Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Следуйте на посадку, — сказал Уваров, с удовлетворением отметив вслух, что старший лейтенант Стахов хорошо знаком с техникой слепого полета.
Стахов выбрался из кабины тренажера не сразу, и это не могло не удивить летчиков. Всегда энергичный, всегда деятельный на занятиях, Стахов сидел, подперев подбородок руками, и о чем-то думал. Командир эскадрильи дважды окликнул старшего лейтенанта, прежде чем тот посмотрел в его сторону.
— Разрешите получить замечания? — спросил наконец Стахов, продолжая думать о чем-то.
Вернувшись на свое место, он сказал Мешкову тоном заговорщика:
— Парабола невесомости — это кое-что значит. А? — и закрыл рот ладошкой.
Смысл этих слов Петру стал понятен только теперь. Мешков знал, что Стахов ни на минуту не забывал о своем желании стать летчиком-космонавтом, готовил себя к этому. Еще школьником, попав в Москву, он пробрался в Университет на Ленинских горах и там чуть ли не целый день катался на скоростном лифте, стараясь узнать, как действует на его организм периодическое изменение веса при быстром движении вверх и вниз.
Чтобы лучше управлять своим телом, он часами не уходил с батута для прыжков, а если летчики прыгали с парашютом, всегда просил несколько лишних прыжков, и при этом каждый из них так затягивал, что Уваров вынужден был сделать ему замечание. Стахов купил акваланг и всерьез занялся подводным плаванием, во время которого, как известно, тело человека перемещается в любых направлениях, примерно так же, как и при космическом полете.
Мог ли Мешков быть уверенным, что его друг не захочет подвергнуться невесомости в течение нескольких секунд, определить свои ощущения, хотя бы для этого ему и пришлось пойти на сделку со своей совестью. Соблазн большой, когда знаешь, что тебя никто не может ни в чем обвинить. Мало ли по какой причине мог остановиться новый, только, что поставленный двигатель, когда знаешь, что тебя никто не проверит, — ведь еще нет таких локаторов, с помощью которых можно было бы узнать, сам остановился двигатель или его остановили нарочно.
Правда, был здесь и момент риска. Двигатель мог и не запуститься. Ведь не случайно в курс боевой подготовки истребителя не включили упражнения по остановке и запуску двигателя в воздухе. Но Стахов не думал об этом.
Впрочем, все догадки Мешкова могли оказаться неверными…
Между тем самолет Стахова продолжал падать носом вниз. Летчики отсчитывали секунды.
Доктор Саникидзе сел в санитарную машину. Она слегка подрагивала от работы мотора, готовая в любой момент рвануться навстречу беде.
Каждая из этих секунд авиаторам казалась вечностью. Они увидели, как самолет вышел из пикирования. Скорость его с каждой секундой гасла.
«Главное сейчас — действовать последовательно, — думал Мешков, — как сказано в инструкции, и не мешкать. А то ведь может и так случиться, что потом летчика и по чертежам не соберешь». Мысленно он включил зажигание и через пятнадцать секунд открыл стоп-кран.
И вдруг все услышали натужный свист двигателя. Топливо, попав в камеру сгорания, воспламенилось и начало вращать лопатки турбины. Обороты возрастали с каждой секундой. Двигатель запустился. Это произошло, как все потом узнали, на высоте пяти километров. Стахову велели немедленно идти на посадку.
Он еще не успел выбраться из кабины, а его самолет уже окружили летчики, техники, механики. Подошли старший инженер, майор Уваров, заместитель командира полка по политической части.
Сев на борт кабины, Стахов стал рассказывать о происшедшем и о своих действиях. На него смотрели все как на героя. Летчиков интересовало, как планирует самолет с неработающим двигателем на большой высоте. Многие не верили инструкции и думали, что многотонная машина топором пойдет вниз.
— Черта лысого! Пришлось долго идти по горизонту, чтобы погасить скорость, — громко говорил Стахов, и в глазах его горела радость первооткрывателя, — а когда скорость стала гаснуть, я постепенненько переводил самолет на большие углы атаки.
Потом народ разошелся по рабочим местам, и у спарки остались только люди, которые отвечали за постановку двигателя и готовили машину к вылету. Их интересовало, почему все-таки остановился двигатель. Старший инженер велел слить из баков горючее и отправить на исследование.
Мешков наблюдал за Стаховым издалека, пытаясь по выражению его лица узнать, правду говорил летчик или нет. Наконец он не выдержал, подошел к Стахову и спросил:
— Ну что ты, братка, чувствовал во время космического полета?
— То есть? — в глазах Стахова сверкнули настороженные искорки.
— Ну… какое было состояние во время невесомости? Или, как спросил бы Саникидзе: обусловливалось ли это какими-то психическими явлениями?
На этот раз Стахов внимательно посмотрел приятелю в глаза:
— Что ты, в конце концов, хочешь узнать?
Этих слов, сказанных в раздражении, Мешкову было достаточно, чтобы обо всем догадаться.
— Не темни. Нарочно выключил?
