Трудовые будни барышни-попаданки 4 - Ива Лебедева

доченьку, с рук спускает недетские шалости. Но нет. Эта история еще не закончена. Урок еще будет. Но без боли, без нервов. Без измывательства. Только забыть так просто я не дам.

Я села на стул, показала Лизе — садись. Пусть глаза будут почти вровень. Особенно если в них слезы. Но это — не ко времени разговор. И девочка сама это поняла, вытерла лицо, закусила губу. Заставила себя сосредоточиться. Молодец.

— Доченька, есть вещи, которые могу сделать только я. Если ты поедешь со мной, я буду думать о тебе и не смогу помочь папе. Ты должна остаться и успокаивать братьев, если они заплачут. Если я знаю, что ты дома, что ты спишь, а Зефирка рядом, на коврике, — это настоящая помощь для меня. Пожалуйста, помоги!

Да, небольшая манипуляшка… А что еще делать?

Несколько секунд на дочкином лице менялись гнев, обида, тоска. А потом Лизонька горько вздохнула и обняла меня.

— Маменька, поезжай скорей и не возвращайся без папы! И себя оберегай!

Я поцеловала дочку. Отдала необходимые указания, сама пошла собираться. Мне предстоял визит в высший свет, пусть и с сугубо деловой целью.

Поэтому пришлось потратить время на одевание и прическу. Кремовое платье с букетами по белой дымке, вышитыми серебряной нитью. Легкая шляпка с искусственными перьями: мой принцип — не обижать птичек. Минимум тщательно подобранных драгоценностей и аромат-коктейль.

Будто на бал собираюсь. Да, скорее всего, на бал. Значит, оденусь подобающе.

Прическа и макияж заняли столько времени, что на пароходе успели развести пары, а также завести на палубу лошадей и закатить экипаж. Искать наемную карету в городе нет времени. Морским путешествием коней мучить бы не стала, но путь по реке — без качки.

— Добрый вечер, Эмма Марковна.

Старый кучер Еремей уже был на борту и беседовал с лошадками. Третий человек, после Павловны и беглой девки Ариши, встреченный мною в этом мире. Простой, понятливый, надежный.

Мой главный конюшенный начальник, всюду при мне: в Голубках, в Москве, в Питере. Пароходы пароходами, но главный транспорт по-прежнему верховой да гужевой. Еремей в преклонных годах освоил грамоту, книги читал по конскому хозяйству, иногда просил учеников переводить иностранные. Был и практиком, и теоретиком, а с посторонними вел себя с таким достоинством, что его иногда принимали за отставного офицера и вполголоса сочувствовали: вот как судьба-злодейка человечка повыкрутит.

— Здравствуй, Еремушка.

— Отчаливаем? — спросила Настя.

Я кивнула, и уже несколько минут спустя кораблик шел вниз по Неве, в центр огромного города.

* * *

Река Фонтанка шире каналов. Только поэтому капитану удавалось проходить между бесчисленными пришвартованными барками. На некоторых суденышках шумела ночная жизнь: песни, ругань. То и дело эти звуки сменялись изумленно-испуганными:

— Глянь-ка! Хоромина с дымом! Господи, обереги!

Я тихо посмеивалась, вспоминая Емелю, который промчался по главной улице на печке. Только непозволительно было мне, как Емеле своей печкой, давить прохожих. Поэтому на носу сверкал зеркальный прожектор, освещавший фарватер метров на сотню вперед, а по бортам горели лампы. Иногда пароход деликатно гудел, так что мы подарили ночной Фонтанке настоящее звуковое-огневое шоу.

Шли медленно, дважды останавливались перед мостами — поднять разводной пролет. Чтобы обошлось без задержек, я щедро коррумпировала дежурных будочников, так что они, сбросив шинели, сами крутили колеса.

Но почему же я велела идти именно к указанной цели — Аничкову дворцу, позже ставшему Домом творчества юных, а сейчас резиденции великого князя Николая Павловича? Интуиция. Подведет или нет?

Мы еще не причалили, когда я поняла — не подвела. Доносилась музыка, окна в залах светились. Невзыскательный человек той эпохи сказал бы «сверкали». Но и мне издали было понятно — свечей в этот вечер не жалеют.

У Аничкова дворца два парадных входа — с Невского и с пристани, с Фонтанки. Я воспользовалась вторым.

С задачей дресс-кода мое одеяние справилось на ура. Хотя на такой бал принято проходить по билетам, у меня не спросили.

Первые шепотки я расслышала на лестнице: «Золотая княгиня пожаловала», а уж по залам и гостиным шла как пчеловод в защитном костюме по пасеке — всюду жужжание. Правда, не столько недовольное, сколько заинтересованное.

Ну да, уже не помню, когда была последний раз среди такого бомонда. Разве на нескольких благотворительных балах, затеянных императрицей-вдовой, но и там — преимущественно деловые беседы по гостиным. Барышне приличествует являться на бал с родителями, даме — с супругом. Чуть больше свободы у вдовы, но не мой случай. Мише в его статусе на таком балу делать нечего, значит, и мне.

Ну а насчет «золотой княгини» и сопутствующих легенд… То, что у меня на Урале пять признанных золотых приисков и десять тайных, — ладно. Среди слушков королем является такой. Мол, мой первый супруг незадолго до гибели добыл карту во французском штабе, с обозначением озера в Смоленской губернии, куда Наполеон скинул под лед пятьдесят возов награбленного богатства. Я купила имение у разорившегося помещика, не подозревавшего о таком достоянии, заказала в Англии подводную машину и все сокровища вытащила. Мои паровые молоты и мельницы в Новой Славянке — для отвода глаз, это я в печах Наполеоново золото переплавляю.

Ладно, спасибо, сплетники, не хватило фантазии увязать мое богатство со службой мужа — мол, берет золотую дань со взломщиков и грабителей, а печи мои превращают кольца и цепочки в анонимные слитки.

Шепотки я слышала, а вот шептунов особенно-то и не разглядишь. Поспешила и не взяла едва ли не самую полезную вещь на балу — веер. Сотни свечей, да еще натоплено, да еще сотни гомо сапиенсов, от слуг до элиты, со своей температурой тела. И не проветришь — ноябрь на носу. Так что путь мой был в тумане…

— Госпожа Орлова-Шторм! Моя радость от вашего визита слегка омрачена его неожиданностью.

— Извините, ваше императорское высочество, мой визит оказался неожиданным для меня в неменьшей степени, чем для вас, — ответила я, присев в неглубоком реверансе.

Но с чего же такой упрек со стороны хозяина дворца? Почему в глазах царевича читается не только интерес, но и в большей степени смущение?

Причина проста. Неподалеку от Николая Палыча его супруга, милая Александра, дочка прусского короля. Полагаю, царевич не раз объяснял ей свои визиты в Новую Славянку исключительно инженерно-машинными причинами. Сейчас экс-Шарлотта глядела на меня и, похоже, пришла к выводу, что внимание супруга могли привлечь не только паровые механизмы. Скрывать ревность — профессиональная обязанность царской жены, но от меня не