Год 1492-й: конец света или начало истории? - Андрей Пустогаров

В ноябре 1725 г. Парижская Академия наук поручила своему секретарю Бернару де Бовье де Фонтенелю произнести посмертное «Похвальное слово царю Петру I».

Именно Фонтенель считается создателем второй стороны мифа о Петре – как о великом преобразователе, строителе новой нации. В это время во Франции становилась модной тема союза монарха и философа, и прославление Петра, как покровителя наук, несомненно, была с намеком адресовано французскому королевскому двору. Кроме того, именно в марте 1725 Екатерина I дает аудиенцию французскому посланнику Кампредону, предлагая заключить союз России и Франции. Так что на место мифу о чудаковатом азиате вполне своевременно приходит миф о великом просветителе. «Фонтенель начинает с того, что характеризует положение России до Петра. Крестьяне, рожденные рабами и не заинтересованные в своем труде; господа, угнетенные деспотической властью; всякое производство задавлено; чахлая коммерция находится в руках иностранных купцов; военное искусство находится в небрежении; флот отсутствует, – такова мрачная картина «варварской» Московии накануне преобразований. «Повсюду царствовала крайняя развращенность нравов и чувств, которая даже не была прикрыта внешней благопристойностью…» «Все нужно было делать заново в Московии, улучшать было нечего. Речь идет о создании новой нации, причем надо было действовать одному, без помощи, без инструментов»… Автор говорит о путешествиях Петра по Европе, беседах с учеными, о тщательном изучении географии своей страны, о создании грандиозных планов по соединению русских рек каналами, об организации научных экспедиций. Фонтенель лишь перечисляет нововведения царя: новые органы государственного управления, школы, учебные заведения в Москве, Петербурге и Киеве, обсерватория, Кунсткамера, Ботанический сад, типографии, библиотека» (Мезин, гл. 2).

Мы полагаем, уже нет нужды доказывать, что все сведения о Петре, которыми мы располагаем, были написаны французами, проживавшими за тысячи километров от «далекой северной страны», по преимуществу, в городе Париже.

5. Заказ для Вольтера

Коснемся теперь деятельности Вольтера. Петр I – один из центральных персонажей его «Истории Карла XII», первый том которой вышел в 1730, второй – в 1731 г. В новом издании 1739 г. разделы, посвященные России и Петру I, были значительно расширены.

К тому, что мы уже знаем о Петре из произведений его французских предшественников, Вольтер добавил историю о Ле Форте (мы полагаем, что эта фигура как раз имеет отношение к реальности – см. 2.8.13): воспитание, полученное Петром, склоняло его к усилению варварства, но на счастье он встретился с приехавшим в Московию женевцем Ле Фортом. Ле Форт быстро объяснил Петру преимущества западной политической и экономической систем. В 1698 году Петр отбыл в Амстердам, где изучал морские науки под именем Петра Михайлова. Вдобавок посетил Англию, а затем вернулся в Россию с целой толпой западных мастеров. Они стали строить корабли и здания правильной архитектуры. Ряд живописных деталей (характеризующих, однако, степень достоверности сведений) добавил Вольтер в описание Северной войны: под Смоленском в 1708 году Карл XII вступает в бой с отрядом калмуков. После победы над калмуками и русскими ему открывается дорога на Москву. Но из-за нехватки провизии он не идет на Москву, а отправляется на юг на Украину – в страну казаков.

С 1745 года Вольтер начинает предлагать Елизавете Петровне написать историю ее отца Петра Великого. Но только в 1757 году получает от фаворита Елизаветы Ивана Шувалова такой заказ. Первый том «Истории Петра» написан в 1759 году (и прислан в Россию в 1760), второй – в 1763-м.

С. А. Мезин так комментирует творческий метод Вольтера: «В начале своей «Истории» Вольтер утверждает, что она написана только по русским источникам… Это утверждение не соответствует действительности… его ссылки на рукописные «мемуары», полученные из России: «Извлечено полностью из материалов, присланных из Москвы и Петербурга»; «в секретных мемуарах, которые доверил мне русский двор, содержится утверждение…»; «мои мемуары свидетельствуют»; «в моих мемуарах говорится» и т. д… были сплошь и рядом мифическими!» (Мезин, гл. 3)