— Тс-с. — Стахов приложил палец к губам и оглянулся.
«Ну и циркач», — подумал Мешков. Он не собирался быть доносчиком. Однако ему не нравился поступок Стахова. Выходило, механики напрасно сливали горючее из баков самолета, на котором «остановился» двигатель, а инженеры и техники самым тщательным образом проверяли на стендах агрегаты и системы. Мешкову хотелось подойти к техникам и сказать, чтобы они прекратили пустое занятие.
Во время перерыва он отозвал Стахова в сторонку и, стараясь не глядеть ему в глаза, сказал:
— Знаешь, братка, этот твой трюк не выходит у меня из головы. Тебе лучше признаться бы…
— За кого ты меня принимаешь? — усмехнулся Стахов. — За дурачка?.. — И вдруг лицо его приняло хитроватое выражение. — А если это был порыв? Дерзание! Так, кажется, пишут в газетах о героях. Веление души! Когда-то Чкалова осуждали за то, что он пролетел под мостом. А потом это приводилось как пример отваги и точного расчета. Так что нас, Петро, рассудят потомки. — И он захохотал, довольный собой. Но вдруг оборвал смех, прищурил глаза. — А ты чего, собственно, об этом заговорил. Твоя хата с краю.
— Не совсем, — раздумчиво произнес Мешков. — Ребят пожалел бы. Чего они мучаются, — кивнул в сторону техников, копошившихся на самолете, — ищут неисправность, которой нет.
Стахов примирительно улыбнулся и положил руку на плечо Мешкову:
— Успокойся. Они учатся. Вся наша жизнь — учеба. Об этом тоже пишут все военные газеты. Так что пускай совершенствуются, повышают боевую готовность. В этом есть большой смысл. К тому же они копаются не на боевом самолете, а на спарке. Так что ты на мою психику не дави. Я это не люблю.
— Спарка — это учебно-боевой самолет. Он нужен как воздух, — возразил Мешков.
Подошел Уваров, и приятели прекратили разговор.
Если объявляется тревога
Механик Артамонов уже сдавал стоянку начальнику караула, когда в вечернюю тишину бесцеремонно вторгся надсадистый и тревожный вой сирены. По спине солдата прошел мороз, и он невольно вобрал голову в плечи и замер на секунду. Ведь заранее никогда нельзя точно определить: учебная эта тревога или настоящая, боевая. Вокруг стран социализма то и дело создаются новые ракетные и авиационные базы, арсеналы с оружием, пристанища для подводных лодок, вооруженных «поларисами», и другие плацдармы для ведения ядерной войны. Где гарантия, что с какой-то чужой земли не поднялись тяжело нагруженные смертоносным оружием самолеты, чтобы нанести нам удар? Если бы была такая гарантия, то не надо было бы держать самолеты в боевой готовности. Артамонову приходилось бывать и на других аэродромах. И там тоже летчики в любую минуту готовы были вылететь на перехват цели.
Старые ветераны во время надрывного жутковатого воя сирены невольно вспоминали годы войны, когда взрывались бомбы, рушились дома и гибли люди. Сирены тогда выли так часто, что, казалось, их совсем не выключали. Но к этому бравшему за душу вою все равно нельзя было привыкнуть, как нельзя привыкнуть к боли или голоду.
С того места, где находился Артамонов, хорошо было видно, как погас свет сразу во всех окнах казармы. Погрузились во тьму и самолетные стоянки. Авиаторы соблюдали светомаскировку. Вот уже заревели моторы автомобилей, на которых посыльные должны были ехать за офицерами, живущими в городе.
Артамонову нетрудно было представить, что делалось сейчас в военном городке. Ведь подъемы полка по боевой тревоге проводились регулярно. Они тоже где-то, видимо, планировались. Только об этих планах никто в полку не знал.
Первым делом солдаты бежали в оружейную комнату, где хранилось личное оружие и боеприпасы, хватали карабины, противогазы, а затем — в каптерку за вещевыми мешками. В каждом совершенно одинаковые вещи: котелок, фляга, кружка, ложка, вторая пара нательного белья, оружейные принадлежности в специальном пенале и паек. Так что старшина Тузов даже не закреплял за солдатами вещмешки, зачем искать каждому свой, когда дорога даже секунда.
- Перехватчики - Лев Экономов - Советская классическая проза
- Свет над землёй - Семен Бабаевский - Советская классическая проза
- По древним тропам - Хизмет Миталипович Абдуллин - Советская классическая проза
- Том 1. Записки покойника - Михаил Булгаков - Советская классическая проза
- Ставка на совесть - Юрий Пронякин - Советская классическая проза
- Во имя отца и сына - Шевцов Иван Михайлович - Советская классическая проза
- Сочинения в двух томах. Том первый - Петр Северов - Советская классическая проза
- Из генерального сочинения - Андрей Платонов - Советская классическая проза
- Прописные истины - Сергей Темирбулатович Баймухаметов - Советская классическая проза
- Командировка в юность - Валентин Ерашов - Советская классическая проза