенно прогнила.

Беда в том, что находилась она на российской территории и все эти «гулянки молодецкие» частенько заканчивались тем, что отдельные представители Войска обеспечивали себе безбедную жизнь людоловством или грабежом[74]. Ну а некоторые напротив – только числились казаками и давно уже по факту были батраками – причём потомственными.

Пиры в честь победы шли постоянно, но так – дежурно. Это только звучит красиво – «фельдмаршал дал торжественный обед в честь…», а на деле – обычный ужин из турецких припасов – тех, что быстро портятся… Войско султана было много больше русского, да и количество знатных пашей было крайне многочисленным, а соответственно – большое количество всевозможной пахлавы и других продуктов, что не выдерживают длительного хранения. Ну и солдатам досталось – «правоверные» тащили с собой очень много вина, в основном молодого[75].

Лагерь стоял на месте – раненым требовался покой. Разумеется, какая-то часть войска была активной, но – весьма небольшая, ранения получили почти все, и пусть в большинстве своём неопасные для жизни, но заниматься чем-то серьёзным было в тягость. Вот и отъедались-отпивались, делили трофеи и главное – лечились.

Атмосфера была очень праздничной – победа, добыча, остались в живых… И когда от императора прибыл гонец, поздравляющий Миниха званием генералиссимуса и награждающий орденом Святого Георгия первой степени, ликование достигло высшей точки.

Награды получили и другие герои – Потёмкин получил Георгия сразу третьей степени, Пугачёв и Павел – четвёртой, Рюген – Святого Владимира первой степени, получили ордена и некоторые другие офицеры, но в целом – довольно скупо[76].

В письме был и приказ новоявленному генералиссимусу оставить войска и прибыть в Петербург на празднование, оставив армию на Грифича.

Не вышло – Старик умер во сне следующей ночью.

Часть III

Померания

Глава 1

Рюген недолго оставался командующим – новый приказ императора, и Румянцев покидает Малороссию, принимая командование. Обиды? Никаких – Игорь здраво оценивал свои силы и считал себя полководцем весьма грамотным, но – до Петра Александровича было ему далековато…

Ну и ещё один момент – Грифич всё-таки не имел русского гражданства, что было бы вовсе уж нелепо – сам всё-таки коронованный правитель и даже гражданство Германской империи у него скорее условно-добровольное, символическое. Понятно, что пост главнокомандующего даже при прочих равных лучше было доверить своему.

Разобравшись с делами и снова свалив обязанности квартирмейстера на Потёмкина, – в этот раз тот был назначен заместителем уже официально, и Игорь обещал похлопотать за него в Петербурге и выбить наконец чин генерал-поручика. Особых препятствий для этого не было – Пётр с симпатией относился к рослому гвардейцу и ценил того достаточно высоко. Поскольку Румянцев тоже подписал прошение о повышении в чине, то…

Суворов? Рано пока – император не слишком-то его любил, помня о грехах отца-заговорщика. Ну и, откровенно говоря, – не потянул бы пока Александр Васильевич… Он и так-то перескочил из полковников в генерал-майоры за короткий срок и… Заносило гения временами, заносило… Не привык ещё.

В Петербург отправились вместе с Павлом – сопровождать гроб с Минихом, участвовать в торжествах и похоронах и решать другие проблемы. Во-первых – накопились кое-какие дела в Департаменте, требующие его личного участия – от поста его никто не освобождал. Во-вторых – нужно было обговорить с Петром Фёдоровичем великое множество вопросов, и в-третьих… Операция с Воронцовым вступала в решающую фазу, и личное присутствие было очень желательным.

Путешествие было тяжёлым, но скорее морально – гроб с генералиссимусом, несмотря на ухищрения, ощутимо попахивал, а это сильно давило – особенно на цесаревича. Тот впервые понял по-настоящему, что люди смертны, и чины, звания и регалии тому не препятствуют.

В остальном же… Наследник как-то на глазах возмужал, и теперь даже попаданец не мог мысленно называть его подростком – юноша, молодой человек, но никак не подросток. Серьёзные глаза человека, не раз видевшего смерть и лично водившего людей в атаки; привычка отвечать за благополучие десятков тысяч людей – причём отвечать не в каком-то сакральном смысле, а непосредственно – как адъютант Миниха, как один из заместителей квартирмейстера, как цесаревич в конце концов…

– Давно мы всерьёз шпагами не звенели…

– А пожалуй, – согласился Померанский с Павлом. Поскольку остановились они в Твери, где был нормальный фехтовальный манеж, то и двинулись туда. Пусть тренировочное оружие с доспехами они постоянно возили за собой, но устраивать каждый раз нормальную площадку проблематично – проще воспользоваться готовой.

Пришли небольшой компанией – меньше тридцати человек… И да – для людей их положения это и в самом деле была небольшая компания – свитские, телохранители, старшие офицеры.

– Ваше высочество, – нервно раскланялся лысоватый фехтмейстер[77] с Павлом и, обернувшись к Рюгену: – Ваше высочество…

– Без чинов, мастер, – успокаивающе сказал Рюген, – мы такие же адепты[78], как и остальные.

Привычно размялись, вызвав бурный всплеск осторожного интереса мастера и мониторов[79]. Померанский, заметив его, привычно начал читать лекцию:

– Что настоящий фехтовальщик должен быть достаточно гибким… уф… и быстрым, вы и так знаете. Так все упражнения, что мы сейчас делаем, как для… ффу… этого. Они могут… показаться вам… излишне жёсткими и избыточными… Но я считаю их важными… Ффу… Смотрите, может быть, что почерпнёте и для себя.

Адепты и без того были прекрасно знакомы с гимнастикой, но мостики, шпагаты, приседания и отжимания на скорость, выпрыгивания, акробатические трюки?! Однако видя, что сам цесаревич выполняет их привычно, задумались…

В качестве уже «настоящей» разминки выполнили «Большой Салют» и надели доспехи. Миг – и противники зазвенели клинками. Постепенно скорость увеличивалась и увеличивалась… Павел фехтовал то против Наставника, то против Юргена и Тимони… Один на один и двое на двое, один против нескольких… Словом – не столько дуэльный вариант, сколько боевой. Ну, Грифич с трудом мог представить ситуацию, где Павлу… да и ему выпал бы шанс на настоящий поединок. А вот битва и тем паче – покушение… Это выглядело весьма реально.