Книга обманов (сборник) - Марта Кетро

Оля и сама была с головой, но именно это угощение казалось важным съесть всё, до последней кисло-сладкой ягодки. Села на крыльцо, подстелила на колени тетрадный листок и не встала, пока не доела. Завернула косточки и черенки, пошла в огород и закопала, а палочку оставила на память. Это её первый взрослый подарок, надо беречь. Пока возилась, её не дёргали и не ругали потом за несмываемые пятна сока на руках и на платье, отправили в город, как есть, перемазанную и с урчащим животом.

Потом были бесконечные недели на море, яркие, искрящиеся, полные новых ощущений и вкусов, но все они слились в переливающееся сияющее чудо и забылись, а вот вишню, скачущую по двору, она помнила.

К сентябрю вернулась загорелой и почти белоголовой, в садике предстоял выпускной год, но на последний летний выходной мама отвезла её в деревню, поздороваться с бабушкой и тут же обратно, благо на автобусе полчаса езды. После традиционных ахов про то, как выросла, после того, как заставили задрать платье, оттянуть резинку трусов и показать, какая там белая, а тут чёрная, бабушка сказала:

– Наська-то – померла. – Осуждающим тоном, будто сообщала об очередной скандальной выходке подозрительной соседки.

Светочка прикрыла рот ладонью: она старалась не говорить о смерти при ребёнке, не нужно детям про это.

– Похоронили намедни. Козу Томка Жгалина забрала, они с Наськой вроде как знались, дом родня продаст.

А тебе, – наклонилась к Оле и сказала чуть насмешливо, – она завет оставила. Можешь к ней в цветник пойти и нарвать роз.

Олю поразила не столько новость, сколько нежданное слово из бабушкиных уст – у них говорили «в огород» или «на грядки», а цветники были только в сказках Андерсена. И её в самом деле отвели в пустой сад, где желтела коротенькая трава и росли плотные колючие кусты, усыпанные мелкими чайными розами, хотя почему они так назывались, Оля не понимала – на самом деле они были молочные, лишь слегка подкрашенные заваркой. Дали крышку от коробки рафинада, царапая руки, она нарвала в неё цветов, одних только головок, и ушла. Увезла с собой в город и долго потом хранила вместе с вишневой палочкой.

Только через полтора года, весной, вернувшись из школы, не нашла своих вещей – мама как раз решила сменить мебель в детской, проинспектировала ящики письменного стола и сказала, что в лепестках завелись мошки, поэтому их пришлось выкинуть. Но к тому моменту это уже не имело особого значения. Вот и всё. Ольга подумала, что безнадёжна, – никакого более волшебного обряда в её жизни не случалось, а это разве считается?

Ольгу крайне заинтересовали не только дисциплины, но и личности преподавательниц. Она захотела перечитать их книги, чтобы лучше понять этих женщин, а заодно проследить, как они воплощают идеи Ордена в своих текстах. Выбрала не очень трудный день и после занятий отправилась в библиотеку, которая была открыта ежевечерне, между шестью и девятью часами.

Марго сидела за просторным столом, вызывающим в памяти значительное: «Вас положат – на обеденный, а меня – на письменный», и перебирала какие-то тряпочки.

– Привет, – сказала гостья и, предвидя дальнейшую заминку, напомнила: – Ольга, меня зовут Ольга.

– Здравствуйте, доро… Ольга. Чем могу помочь? – По официальному тону было ясно, что визит некстати. «Ничего, потерпит».

– Мне бы книжки наших дам посмотреть. Хмельницкой, Рудиной, Янды.

– Минутку. Иванову нести?

– Спасибо, не всё сразу.

Через несколько минут Марго положила перед ней три увесистых тома:

– То, что принято считать лучшим. За «Ангела» Рудина взяла «Большую книгу» года три назад, это – Букер, у последней Янды тираж полмиллиона, стоит оценить.

– Ага, посмотрю.

– Должна предупредить: до Дня Клятвы можете пользоваться только читальным залом, выносить книги из библиотеки вам нельзя.

– Что ж, охотно посижу здесь, – покладисто согласилась Ольга, главным образом потому, что заметила – Марго явно хочет от неё избавиться.

– Хотя в курительной могут быть какие-то экземпляры. Возможно, вам удобнее будет почитать там?

– Да чего уж, я уж тут уж как-нибудь. – Ольга упёрлась не столько из вредности, сколько из любопытства, очень хотелось понять, чему это она так помешала.

Марго дёрнула острым плечом, вернулась к своему столу и принялась вдевать в иглу длинную красную нить.

«Королева ещё немножечко шьёт на дому?» – удивилась Ольга и взялась за книжки. Две были неподъёмно серьёзными, зато бестселлер Янды хотя и носил название «Иисус не смеялся», оказался забавным антиклерикальным детективчиком.

