Cердца трех - Джек Лондон

Оглянувшись назад, прежде чем скрыться из виду, они увидели, что Фрэнсис с блокнотом в руках что-то записывал. То, что он написал, было весьма красноречиво и лаконично — всего лишь цифра 50. Оторвав листок, он положил его на виду посредине тропинки и придавил серебряным долларом. Потом отсчитал из мешка еще сорок девять долларов и, разбросав их вокруг первого, пустился бегом догонять остальных.

* * *

Аугустино, тот самый жандарм, который мало говорил в трезвом состоянии, но в пьяном виде убедительно доказывал, что молчание — золото, ехал впереди полицейского отряда, опустив голову, словно вынюхивал следы дичи. От его зорких глаз не укрылся серебряный доллар, придерживавший листок бумаги. Доллар он взял себе, а листок передал начальнику полиции. Торрес наклонился через плечо, и они вместе прочли мистическую цифру 50. Начальник отбросил листок бумаги, настаивая на продолжении погони. Но Аугустино поднял записку и стал ломать голову над значением цифры 50. Пока он раздумывал, громкий возглас Рафаэля возвестил о находке второго доллара. И Аугустино понял. Где-то здесь было 50 монет, и они дожидались тех, кто потрудится их поискать. Швырнув записку, он мигом опустился на четвереньки и стал обшаривать землю вокруг. Остальные жандармы последовали его примеру, и в общей свалке никто не обращал внимания на проклятия и окрики начальника и Торреса, требовавших, чтобы люди шли вперед.

Когда жандармы больше ничего не смогли найти, они подсчитали собранные деньги. Всего оказалось сорок семь долларов.

— Должны быть где-то еще три! — закричал Рафаэль, после чего все снова бросились искать. Прошло еще пять минут, прежде чем им удалось найти остальные три доллара. Каждый положил в карман то, что нашел, а затем все покорно последовали за Торресом и начальником.

Проехав с милю, Торрес увидел на дороге новый блестящий доллар и попытался незаметно втоптать его в землю, но зоркие, как у хорька, глаза Аугустино заметили его маневр, и жандарм извлек монету из рыхлой земли. Его товарищи уже знали, что там, где есть один доллар, должно быть много долларов. Отряд остановился, и как ни бесились предводители, компания рассыпалась вправо и влево от тропинки.

Первым напал на след лунообразный Висенто, больше похожий на мексиканского индейца, чем на индейца племени майя или на панамского метиса. Все обступили его, как собаки вокруг дерева, в дупле которого прячется опоссум.[30] В самом деле, след привел их к дереву, вернее, пню с дуплом внутри, футов двенадцать в высоту и около четырех в диаметре. Футах в пяти от земли было отверстие. Над ним виднелся прикрепленный шипом листок бумаги такого же формата, что и тот, который они нашли в первый раз. На листке стояла цифра 100.

В последовавшей затем свалке, когда шесть рук боролись за право первыми нырнуть в дупло дерева за сокровищем, было потеряно еще минут шесть. Но дупло было глубоким, а руки оказались короткими.

— Мы срубим пень, — решил Рафаэль, постукивая рукоятью своего мачете по пню, чтобы определить дно дупла. — Рубить будем все, потом сосчитаем то, что найдем, и разделим поровну.

Тут предводители отряда совсем рассвирепели, и начальник полиции пригрозил, что как только они вернутся в Сан-Антонио, он немедленно всех отправит в Сан-Хуан на съедение сарычам.[31]

— Но пока мы еще, слава Богу, не в Сан-Антонио, — сказал Аугустино; он нарушил обет молчания, чтобы поучить других мудрости.

— Мы бедные люди, и все честно поделим, — раздался голос Рафаэля. — Аугустино прав, и хвала Господу, что мы еще не в Сан-Антонио. Этот богатый гринго разбрасывает за день больше денег, чем мы можем заработать на службе за целый год. Что до меня, то я стою за революцию, если она может дать деньги.

— А богатый гринго пусть будет нашим предводителем, — добавил Аугустино. — Пока он ведет нас такой дорогой, я готов вечно следовать за ним.

Рафаэль вполне с ним согласился и кивнул головой в сторону начальника полиции и Торреса.

— Если они не позволяют собирать то, что нам посылают боги, пусть убираются ко всем чертям в преисподнюю! — сказал он. — Мы люди, а не рабы. Мир велик. Кордильеры недалеко. Мы все будем богаты и свободны, будем жить в Кордильерах; индейские девушки там так красивы и соблазнительны…

— И избавимся, кстати, от наших жен, которые остались в Сан-Антонио, — добавил Висенто. — Давайте срубим это дерево с кладом.

Дерево настолько прогнило, что стало губчатым и потому легко уступило напору обрушившихся на него мачете. А когда пень разлетелся на куски, жандармы насчитали и поделили поровну не сто, а сто сорок семь серебряных долларов.

— Этот гринго щедр, — провозгласил Висенто. — Он дает больше, чем обещает. Нет ли там еще?

Из кучи гнилых щеп, искрошенных мачете почти в пыль, они извлекли еще пять монет и потратили на это еще десять минут. Это привело начальника полиции и Торреса в исступление.

— Этот богатый гринго не теряет времени на счет, — сказал Рафаэль. — Он, очевидно, просто развязывает мешок и сыплет из него деньги. И это, верно, тот самый мешок, с которым он ускакал после того, как взорвал динамитом стены нашей тюрьмы.

Затем отряд возобновил погоню, и с полчаса все шло хорошо. Тропа привела их к покинутой усадьбе, полузаросшей побегами возвращающихся на свое старое место зарослей. Полуразрушенный дом под соломенной крышей, повалившиеся бараки для рабочих; снесенный корраль,[32] столбы которого дали ростки и зазеленели листьями, как деревья, колодец, которым, видимо, еще недавно пользовались, так как ведро было привязано к коромыслу почти новой веревкой, — все говорило о том, что человеку здесь не удалось покорить дикую природу. А к коромыслу на самом виду был прикреплен знакомого уже вида листок бумаги с цифрой 300.

— Матерь Божия! Целое состояние! — воскликнул Рафаэль.

— Да терзает его сатана в преисподней во веки веков! — гневно добавил Торрес.

— Он платит лучше, чем ваш сеньор Риган, — насмешливо фыркнул доведенный до полного отчаяния начальник полиции.

— Его мешок всего-навсего вот такой величины, — показал руками Торрес. — Очевидно, нам предстоит подобрать все, что в нем было, прежде чем мы поймаем его владельца. Но когда мы все подберем и мешок опустеет, мы его накроем.

— Теперь вперед, друзья мои, — вкрадчивым голосом обратился к отряду начальник полиции. — На обратном пути мы спокойно все подберем.

Аугустино опять нарушил свой обет молчания.

— Человек не знает, какими путями он вернется и вернется ли вообще, — пессимистически заявил он. И вдохновившись перлом премудрости, который только что изрек, он попытался осчастливить присутствующих еще одним подобным перлом. — Три сотни в руках лучше, чем три миллиона на дне колодца, которого мы, может, никогда больше не увидим.