Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Краски и воображение Рериха получают свои права в эскизах театральных декораций, особенно к историческим и сказочным пьесам. Для нас они являются новыми, колоритными, выполненными с богатой фантазией. Действительно, есть повод пожелать, чтобы и у нас начали развивать искусство театральной декорации и освободились от тех не только условных, но и безвкусных сценических украшений, которые укоренились в нашем театре».
А когда речь зашла о скандинавских пейзажах, критик, спрятавшийся за псевдонимом «Jörö», уже более откровенно писал о чуждости русского духа финскому: «Пейзажи, виды Финляндии кажутся финнам холодными и чужими». Больше всего публике и покупателям понравились финские пейзажи Н. К. Рериха, и именно они были в первую очередь раскуплены на выставках, организованных в Гельсингфорсе. Но эти пейзажи просто возмутили художественную критику, которая увидела в них, по выражению журналиста из «Hufvudstadsbladet», — «отсутствие чувств в искусстве Рериха». Журналистка Сигне Тандефельт объясняла это тем, «что Рерих, собственно, не является художником, но бурлящая жизнь его фантазии, его страдания, полные драматичности, а также огромный опыт и знания делают его искусство сильным и индивидуальным».
Эдвард Рихтер из газеты «Helsingin Sanomat» объяснял эту русскую холодность тем, что «у художника вполне достаточно чувства цвета, но, несмотря на это, в манере письма он может быть странно сухим и безжизненным, что особенно чувствуется в пейзажах. Собственно говоря, он только во вторую очередь художник, который обладает возвышенным чувством цвета, прежде всего он поэт… а также археолог и декоратор».
Финская критика назвала Рериха русско-скандинавским художником. Но финном признавать не хотела, поэтому искала в его картинах нечто чуждое для финской живописи и выступила против покупки музеем Атенеум (Atheneum) полотен Н. К. Рериха, считая, что одной картины, купленной раньше, вполне достаточно. Николай Константинович очень рассчитывал на деньги, которые мог получить от продажи, но после выставки в Гельсингфорсе ни один из представителей музея, несмотря на обещания, не предложил Рериху заключить договор на приобретение у него картин.
Рерих был очень удивлен таким положением вещей. Он не знал, что предпринять, и после некоторых раздумий 6 апреля написал своему другу Галлен-Каллеле:
«Мой дорогой друг! Будь так добр, дай мне хороший совет, что мне делать с выставкой? Все отношения хороши и блестящи, но Atheneum не появляется, и все покупатели исчезли. Может быть, мне нужно самому обратиться к Atheneum, но я полагаю, что такое персональное обращение неудобно»[187].
Галлен-Каллела действительно ускорил покупку картин, и уже 15 апреля, в день закрытия выставки, русскоязычная финская газета «Русская жизнь» писала:
«На днях специальная комиссия музея Атенеум посетила выставку картин академика Рериха и приобрела для Атенеума две картины „Замок“ и „Принцесса Мален“.
До настоящего времени в Атенеуме имелась лишь одна картина русского художника. Финские льды растаяли перед искусством нашего художника и академика Рериха. Национальный музей в Гельсингфорсе также ведет переговоры с Рерихом о приобретении его картин. Покупаются картины и финнами для частных коллекций. В области живописи финнам еще отчасти чужды своеобразные краски и тонкое восприятие природы новейшей живописи, тем значительнее победа, одержанная своеобразным гением Рериха. По окончании выставки в Гельсингфорсе она переводится в Христианию, а затем непосредственно в Лондон. Как больно думать, что часть собрания картин большого русского художника не останется на родине, и русское богатство распылится своими золотыми блестками по музеям целого мира. Русский народ ныне — странник. Его искусство и литература тоже великий странник, но они идут по миру не с сумой, а с богатствами, которыми щедро поделятся с другими народами и все же останутся богатыми»[188].
В мае 1919 года, в салоне Хорхаммера, состоялась последняя выставка работ Н. К. Рериха в Финляндии.
Для Николая Константиновича все было уже предопределено — обратно в Россию он не вернется. Оставаться в Финляндии он тоже не хотел, а в сложившейся ситуации это было даже опасно, в феврале 1919 года Н. К. Рерих писал:
«…A теперь обращусь я к вам, которые остались во граде обреченном; к тем из вас, которые имеют международное значение! И к вам, друзьям, в рассеянии сущим!
Вы, что-то сохраняющие и затворяющие! Не затворите и совести вашей и не прикройтесь значением вашим убийц и предателей.
Поймите, что есть настолько злые вещи, что и приближаться к ним нельзя. Помните, что цель не освящает средства. Знание и искусство не живут на этих вредных корнях. Отличите же, наконец, признаки от сущности. Неужели же затворилась и совесть?
