Роковой сон - Джорджетт Хейер

— Оно для меня слишком большое и тяжелое.

Рауль рассмеялся.

— Мадам, я передам герцогу, что посланное им кольцо плохо подходит к вашему пальчику.

— Да, передайте, пожалуйста.

Матильда больше не увидела посланцев. Утром они отбыли, а об их визите напоминало лишь золотое мужское кольцо, тяжело давящее на маленький пальчик.

Очень скоро служанки занялись шитьем свадебных нарядов. Их языки могли соперничать в скорости разве что с мелькающими иголками, а графиня Адела все разворачивала и разворачивала кипы отрезов полотна и сукна. Что касается Матильды, она понимала, что события ускользают из-под ее контроля. Она сидела в стороне, замкнутая от всех, скрытная, и вертела на пальце кольцо Вильгельма.

Она думала, что герцог мог бы и сам приехать в Брюссель, но он лишь присылал обычные в таких случаях подарки и высокопарные письма, написанные на латыни и подписанные «Ego Willelmus cognomine Bastardus»[4].

Разглядывая подпись, Матильда краснела, размышляя, не подписался ли он так, чтобы посмеяться над ней. Увидев в последующих письмах, что герцог подписывается только таким именем, она непроизвольно рассмеялась, подумав, как это похоже на него — так бесстрашно выставлять на обозрение свое происхождение. Больше от него ничего не приходило, и по холодной сдержанности поведения можно было понять, что страсть его перегорела. Гордость леди была оскорблена таким отношением, и она резко изменилась. Поэтому в паланкине свадебного кортежа, который отправился к границам Нормандии, сидела уже не прежняя Матильда, а совершенно другая женщина, холодная и опасная, умеющая держать себя в руках.

Высланный герцогом эскорт сопроводил невесту в Ю, где должно было произойти венчание. Поглядывая через щелочку в занавесях паланкина, Матильда видела несчетное множество великолепных мантий, сверкание стали и драгоценностей. Кортеж графа Болдуина как-то потерялся во всем этом великолепии, в роскоши кавалькады нормандцев. Леди Матильда, поглядывая на пышность эскорта, испытывала удовольствие от этого зрелища.

Может, герцог Вильгельм и намерен быть холодным, но он демонстрировал перед возлюбленной весь этот блеск так же, как павлин распускает хвост, чтобы покрасоваться перед другими.

Недалеко от Ю их встретил большой отряд. Лицо Матильды было скрыто под вуалью, и она являла собой скромную особу, но и не поднимая глаз, леди не упускала ничего из происходящего. Замок был полон знатными баронами, приехавшими сюда с женами, рыцарями, оруженосцами, слугами, пажами, церемониймейстерами. Голова Матильды шла кругом, и она была рада, когда ее отвели в приготовленные для нее апартаменты.

Там ее собственные служанки, ища одобрения знатных дам, приставленных герцогом к невесте, искупали и одели ее для первой встречи с женихом. Матильда подчинилась их выбору в одежде. Она посматривала через узкое оконце на сереющий в сумерках ландшафт за окном и думала, какая унылая и мрачная эта Нормандия.

К ужину ее повела графиня Адела, пришедшая в комнаты дочери, чтобы убедиться, что служанки все сделали как надо. Графиня доброжелательно побеседовала с нормандскими дамами, но ее голос показался Матильде печальным.

Они прошли через бесконечные галереи увешанных гобеленами стен. Вышитые лица глядели вниз, на Матильду. Графиня вела дочь за руку, их сопровождала процессия знатных дам, их шлейфы от платьев волочились по каменному полу. Когда они дошли наконец до цели, Матильде показалось, что в зале горит тысяча свечей. Их огонь слепил, она видела только их желтые язычки, когда проходила зал, направляясь к возвышению под окном. Взойдя на него, услышала голос своего отца, а затем еще один, более низкий, угадав который, женщина вздрогнула. Кто-то сильно сжал ее руку. Несмотря на всю силу, пожатие это не было вполне уверенным, ее блуждающий взор смутно различил лицо герцога, склонившегося, чтобы поцеловать ее пальцы. Он произнес одну или две официальные фразы и тут же отпустил ее руку. Матильда села рядом с ним за стол, но разговаривал с ней лишь сидящий рядом Фицосборн. Герцог, казалось, был занят только графом Болдуином и его женой. Когда же обращался к Матильде, то говорил как незнакомец, хотя и не мог оторвать взгляда от ее лица.

Увидев такое обращение, женщина начала оживать. Взгляд ее прояснился, она стала более внимательно следить за происходящим, оставаясь ласковой с Фицосборном и сохраняя холодное самообладание по отношению к герцогу. Матильда обратила внимание, что еда подавалась на золотых блюдах, но она мало что попробовала, отсылая еду обратно, мало пила и вскоре удалилась в сопровождении матери и своей свиты.

Графиня была восхищена замком Ю и уже предвкушала визит в Руан, со всеми этими обещанными празднествами, которые должны были сопутствовать свадьбе. Ей нравилось великолепие герцога и она хотела, чтобы дочь порадовалась такому знатному поклоннику. Она посидела какое-то время около дочери. А Матильда лежала, затерявшись в огромной кровати, завешенной со всех сторон жесткими занавесями.

— Я вполне довольна, мадам, — спокойно сказала она.

Проследив, как ушла мать, Матильда принялась размышлять, чего можно ожидать от холодности герцога. Когда она наконец заснула беспокойным сном, то много раз просыпалась, напуганная ночными кошмарами.

На следующий день Матильда не видела герцога, пока не настал час венчания в кафедральном соборе Нотр-Дам. Отец провел ее сквозь ряды зевак, специально съехавшихся в Ю, чтобы присутствовать на церемонии. На Матильде было длинное платье, расшитое драгоценными камнями, со шлейфом во много локтей длиной, который несли подружки невесты. Войдя в церковь, леди Матильда поискала глазами Вильгельма и обнаружила его у ступеней алтаря вместе со сводным братом Мортеном и другими баронами, которых она не знала. Герцог был одет в золото и пурпур, опоясан мечом, в короне поверх шлема и свисающей с плеч мантии, также отороченной золотом, которая доходила до самой земли и шелестела при каждом движении.

Одо, молодой епископ Байе, которому помогали епископы Кутанса и Лизье, провел церемонию венчания. Невзирая на то, что невеста была вдова, а не девица, над ее головой держали вуаль четыре рыцаря.

После произнесенных обетов и дарованного благословения супружеская чета была увенчана цветами и проследовала на пир в замок, где были и мимы, и акробаты, и наигрывающие сладкие мелодии менестрели. По кругу водили дрессированного медведя, на спине которого сидела мартышка, зверь ходил на задних лапах и, подшаркивая, исполнял танец под тамбурин. Затем вбежала группа акробатов, мужчин и женщин, а менестрели, сопровождаемые звуками арфы и рогов, пропели хвалебную оду герцогине, исполняя туш в конце каждой строфы.