Собака, любовь и семья - Джон Кац

Я сказал Джои, как зовут собаку, и теперь он повторял нараспев: «Де-вон. Де-вон» — только у него получалось «Де-он, Де-он», причем второй слог он произносил громче, почти выкрикивал. Он по-прежнему стискивал Девона, как плюшевого медведя, — редкой собаке понравилось бы такое обращение, в особенности со стороны возбужденного незнакомца. Однако, оправившись от удивления, я обнаружил, что Девон ведет себя совершенно спокойно.

Когда я вышел на сцену, ко мне подошла воспитательница Джои. Ее лицо сияло от радости: «Джои почти не разговаривал в последнее время. В эти месяцы ему приходилось нелегко, — он у нас новенький. Ему понравилась ваша собака. Вы не возражаете?»

Пока что у меня не было для этого оснований.

Девон тоже не проявлял беспокойства и миролюбиво помахивал хвостом. До меня начало доходить, что на моих глазах происходит нечто необыкновенное. Моя рабочая собака выполняла несвойственную ей работу.

Я с трудом могу объяснить этот факт. Может быть, Джои испачкал рубашку едой. Может быть, Девон решил ответить на поток любви и внимания, исходивший от мальчика. Может быть, он чувствовал, что мальчик нуждается в нем. Как бы там ни было, оба были в полном восторге друг от друга.

Воспитательница с моей помощью объяснила Джои, что он должен сидеть спокойно и обращаться с собакой бережно, иначе Девон уйдет. Джои почти не обращал на меня внимания, но внимательно выслушал то, что Чарлин прошептала ему на ухо. Он не хотел, чтобы Девон ушел, поэтому постепенно все больше успокаивался. Да и пес вел себя очень спокойно. Я не замечал никаких признаков агрессии или испуга: он не прижимал уши, не рычал и не скалил зубы. Честно говоря, он выглядел совершенно спокойным и лежал, свернувшись на коленях у мальчика.

Поглядывая одним глазом на эту необычную пару, оставшуюся под бдительным присмотром Чарлин, я включил микрофон и приступил к рассказу об истории пастушьего ремесла и подвигах Кэролин МакУилки. Мое выступление продолжалось около получаса, и все это время Джои не выпускал из рук мою собаку, а пес спокойно сидел у него на коленях, с удовольствием принимая знаки внимания, хотя, насколько мне было известно, ему не приходилось сталкиваться с людьми, которые выглядели, двигались и вели себя как Джои.

Гомер, не удостоивший Джои ни единым взглядом, — впрочем, как и всех остальных зрителей, — вышел на исходную позицию. Кэролин взяла микрофон, а я открыл ворота загона и послал Гомера собрать овец, а затем обвести отару вокруг лужайки и холма.

Обернувшись к Джои, я увидел, что Девон соскочил на землю — Чарлин убедила Джои его отпустить, — и начал обходить остальных детей из той же школы, позволяя им погладить себя. Однако, как только Джои начал выкрикивать его кличку, Девон быстро вернулся обратно, встал рядом и положил голову мальчику на колени. Джои хлопал в ладоши и смеялся. «Де-он! Де-он!» — я слышал его голос даже с вершины холма, откуда мы с Гомером гнали овец, отнюдь не горевших желанием снова оказаться в загоне. Когда настало время уходить, Джои начал кричать и плакал до тех пор, пока его не посадили в фургон.

Чарлин призналась, что никогда не видела Джои таким разговорчивым и оживленным, и спросила, не смогу ли я как-нибудь привезти Девона к ним в школу, пока воспоминания об этой встрече еще свежи в памяти мальчика. Разумеется, я согласился; мы обменялись номерами телефонов и электронными адресами.

Девон провожал взглядом уезжающий фургон, пока тот не скрылся из виду. Гомер по-прежнему сидел у загона, свирепо вытаращившись на овец. Передо мной были две рабочие собаки, одна из которых выполняла работу, для которой была предназначена по рожденью, другая помогала тяжело больному ребенку — по причинам, которые мне, вероятно, никогда не удастся постичь, — общаться с окружающим миром. Другими словами, я получил два примера собачьей работы — в старом и новом ее понимании.

Прошло несколько месяцев, и я вернулся в Монтклер, чтобы посмотреть, как поживают мои герои. То, что я узнал, лишь подтвердило мои первоначальные выводы: истории этих собак и их хозяев — не что иное, как отражение самой жизни.

Немецкая овчарка Рашмор, с которым я познакомился в Миллзе, оказался не нужен после того, как хозяйка второй раз вышла замуж. Поддержав ее после смерти мужа, пес стал помехой на пути к новому счастью. Кейт Де Ланд не захотела рисковать и отдала Рашмора группе спасателей, занимавшейся немецкими овчарками. Теперь он живет в новой семье неподалеку от Нью Платц, в Нью-Йорке. Кейт уверена, что с ним все в порядке, впрочем, она не интересовалась.

