Дерзкая невинность - Дженнифер Хеймор

Первое, что он увидел, когда ему удалось сфокусировать зрение, было направленное на него дуло пистолета.

— Может, ты хочешь сесть, Уэйкфилд?

Фигура Фенвика наконец стала четкой. Не опуская пистолета, он наклонился и поставил на пол фонарь. За его спиной появилось несколько мужчин, судя по их росту и фигурам, это были те четверо, которые избивали Макса на улице. Они столпились на пороге, выражение их лиц было угрожающим.

— Я не хочу сидеть, — прохрипел Макс. — Что, черт побери, происходит, Фенвик? Где я? Почему ты нацелил на меня этот чертов пистолет?

— Незачем притворяться дураком.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь?

— Ты в моем подвале.

Макс оглядел помещение. Оно было маленьким и не имело окон. Стены цементные, выщербленный деревянный пол. Единственным предметом мебели был изъеденный молью выцветший шезлонг, на котором он, видимо, только что лежал.

— Прекрасно. Значит, я у тебя в подвале. Мои руки связаны за спиной, и ты целишься в меня из пистолета. Это я понял. Но я не понял, почему?

— Потому что я хочу с тобой поговорить.

— Если бы ты хотел поговорить со мной, мы могли бы встретиться в клубе или у меня дома.

Глядя на Макса поверх пистолета, Фенвик хихикнул. Смех был такой злобный, что у Макса засосало под ложечкой. Он никогда раньше не слышал, чтобы Фенвик так смеялся.

— Я не думаю, что если бы просто пришел к тебе домой, ты бы дал мне то, что полагается мне по праву. Увы, это дело требует более крутых мер.

— Чего ты хочешь?

Все так же не опуская пистолета, Фенвик достал из кармана сложенный лист бумаги.

— Здесь все написано. — Он протянул бумагу Максу и снова хихикнул. — А, я забыл. У тебя на данный момент трудности с руками. — Он бросил бумагу на грязный пол. — Я предоставляю вам, ваша светлость, самому ознакомиться. Адье.

Он попятился к двери, но когда он уже почти вышел в коридор, Макс крикнул:

— Подожди.

Фенвик остановился.

— Что будет после того, — Макс кивнул в сторону бумаги на полу, — как я прочту это?

— Потом, — фальшиво улыбаясь, сказал Фенвик, — я вернусь с пером и чернилами, и ты это подпишешь.

Он с шумом хлопнул дверью, и Макс услышал звук задвигаемого засова. Он стоял, глядя на дверь, все еще не понимая, как ему следует реагировать на все происходящее.

Фенвик его похитил? Запер, связанного, в подвале и держал его под дулом пистолета?

Макс покачал головой в полном недоумении. Может быть, он найдет ответ в этой бумаге?

Поднять с пола бумагу было не так-то легко. Макс сел на пол, повернулся спиной к листку и нащупал пальцами бумагу. Он с трудом сломал печать и развернул лист. Чтобы прочесть, что было написано, Макс изогнулся к фонарю, оставленному Фенвиком.

«Я, Максвелл Бьюкенен, герцог Уэйкфилд, настоящим заявляю следующее:

Руководствуясь своей личной неприязнью и злобой, направленными на достойнейшего Леонарда Риса, маркиза Фенвика, я умышленно очернил его доброе имя на всю Британию. Я распространял слухи о том, что он избивал свою жену. Это обвинение от начала до конца является заведомой ложью и не соответствует правде.

Это письмо следует считать моим покаянием, потому что я больше не могу выносить тяжкое бремя вины, разъедающее мою душу. Это я воспользовался маркизой с жестокостью, которую приличным людям трудно даже вообразить.

Я, герцог Уэйкфилд, виновен в изнасиловании леди, жены человека, который всегда относился ко мне с уважением и восхищением.

Маркиз Фенвик любит свою жену и защищает ее, как того требует его имя и положение. Я обличаю всякого, кто будет отрицать, что он идеальный джентльмен и любящий муж.

Настоящим я клянусь, что все в этом заявлении является безусловной правдой».

* * *

Подписи, разумеется, не было. Фенвик ожидал, что Макс подпишет бумагу сам.

«Господи, может, это какая-то шутка? — думал Макс. — Неужели Фенвик написал все это всерьез? Если так, то он просто безумен».

Но что-то подсказывало Максу, что это не шутка. Фенвик не такой изощренный шутник, тем более на такую тему, как избиение жены.

Конечно, Макс никогда не подпишет эту бумагу. Пусть Фенвик режет его на куски, сдирает с него кожу или распнет его на дыбе, у него ничего не выйдет. Макс никогда не поставит свою подпись под этой ахинеей.

Никогда.

Он встал и начал ходить по комнате. Он попытался освободиться от грубых веревок, впивавшихся в запястья, но безуспешно. Тот, кто связал ему руки, должно быть, когда-то был матросом.

Во рту у Макса пересохло. В животе урчало от голода, и ему срочно надо было в туалет, но он не обращал на все это внимания, а думал лишь о том, что надо делать.

Выйти можно было только через дверь, но она была заперта на засов.

Он мог бы попытаться наброситься на Фенвика и выбить из его рук пистолет, если бы за его спиной не стояли его головорезы. Да поможет ему Бог, если маркиз когда-либо окажется наедине с Максом.

Если притвориться, что он согласен подписать бумагу, может, ему удастся уговорить Фенвика выпустить его.

Но достаточно ли глуп Фенвик, чтобы поверить, что Макс признается во всей этой лжи, а потом, поджав хвост, сбежит куда-нибудь? Вряд ли. Он слишком хорошо знает Макса.

Макс опустился на шезлонг. Его руки затекли и болели.

Нет, Фенвик прекрасно знал, что Макс просто так не сдастся.

Был только один приемлемый выход из этой ситуации для Фенвика: заставить Макса подписать это письмо, а затем убить его.

Одетая в новое красное вечернее платье, Оливия раздвинула занавески и осмотрела пустынную улицу. Было уже почти десять часов.

— Он не приедет, не так ли? — шепотом спросила она леди Стрэтфорд.

— По-видимому. Но я уверена, что этому есть разумное объяснение.

— Он, наверное, передумал. Решил, что не хочет ехать в оперу сегодня вечером.

— Чепуха. В этом случае он прислал бы записку.

— Вы уверены? Я знаю, что он очень занят. Может, он заработался и забыл про наши планы.

Графиня покачала головой:

— Сомневаюсь, моя дорогая. Джентльмены так не поступают. Они не могут просто так забыть, что пригласили в оперу очаровательную молодую леди.

— Я не… — начала Оливия, но осеклась. Красивой в их семье считалась Джессика. Феба была почти такой же красивой, как их младшая сестра. И никто не мог отрицать очарование близнецов Мег и Серены. А Оливия была худой и болезненной на вид, слишком маленького роста и плоскогрудой, чтобы на нее кто-либо обратил внимание. То есть кроме Макса.

Но сегодня он забыл про нее.