Пусть мой зов просочится к вам, и пусть сердце ваше подскажет вам, где истинный народ и где та ваша Родина, во имя которой вы должны принести все ваши силы и знания.
А вы, друзья, в рассеянии сущие! Пусть и к вам через все наваждения просочится зов мой. Соединимся невидимыми проводами духа. К вам обращаюсь, вас зову: во имя знания и красоты, для борьбы и труда соединимся»[189].
Эта статья была опубликована в уже ставшей теперь эмигрантской финской газете «Русская жизнь» под названием «Ко времени».
Меньше чем через месяц, 28 февраля 1919 года, Н. К. Рерих добавит к этой серии статей пятую заключительную часть, так и не опубликованную:
«По поводу моих статей „Ко времени“ я получил ряд писем от лиц, мне неизвестных.
Сейчас, на отъезд, хочу сказать об этих письмах несколько слов… Наконец, было одно утверждение, по своей простоте всем очень близкое. Было утверждение, что теперь настало время каждому выявить свою истинную сущность.
Вспоминаю. Покойный Серов, чуткий и чистый, всегда говорил:
— Каждому человеку хоть раз в жизни приходится предъявить свой настоящий паспорт.
Именно такое время переживаем и сейчас. Каждый добровольно, свободно и явно должен вписать в графу „особые приметы“ несмываемыми чернилами свое определение.
Можно вписать: мужество, строительство, творчество, сознательная работа, ясность и твердость духа, желание познавать, стремление совершенствоваться, устремление к красоте и знанию.
Или: боязливость, продажность, приспособляемость, потворство, уродливость, ложь и невежество под мертвенным покровом пошлости. Сколько определений надлежит внести беспощадно.
Настало время каждому заполнить четко графу своего свидетельства жизни. Установить навсегда. Сделать тайное ясным. Час, к которому запись должна быть внесена, приближается.
И радостно, если мысли об этом неизбежном выявлении не будут пугать, но встанут на пути человеческом как придорожные знаки. Напоминающие. Указующие преддверие будущего светлого града»[190].
Также определился и сам Николай Константинович, выбрав свой путь, надолго разлучивший его с родиной — Россией.
Леонид Андреев и его жена Анна Ильинична собирались приехать в Гельсингфорс на выставку картин Рериха. Для этого специально было получено разрешение на посещение Гельсингфорса на 8 дней с 24 марта 1919 года. Однако простуда и больное сердце Леонида Андреева заставили отменить поездку, они так и не приехали на выставку картин Н. К. Рериха. Несмотря на это, Леонид Андреев своим творчеством присутствовал на выставке. В конце торжественного открытия вернисажа актриса Л. Б. Яворская читала его статью «S.O.S.» и несколько стихотворений Рериха. Как писал Арабажин в своей статье «Русский праздник: Выставка картин Н. К. Рериха»[191], в газете «Русская жизнь», что именно там было объявлено о сборе средств в пользу Скандинавского общества помощи Российскому воину. Предполагалось из Гельсингфорса перевезти картины в столицу Норвегии Христианию (Осло), а потом в Лондон.
За месяц до отъезда Рерихов из Финляндии, 19 марта 1919 года, Леонид Андреев писал художнику: «Дорогой мой Николай Константинович! Вчера Анатолий Ефимович [Шайкевич] сообщил мне печальную весть, что Вы очень скоро, всего может быть через несколько дней, можете уехать в Европу. Это производит такое впечатление, как будто я должен ослепнуть на один глаз: ведь Вы единственная моя живая связь со всем миром, который лежит к западу от прекрасного Тюрисева. И значит — и видеться больше не будем? И говорить не будем? Дорогой мой, если это действительно случится, приезжайте хоть на один вечерок. Переночуете у меня, будем говорить!..»[192]
Николай Константинович так больше и не увидел Леонида Андреева. В конце мая Рерихи с новыми паспортами были уже на пути в Англию. Последняя короткая остановка в Швеции, где с успехом прошла выставка картин художника, — и, наконец, Рерихи оказались в Лондоне.
- Политический кризис в России в начале ХХ века в дневниках Николая II - Е Печегина - Искусство и Дизайн
- Престижное удовольствие. Социально-философские интерпретации «сериального взрыва» - Александр Владимирович Павлов - Искусство и Дизайн / Культурология
- Баланс столетия - Нина Молева - Искусство и Дизайн
- Парки и дворцы Берлина и Потсдама - Елена Грицак - Искусство и Дизайн
- Пикассо - Роланд Пенроуз - Искусство и Дизайн
- Основы рисунка для учащихся 5-8 классов - Наталья Сокольникова - Искусство и Дизайн
- Всемирная история искусств - Гнедич Петр Петрович - Искусство и Дизайн
- Практическая фотография - Давид Бунимович - Искусство и Дизайн