Сандра Робинсон продолжает борьбу за жизнь. Отношения с программистом из Морристауна у нее не сложились, — на ее взгляд, он оказался слишком беспомощным. Конечно, она всегда мечтала стать хорошей матерью, но не для взрослого мужчины. Теперь, когда она осознала масштабы своих эмоциональных проблем, истоки депрессии, одиночества, болезненных воспоминаний, борьба продолжается с переменным успехом. Но у нее появились новые друзья, и она чаще выходит из дома. Элли была для нее якорем, за который она уцепилась в трудную минуту.

— Она помогла мне выжить, — считает Сандра.

Впрочем, у них не все гладко. Сандра сказала, что их отношения с Элли достигли той точки, когда она стала ощущать некоторый дискомфорт. Элли стала слишком требовательной и капризной. Приходится постоянно уделять ей внимание — играть в мяч или в другие игры. У Сандры почти не остается свободного времени, она не успевает ни почитать, ни посидеть за компьютером, ни посмотреть очередную серию «Клана Сопрано».

Но этим проблема не исчерпывалась: Элли, давно приученная к чистоплотности, начала мочиться дома — на ковер и даже на кровать. Сандра решила, что Элли делает это в отместку за то, что не получает должного внимания.

Сандра пытается оправиться от жизненного кризиса, встречается с людьми, ищет работу. Ей хочется, чтобы собака понимала ее и вела себя соответствующим образом.

Я попытался предостеречь Сандру. Никто, даже любящая хозяйка, не согласится бесконечно терпеть нечистоплотную собаку, — тем более, если считает, что собака так поступает назло. Назревала опасная ситуация — нередко люди, столкнувшиеся с подобными проблемами, избавляются от собаки или отправляют ее в приют.

Элли, над которой в течение долгих месяцев причитали и сюсюкали практически ежеминутно, внезапно превратилась в источник неприятностей. И так же внезапно любовь Элли перестала казаться Сандре бескорыстной и совершенной. Теперь Сандра считала собаку злобным и неблагодарным созданием.

Сандра все больше видела в Элли человека — по многим причинам, главной из которых была нереализованная мечта о материнстве. В результате шпиц приобрел над ней определенную власть. Если Сандра выходила из дома, то потому, что Элли вынуждала ее к этому. Если Сандра прерывала работу, то потому что Элли хотела играть, а она не могла отказать ей. Если она знакомилась с кем-нибудь на улице, то тоже благодаря Элли.

Постепенно она начала приписывать собаке, в которой видела преданного друга, — как раз о таком и писала психоаналитик Дороти Берлингхэм, — все более сложные мысли и побуждения.

Во время наших разговоров с Сандрой меня преследовал созданный Дороти образ ранимого, обиженного ребенка, лелеющего мечту о верном друге. Такой друг из мира животных является неизменным персонажем литературы и кино, начиная с «Маленького Лорда Фаунтлероя» и заканчивая Лесси и героями Диснея. В отношении Сандры к собаке отражалась мечта «ребенка, не расстающегося со своим воображаемым другом и потому никогда не страдающего от недостатка общения… Такие друзья делятся друг с другом всем на свете; они могут обходиться без слов, а если разговаривают, то на своем, секретном языке; понимание между ними происходит за границами сознания».

Проблемы, связанные с поведением собаки, и отношение к ним Сандры вызывали у меня противоречивые чувства. Я отдавал должное сложной работе, которую — как полагала Сандра — проделала для нее эта маленькая собачка, и сожалел о том, что Сандра в ней так нуждалась. Ни одна собака на свете не смогла бы столь долго оправдывать подобные ожидания.

В своей книге «В компании с животными» Джеймс Серпелл пишет о современной тенденции очернять некоторые аспекты общения с животными. Хотя любовь к животному приветствуется, — об этом можно судить хотя бы по средствам массовой информации, — тем не менее, слишком сильные чувства к собаке или кошке (характерные скорее для женщин, чем для мужчин) чуть ли не ставят на человека клеймо асоциальности. Однако, по мнению Серпелла, нет никаких доказательств в пользу того, будто подобные любители животных испытывают больше затруднений в общении с людьми, чем все остальные.

Несмотря на то, что интенсивность взаимоотношений Сандры и ее собаки иногда внушали мне тревогу, я неизменно восхищался храбростью и решительностью Сандры, ее стремлением приблизиться — пусть и постепенно — к пониманию элементарной истины: собаки — не люди. Я не сомневаюсь, что у них с Элли есть шанс.