Роковая красавица Наталья Гончарова - Ирина Ободовская

Зная об увлечениях Пушкина тригорскими соседками во времена ссылки, Наталья Николаевна, видимо, и сейчас ревновала его, хотя словно бы и не к кому. Евпраксия Николаевна была замужем (Пушкин навещал их, поместье Вревских находилось недалеко), Александра Ивановна[81] тоже вышла замуж и не жила в Тригорском. Впрочем, Пушкин послал ей шутливое приглашение приехать: «У меня для вас три короба признаний, объяснений и всякой всячины. Можно будет, на досуге, и влюбиться… Простите мне мою дружескую болтовню». Не почувствовала ли это Наталья Николаевна, у которой, по выражению самого поэта, сердце было пречуткое.

Поэт пишет жене: «Милая моя женка, есть у нас здесь кобылка, которая ходит и в упряжке и под верхом. Всем хороша, но чуть пугнет ее что на дороге, как она закусит повода, да и несет верст десять по кочкам да оврагам – и тут уж ничем ее не проймешь, пока не устанет сама. Получил я, ангел кротости и красоты! письмо твое, где изволишь ты, закусив поводья, лягаться милыми и стройными копытцами, подкованными у Mde Catherine[82]. Надеюсь, что ты теперь устала и присмирела. Жду от тебя писем порядочных, где бы я слышал тебя и твой голос – а не брань, мною вовсе не заслуженную, ибо я веду себя как красная девица… Я смотрю в окошко и думаю: не худо бы, если вдруг въехала во двор карета – а в карете сидела бы Нат. Ник.! Да нет, мой друг, сиди себе в П. Б., а я постараюсь уж поторопиться и приехать к тебе прежде сроку…» (2 октября 1835 года, Михайловское).

Приехать в Михайловское Наталья Николаевна, конечно, не могла. С детьми? Невозможно было их подвергать опасности дороги в 400 верст глубокой осенью. Одна? Но как оставить детей?.. Пушкин сам понимал, что это не реально.

Тем временем погода испортилась, и он начал работать. Однако и эта осень не принесла желаемых результатов. Неожиданно пришло из Петербурга известие о резком ухудшении здоровья Надежды Осиповны, и поэт срочно выехал в столицу. Оттуда он написал письмо П. А. Осиповой:

«Вот я, сударыня, и прибыл в Петербург. Представьте себе, что молчание моей жены объяснилось тем, что ей пришло в голову адресовать письма в Опочку. Бог знает, откуда она это взяла. Во всяком случае умоляю вас послать туда кого-нибудь из наших людей сказать почтмейстеру, что меня больше нет в деревне и чтобы он переслал все у него находящееся обратно в Петербург.

Бедную мать мою я застал почти при смерти, она приехала из Павловска искать квартиру и вдруг почувствовала себя дурно у госпожи Княжниной[83], где она остановилась. Раух и Спасский потеряли всякую надежду. В этом печальном положении я еще с огорчением вижу, что бедная моя Натали стала мишенью для ненависти света. Повсюду говорят: это ужасно, что она так наряжается, в то время как ее свекру и свекрови есть нечего и ее свекровь умирает у чужих людей. Вы знаете как обстоит дело. Нельзя, конечно, сказать, чтобы человек, имеющий 1200 крестьян, был нищим. Стало быть у отца моего кое-что есть, а у меня нет ничего. Во всяком случае, Натали тут не при чем, и отвечать за нее должен я. Если бы мать моя решила поселиться у нас, Натали, разумеется, ее бы приняла. Но холодный дом, полный детворы и набитый народом, едва ли годится для больной. Матери моей лучше у себя. Я застал ее уже перебравшейся. Отец мой в положении, всячески достойном жалости. Что до меня, я исхожу желчью и совершенно ошеломлен.

Поверьте мне, дорогая госпожа Осипова, хотя жизнь и Siisse Gewahnheit[84], однако в ней есть горечь, делающая ее в конце концов отвратительной, а свет – мерзкая куча грязи. Тригорское мне милее. Кланяюсь вам от всего сердца» (около 26 октября 1835 года).

В Павловске вместе с родителями жила с маленьким сыном Львом Ольга Сергеевна, сестра поэта. Вот из ее писем мы и узнаем подробнее обо всех событиях. Когда мать заболела, родители дали знать дочери, и она приехала в город. Надежда Осиповна давно уже страдала болезнью печени, и всякие волнения ей были запрещены. А тут пришло с Кавказа письмо от младшего сына Льва, любимца матери…

Приведем некоторые выдержки из писем Ольги Сергеевны к мужу за октябрь 1835 года.

«…Я приехала 16 из Павловска и нашла мать очень больной у мадам Княжниной… Спасский сказал, что не ручается за ее жизнь… Раух говорит, что болезнь матери хроническая и она никогда вполне не поправится…

…Я предполагаю, что он[85] пишет о своих долгах, которых не должен был бы делать сейчас; я опасаюсь, как бы болезнь Маменьки из-за этого не ухудшилась, и Александра нет, чтобы ее успокоить (по крайней мере ему это иногда удается)».

Лев Сергеевич сообщал матери, что сидит без копейки денег, даже не на что отправить письмо. «Он считает ни за что 20 000 рублей, что за него заплатили, – пишет Ольга Сергеевна, – живет в Тифлисе как человек, могущий истратить и 10 000 рублей. А моя бедная Мать чуть не умерла. Как только она прочла это письмо, у нее разлилась желчь…»

Видимо, оставаться у Княжниной было неудобно, и Ольга Сергеевна срочно сняла квартиру неподалеку, больную перевезли туда, и дочь поселилась с родителями.

«Ты можешь себе представить в каком положении отец со своими черными мыслями, и к тому же денег нет… Они получили тысячу рублей из деревни, а через неделю от них ничего не осталось… Александр вернулся вчера, он верит в Спасского, как евреи в пришествие Мессии, и повторяет за ним, что мать очень плоха, но это не так, все видят, что ей лучше» (24 октября 1835 года).

Однако Спасский оказался прав. Болезнь Надежды Осиповны была очень серьезна. Она проболела всю зиму и весною 1936 года скончалась

Пушкин пишет, что великосветское общество клевещет на Наталью Николаевну, якобы не принявшую к себе больную свекровь. Вот что сообщает по этому поводу Ольга Сергеевна.

«Жена его[86] снова беременна. Вообрази, что на нее на бедняжку напали, отчего и почему Мать у нее не остановилась по приезде из Павловского. Прежде всего, Мать не думала, что заболеет и останется у г-жи Княжниной 15 дней, и на месте моей невестки я поступила бы точно также, и никогда бы не переехала с своей квартиры, чтобы жить в худших условиях; у них, правда, большая квартира, но очень дурно расположена, затем – две сестры и 3 детей, и потом – как бы на это посмотрел Александр, а он был в отъезде. Да и Мать этого не захотела бы. Г-жа Княжнина друг детства, а это лучше, чем сноха, что совершенно ясно, а моя невестка не лицемерка. Маменька ее стеснила бы, это совершенно понятно. А тут начали упрекать ее в том, что у нее ложа в театре, что она так элегантна, тогда как родители мужа в таком трудном положении – одним словом не нашли ничего более занимательного, как ее бранить. И нас тоже бранят, разумеется: Александр – чудовище, я – жестокосердная дочь… Впрочем, Александр и его жена имеют много сторонников…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});