Итан Рокотански (СИ) - Нестор Штормовой

ее имя. Тем не менее, теперь она снова была здесь. Девушка с нашей последней встречи успела улучшить свой русский: теперь она понимала нас и вовсе отлично, хотя акцент, конечно, никуда не девался, тем более ее. Северные языки имели достаточно грубое, как мне казалось, звучание. Впрочем, не такое грубое, как немецкий.

Мы расположились в небольшом домике неподалеку от одной из итальянских деревушек. Он стоял на краю огромного поля, не сильно близко, но не очень далеко от дороги, на которой в течении целого дня, что мы здесь провели, никто так и не появился. В домике, очевидно, планировали сделать ремонт: уже были поставлены новые окна, кое-как сделаны полы, но работы предстояло еще очень и очень много. Было ясно, что дом этот только строился, потому большая часть здания была не готова. А еще всюду лежало сено, в котором мы разместились. В сене было тепло.

— Если мы пролежим здесь еще несколько часов, — сказал Хорнет, у которого наружу торчала только голова, — то я усну и точно не проснусь. Так мягко и тепло мне еще нигде не было.

— Говоришь так, будто сейчас на улице минус десять, — Вереск хмыкнул, держа в руках свою снайперскую винтовку.

— А в душе — холод и мороз…

— Началось, — буркнул Петрович.

Хорнет отмахнулся, подняв тем самым из сена маленький холмик. С тех пор, как к бойцу вернулся голос, он снова стал шутить, хотя и не так часто, как раньше.

— План все помнят? — спросил Ветрогон. Большую часть времени, то есть весь неполный день, что мы находились на Сицилии, капитан молчал.

План помнили все.

— Хорошо. Потому что пришло самое время его повторить, если вы не хотите, чтобы Мейгбун снова ушел живым. В этот раз расправиться с ним нужно окончательно.

Все были с ним согласны. Правда план, несмотря на его, хотелось бы, счастливый итог, все равно был достаточно сложным. Все должно было быть секунда в секунду.

И дело обстояло так.

Главной задачей, как было сказано несколько раз ранее, являлась ликвидация Мейгбуна. Операция состояла из нескольких этапов.

Резиденция Мейгбуна находилась аккурат над коммуной Трапани. Когда мы впервые посмотрели на план этих мест, у Петровича возникла аналогия, что нацист живет на итальянских "голливудских холмах" — город лежал внизу и у него, конечно, открывался прекрасный вид из своего дома, как и на саму Трапани, так и на море, лежащее за ней. Хорошо устроился. И не жаль, что ему это не поможет.

Операция, которую мы сразу же посчитали самой сложной, была таковой вовсе не просто так. Одно дело попасть на завод с ядерными ракетами. Да, это, безусловно, было тяжело. Верно, Омессун тоже дался нам нелегко. Но добраться до Мейгбуна в полностью нацисткой Италии, в вилле, окружённой охраной, над городом, полным врагов… Задача обещала быть тяжелой. Но нас это устраивало. Потому что как минимум у нас был неплохой план.

Петрович и Вереск, под видом простых гражданских, должны были оказаться в центре Трапани. Если говорить точнее, они должны были очутиться у основного оружейного склада этой коммуны, безусловно, хорошо охраняемом, даже подступы которого тщательно охраняли итальянцы. Задача была достаточно проста — подорвать к чертовой матери этот склад. Пробраться вовнутрь они намеревались, как и в предыдущие разы до этого, по канализации — единственное, нам было неизвестно, напичканы ли они решетками, но, в любом случае, при нужде они могли их срезать. Взрыв такой силы будет виден с резиденции, что, во-первых, отвлечет Мейгбуна и охрану, а во-вторых лишит город немалой оружейной мощи, что тоже было очень хорошо.

Задачей Альвы, Ветрогона и Рокки было также устроить массовый переполох, только на окраине города, уже неподалеку от резиденции, ровно следом за Петровичем и Вереском. Их миссия была очень опасной: Рокки должен был чуть ли не в открытую начать расстреливать нацистов из одного из домиков, имеющих пулеметное гнездо — он, по данным разведки, был свободен, что играло нам на руку. Когда итальянцы, в том числе те, которые находились рядом с резиденцией, побежали бы ликвидировать угрозу, отход Рокки прикрыла бы Альва со снайперской винтовкой, уже с совершенно другой точки. А отход Альвы, в свою очередь, прикрыл бы Ветрогон. В любом случае, нацисты точно будут отвлечены от Мейгбуна и потеряют склад с боеприпасами. Тогда к делу должны подключится я и Хорнет.

Две снайперские позиции, которые нам нужно было занять, находились буквально в полутора милях от резиденции. Если нацист попытается уехать, мы бы точно просматривали обе дороги, ведущие от его дома. Расстрелять машину, мотоцикл или что-нибудь еще не составило бы труда. Если же он решит остаться, дело обстояло сложнее: нужно было проникнуть в виллу и убить его там. Ветрогон в таком варианте должен был подключится к нам. Да, штурмовать резиденцию втроем то еще безумие, но кто сказал, что мы не безумцы? Главное — убить Мейгбуна. Из чувства мести, долга, по соображениям совести, неважно. В любом случае это поможет выиграть войну.

Выдвигаться на операцию мы должны были с приходом темноты, но ближе к рассвету. Трапани находилась неподалеку. А сейчас нужно было просто скоротать время.

— Интересно, — снова подал голос Хорнет, так и не вылезший из сена. — Бог действительно есть, и звезды с ним, или сверху — просто макет для человечества от инопланетян?

Ветрогон буркнул что-то нечленораздельное. Капитан был весь в себе.

— Если звезды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно, — сказал Петрович.

Все удивленно посмотрели на него.

— Бродски? — с акцентом спросила Альва.

Здоровяк покачал головой.

— Маяковский.

— Аа, Маковски! Я его чуть-чуть читать. Тяжело.

— Да, для иностранцев он может тяжело даваться. Рифма необычная.

Альва покивала головой.

— Нравится Есени. Ровно пишет.

— Да, Есенин крутой, — Вереск уважительно посмотрел на Альву.

— А тебе кто нравится, Штиль? — Хорнет посмотрел на меня.

— Не разбираюсь в стихах, но помню, что Мандельштамм хорошо писал.

— Я вернулся в мой город, знакомый до слез…

— До прожилок, до детских припухлых желез…

— Ты вернулся сюда, так глотай же скорей…

— Рыбий жир ленинградских, речных фонарей.

Некоторое время помолчали.

— Вечер поэзии, — чуть улыбнулся Ветрогон, глядя на нас. — Это хорошо, но нам всем надо поспать. Завтра самый важный день в наших жизнях.

Народ согласно загудел.

— Штиль, Вереск, вы первые на посту. Через три часа мы с Петровичем вас сменим.

— Хорошо, кэп. Всем доброй ночи.

— Доброй.

***

— Интересная штука — жизнь, — Иокир Мейгбун опустился на стул, сложив на его спинке руки. Затем опустил на них подбородок и светлыми глазами посмотрел на пленника. — Стоит