Известно о переписке Вольтера с Петербургской Академией наук, в том числе с Миллером и Ломоносовым. Из России Вольтеру в помощь его работе были послан «почти исчерпывающий список книг о Петре I, вышедших в Европе (особенно в Германии) в первой половине XVIII в», а также «Описание стрелецких бунтов», «Описание Камчатки», «Описание России» и «Экстракт из журнала Петра Великого» («Гистории Свейской войны»). Однако «при написании истории России, французский автор явно отдавал предпочтение европейским свидетельствам» (там же). Да и то сказать, если мы заглянем в присланное Вольтеру Ломоносовым «Описание стрелецких бунтов», то в примечаниях прочтем, что при их написании Ломоносов использовал «Донесение о печальной трагедии в Москве» Бутенанта фон Розенбуша, напечатанное в 1691 году во Франкфурте-на-Майне. Так что Вольтер совершенно оправданно предпочитал пользоваться при написании «Истории Петра» трудами своих непосредственных французских предшественников, а не пришедшими к нему по кругу из России перепевами более ранних европейских сочинений.

6. Алхимик от истории Крекшин

Заметим, что «Краткий российский летописец» Ломоносова был отпечатан в России только в 1760 году и Петру Первому в нем посвящено 2.5 страницы текста, к которых не содержится ничего (!), чего бы не было в трудах французских историков начала 18 века. Что касается якобы посланной Вольтеру «Гистории Свейской войны», то, по всей видимости, это предположение современных историков основано на фразе из письма Вольтера, где он выражал недовольство присланными русскими источниками: «Они полагают, что дают историку материалы, когда посылают вьюк военных деталей, маршей и контрамаршей…» (к Альгаротти, 14 сентября 1761 г.)» (Мезин, гл. 3). Эта «Гистория» была впервые издана в России в 1770–1772 гг. Считается, что работа над ней началась еще при личном участии Петра Первого и шла с перерывами до 1731 года, после чего неоконченные материалы хранились в архиве, где и были найдены ее издателем М. М. Щербатовым в 1768 году. Странно, однако, что Вольтер проигнорировал в своей работе источник, к которому приложил руку сам Петр Первый. «Гистория» или «Поденная записка Петра Великого», действительно, представляет собой почти поденное последовательное описание событий, происходивших с 1700 по 1721 годы во время Северной войны. Однако по нашему мнению, автором был вовсе не коллектив, возглавляемый Петром Первым, а «творец мифов истории» и «алхимик от истории» (по выражениям современного исследователя П. А. Кротова) «новгородский дворянин» П. Н. Крекшин (1684–1763).

Судите сами: «Примерно с середины 30-х годов XVIII в. и вплоть до кончины П. Н. Крекшин стремиться воплотить в действительность свой грандиозный замысел 45-томной истории первого русского императора – «Журналов велико славных дел великого государя императора Петра Великого…». В них он предполагал буквально день за днём излагать деяния своего кумира. По всей вероятности, П. Н. Крекшин предполагал в каждом томе освещать один год из 44 лет правления Петра Великого (1682–1725)… В июне 1759 г. он упомянул, что «блаженных дел» Петра Великого «до сорока пяти книг труда моего в собрании и имеетца…» (С. А. Мезин О первых историках Петра Великого (заметки на полях современных изданий) История Петербурга № 1(47) 2009 г.) Однако до нас отчего-то дошли лишь два «Журнала» Крекшина – за 1683 и 1709 годы (издание датировано 1753 годом), а также два «Экстракта» из «Журналов» – за 1682, датированный 1754-м, и за 1710 год, датированный 1758 годом, и названный «29 томом». Где же остальные 42 тома? Вероятней всего, они и были использованы при написании «Гистории».

Вполне вероятно, что какие-то «Экстракты» Крекшина были посланы Вольтеру, не усмотревшего в них ничего другого, кроме нагромождения неизвестно на чем основанных однотипных описаний стычек и перемещений войск.

Итак, истории о Петре Великом стали переносится в российские сочинения в 1750-е годы в правление Елизаветы Петровны. В эти же годы они начинают обрастать «мясом», то есть «подлинными документами», вроде тех, которые кропал Крекшин. Одна из идеологических задач, которые при этом решала российская власть – возведение своей родословной к Рюриковичам и через них к Цезарю Августу, что давало российским самодержцам права на императорский титул, причем более «старые» по сравнению с Гольштейн-Готторпами, которыми они на самом деле являлись.

Единственным связующим звеном правивших в России немецких княжеских династий с Рюриковичами мог быть только Петр Алексеевич Романов.

(На полях заметим, что в качестве источника своих «древнерусских летописей» Татищев, наряду с «от раскольника в Сибири», «от раскольника в лесу», «купленный у разносчика на площади» указывает и «8-й, Новгородский (манускрипт), взят был от Крекшина». По-видимому, после писаний историй о Петре, Крекшин переключился на создание древнерусской истории, и дело его подхватил Татищев).