Лакомые кусочки - Марго Ланаган

— Ого! — воскликнула Эдда. — Вот они, сокровища, о которых говорится в сказках! Помнишь, Бранза? А это, это — гляди-ка! Я спрашивала у Ма, она сказала, эти шарики называются жемчугом.

— Ты же обещала не рассказывать маме! — укорила сестру Бранза.

— Я и не рассказывала, просто узнала, что они называются жемчужинами. Ма говорила, в некоторых странах жемчуг ценится очень высоко. Должно быть, этот коротышка — скряга из сказки.

Карлик, занятый подсчетом серебряных монет, сердито зыркнул исподлобья:

— Ступайте своей дорогой и не суйте длинные носы куда не надо!

— Посмотри, сестренка, его манеры ничуть не улучшились! — фыркнула Эдда. — А ведь еще бы чуть-чуть, и наш приятель, заклеванный до смерти, отправился бы на корм орлятам!

— Идем, Эдда. — Бранза потянула ее за рукав. — Это дурной человек. От того, что ты его пристыдишь, он не исправится.

— Ты права, беспородная шавка, я злой и нехороший. Пусть подружка отведет тебя обратно в вашу Доброляндию, Миляндию или Слюнляндию. Или, говоришь, вы сестрицы? Что-то не похоже. Видать, разные папаши потрудились! Шлюхи из шлюхиного чрева! — Карлик брезгливо сплюнул. — Небось даже не соображаете, о чем я говорю, темные вы крестьянки! Покажи я вам своего дружка, вы решите, что это морковь или репа!

Его лицо беспокойно вытянулось, когда Эдда нагнулась и взяла из кучи крупный рубин.

— Ну, жадина, и как называются драгоценности этого замечательного цвета?

Она потерла рубин о рукав, но тут же ойкнула и едва не выронила его: темно-вишневый камень подпрыгнул и встал на тоненькие лапки; с одной стороны у него вырос клюв, с другой — хвост. Рубин оброс перышками и встряхнулся: на ладони у Эдды сидела малиновка. Птичка вспорхнула на ветку березы и звонким щебетом высказала свое недовольство.

— Бранза, ты видела? — ахнула Эдда.

— Убери свои немытые лапы от чужого добра, распутница! — Карлик вскочил с земли.

— Послушай, как ты это делаешь? Как превращаешь птиц в драгоценные камни, а лягушачью икру — в жемчуг? — вытаращила глаза Эдда. — Я тоже хочу научиться!

— Прочь! Отойдите подальше, лахудры, а то превратите все мое богатство в груду мусора!

Упрямая Эдда не повела и ухом.

— Откуда ты пришел, господин?

— Из… — Карлик подбоченился и принял позу, которую можно было бы счесть угрожающей, будь он повыше росточком. — Из вонючей задницы мира! Разрешаю вам называть меня мистером Зловонским. Я попал к вам через задний проход земли, а когда закончу здесь свои дела, протиснусь обратно тем же путем. Ну, что уши развесили, никудышные девчонки? Давайте топайте отсюда!

Эдда недоверчиво рассмеялась.

— Господин, ты так странно разговариваешь, я и половины слов не разберу!

— И так понятно, что он бранится, — поджала губы Бранза. — Идем, Эдда, ну его.

Не успели сестры сделать и шага, как за спиной карлика послышалось глухое рычание. Бранза и Эдда от ужаса приросли к земле; карлик коршуном бросился на груду сокровищ, пытаясь накрыть ее своим тщедушным тельцем. За деревьями снова раздался рык, затем сестры явственно ощутили запах дикого зверя, и вот из леса вышла огромная темная гора, покрытая бурым мехом, яростно раздувающая ноздри. Тяжелые лапы, круглые уши, острые клыки и длинные страшные когти!

Втянув носом запах, Эдда схватилась за Бранзу:

— Это медведь! — воскликнула она.

Сестры прижимались друг к дружке, трепеща: младшая — от восторга, старшая — от ужаса перед грозным животным, от которого исходило не дружелюбие, но враждебность.

— Милосердные небеса! — заверещал коротышка, лихорадочно подгребая под себя драгоценности.

— Он словно кукла, — прошептала Эдда, — словно котенок! Совсем крохотный по сравнению с медведем!

Хищник наклонился и легким движением сбросил карлика с кучи сокровищ, тот откатился в сторону и вскочил на ноги.

— Бери, бери, — забормотал он. — Не беспокойся, я найду еще. Забирай все и благослови тебя небо, прекрасное животное. Конечно, конечно, ты как царь зверей заслуживаешь лучших украшений…

Голодный медведь, однако, унюхал на камнях и монетах запах человечины, равнодушно разгреб груду и двинулся на карлика.

— Нет, мой господин, прошу тебя, не надо! — заплакал маленький человечек. — Во мне нет ничего кроме старых жестких жил. Возьми их, повелитель, их! — Он попытался спрятаться за сестер и вытолкнуть их вперед. — Смотри, смотри, какие они сочные и жирные! Настоящие лакомые кусочки! Господин, ты славно попируешь их мясом! Ну зачем тебе высохший старикашка?

Обе девушки застыли на месте, как изваяния. Эдда с обожанием глядела на зверя, Бранза стояла, уткнувшись лицом в ее плечо, и лишь коротышка продолжал вопить и повизгивать. Эдда чувствовала его запах: запах крови и страха.

Медведь ударил тяжелой черной лапой — Бранза и Эдда услыхали, как она просвистела в воздухе, — и карлик навзничь повалился в траву, на свои рассыпанные сокровища. Острые когти пропороли живот и руку коротышки, остатки камзола вместе с кожей несчастного повисли лохматыми клочьями.

Лицо также было разодрано. Через дырку в порванной щеке Эдда успела разглядеть два пожелтевших зуба, прежде чем рану наполнила кровь. Отброшенный ударом карлик поднял невидящие глаза в небо, силясь не то разглядеть вышину, не то осмыслить произошедшее, и в следующее мгновение жизнь оставила его. На земле лежало бездыханное тело.

Бранза услышала звенящую тишину и повернула голову. Сперва она испугалась еще больше, но когда увидела карлика мертвым, страх немного ослаб. Кровь из щеки мертвеца струйкой стекала в траву, медленно, будто змея, извивалась то влево, то вправо.

Медведь, ровно сопя и приминая лапами тонкие стебельки травы, склонился над добычей и принялся пожирать ее. Эдда крепче прижала к себе Бранзу, опасаясь, что та вскрикнет, привлечет внимание зверя, и их постигнет та же печальная судьба.

Труп карлика покачивался, как подбитая перепелка в зубах охотничьего пса; он словно бы не возражал против того, что его едят, и все еще обдумывал, как с ним могло такое случиться, разглядывал сам себя. Впрочем, нет, от его лица уже ничего не осталось; медведь громко хрустел костями маленького черепа, похрюкивая, смачно вылизывал шершавым языком содержимое из обломков. Белые волосы коротышки налипли на морду и шею зверя, опутали его, точно паутина. Скоро на земле остались только лохматые клочья — и одежды, и плоти — да белые косточки; измазанная и вытоптанная трава, неряшливые пятна крови вокруг медвежьей пасти; безмолвное эхо криков жертвы.

Медведь сыто рыгнул, мотнул головой в сторону сестер и обратно, поднялся и побрел на окровавленных лапах к лесу. Сразу за первыми деревьями он уселся и начал приводить себя в порядок.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});