«Для нынешней России тема не только необычная, но и рискованная», – думала Ольга, листая страницы. Некоторые из них слиплись – до того книжка была зачитана. «Похоже, здесь только к кандидаткам строги, а остальные не отличаются аккуратностью. Морсом её облили, что ли?» Она посмотрела на Марго: та, опустив острый нос, быстро смётывала два алых лоскутка, высоко вскидывая руку с иглой.

– Далеко замуж выйдете, – неожиданно сказала Ольга.

– Вряд ли соберусь опять, я уже однажды развелась. А почему?

– Мама говорила, кто долгой ниткой шьёт, та за мужем далёко уедет.

– Ну, это я от лени, чтобы не слишком часто вдевать по новой. – Она улыбнулась, и Ольга рискнула спросить:

– А что вы делаете?

– Куколку. Ничего особенного, такое хобби. У меня их уже целый шкаф.

– Марго, милая, а можно взглянуть? Пожалуйста!

Та задумалась, склонив голову так, что волосы почти скрыли треугольное лицо, будто принимала важное решение.

«Надо же, сложности какие – поделки показать. Должно быть, они безобразные получаются, стыдно ей».

– Ну хорошо, – Марго встала, – идём.

Они прошли между стеллажами, углубляясь всё дальше, и Ольга поразилась, сколько же там, оказывается, книг. Воздух был сухим, пахло бумажной пылью.

«То-то у неё такой вид, будто пеплом присыпана, для кожи вредно-то как».

У стены стоял широкий сосновый буфет, более подходящий для столовой или кухни. Марго широким жестом распахнула дверцы, и Ольга, твёрдо собиравшаяся не выказывать никаких эмоций, не сдержалась и вытаращила глаза. Недра шкафа населяли несколько десятков очень странных кукол. Тела были сшиты из грубого серого льна, лица едва намечены, зато платья сделаны из ярких и нарочито дорогих тканей: бархата, шёлка, меха и кружев. Исполнение, правда, всё равно оставалось посредственным. На некоторых Ольга приметила неожиданные аксессуары: например, у одной на шейке в качестве ожерелья надето кольцо с жёлтым топазом, другая держала игрушечную сумочку, у третьей на голове громоздилась уродливая шляпка.

– Какие нарядные!

– Да, люблю их украшать. – Марго взяла уродца в золотой парче и начала раздевать, приговаривая: – Ну, Джульетта, примерь теперь красное.

Ольга заметила, что у многих кукол были причёски – клочки настоящих волос, похожие на вычески, грубо прихваченные к макушкам. Джульетта, например, обладала белокурым шиньоном.

Ольге пришла нелепая мысль, и она спросила наобум:

– А что, Иванова раньше была блондинкой?

– Ну да, полгода как перекрасилась, – ответила Марго, усердно просовывая кривоватую ручку в узкий рукав.

Потом замерла и, не глядя на Ольгу, сказала:

– Догадалась. Умница.

– А… они знают?

– Ну да. Многие.

– Милая Марго, а я здесь есть?

– Неа. Пока. – Марго справилась со смущением и теперь улыбалась. Вообще, улыбка была её главным оружием и аргументом, способом извиниться, прекратить диалог или послать собеседника куда подальше. Тусклая мордочка расцветала, и Марго на миг становилась неотразимой.

– А вы… только писателей шьёте?

– Ещё критиков, – у Марго сделался несколько хищный вид, и Ольга невольно поискала глазами фигурки, утыканные булавками, – но я их отдельно храню, в ящике. И Укропов там есть, и Ласунский…

Ольга благоразумно не попросила их показать.

Глава 6

… женщина более алчет плотских наслаждений, чем мужчина, что видно из всей той плотской скверны, которой женщины предаются. Уже при сотворении первой женщины эти её недостатки были указаны тем, что она была взята из кривого ребра, а именно – из грудного ребра, которое как бы отклоняется от мужчины. Из этого недостатка вытекает и то, что женщина всегда обманывает, так как она лишь несовершенное животное. Она горче смерти, т. е. дьявола.

Она горче смерти, т. к. смерть естественна и уничтожает только тело. Грех же, начатый женщиной, умерщвляет душу через лишение благодати божьей, а также и тело в наказание за грех. Она горче смерти, т. к. смерть тела – явный, ужасный враг. Женщина же – скрытый, льстивый враг. Их сердце – тенета, т. е. неизмерима злоба, господствующая в их сердце. Их руки – оковы.

Учились шесть дней в неделю, седьмой теоретически считался свободным, но большую его часть занимала генеральная уборка: кроме регулярных дежурств на кухне, обязательных для учениц и кандидаток, все обитательницы школы должны были участвовать в воскреснике. Неприятной повинностью это не казалось: здание напоминало шмелиное гнездо с запутанными переходами, по которым с жужжанием носились серебристые пылесосы. Ольга считала, что это отличный повод полазить по закоулкам и удовлетворить своё любопытство. Правда, на нижних этажах хозяйничали дамы, но и наверху хватало неисследованных мест.