Жертва. Путь к пыльной смерти. Дверь между… - Роберт Пайк

— Рори! — Тараккиа предостерегающе поднял руку. — Не давай слишком много воли своему воображению. Ассоциация гонщиков Гран-При — очень почетное учреждение. У нас, как говорится, хорошее общественное лицо, и мы не собираемся его портить. Конечно, мы рады, что ты — на нашей стороне, но несдержанный язык может только навредить всем, кто имеет к делу хоть какое-то отношение.

Рори злобно взглянул сперва на одного, потом на другого, поднялся и удалился с напыщенным видом.

Нойбауер заметил с грустью:

— Боюсь, Никки, что эта молодая и горячая голова вскоре испытает несколько самых неприятных минут в своей жизни.

— Это ему, конечно, не повредит, — ответил Тараккиа. — Да и нам с тобой — тоже.

Пророчеству Нойбауера суждено было сбыться удивительно скоро.

Харлоу закрыл за собой дверь и устремил взор на неподвижно лежащего Даннета, лицо которого, несмотря на добросовестное отношение и опытные руки врача, выглядело так, будто он всего несколько минут назад стал жертвой грандиозной автомобильной аварии и избежал смерти только чудом. Говоря по совести, разглядеть его лицо было довольно трудно, так как оно почти все было залеплено пластырем, под которым скрывались ссадины и кровоподтеки. Торчал только нос, да и тот был в два раза толще, чем обычно, и виделся совершенно заплывший глаз, отливавший всеми цветами радуги. О недавних превратностях его жизни красноречиво говорили и швы на лбу и верхней губе.

Харлоу сочувственно пощелкал языком, бесшумно вернулся к двери и рывком распахнул ее. В номер буквально ввалился Рори, растянувшись во весь рост на великолепных мраморных плитах Вилла-отеля Чессни.

Не сказав ни слова, Харлоу склонился над ним, запустил пальцы в его черные курчавые волосы и, подняв, поставил его на пол.

Рори тоже не проронил ни слова, издав лишь пронзительный, идущий из глубины души крик, вызванный нестерпимой болью.

Все так же молча Харлоу мертвой хваткой вцепился в ухо Рори, провел его маршем по коридору к номеру Мак-Элпайна, постучал в дверь и вошел, влача за собой Рори, по лицу которого текли слезы.

Мак-Элпайн лежал на кровати, он приподнялся на локте, а лицо его вспыхнуло от ярости при виде столь жестокого обращения с его единственным сыном, но эта ярость сразу погасла, когда он увидел, что это обращение исходило от Джонни Харлоу.

Харлоу сказал:

— Я знаю, что я сейчас не очень-то в милости у членов команды «Коронадо». Знаю также, что это — ваш сын. Но если я еще раз увижу, что этот юный бродяга шпионит, подслушивая под дверью, я как следует его отколочу.

Мак-Элпайн взглянул на Харлоу, потом на Рори и снова на Харлоу.

— Не верю. Не хочу этому верить… — Голос его прозвучал тускло и до странности неубедительно.

— Мне безразлично, верите вы или нет. — Гнев Харлоу как будто испарился и лицо его вновь приняло свойственное ему бесстрастное выражение. — Но Даннету, конечно, вы поверите. Пойдите и спросите. Я был у него в номере и открыл дверь слишком неожиданно для нашего юного друга. Он так плотно налегал на нее, что даже грохнулся на пол. Я помог ему встать, ухватив за волосы. По этой причине у него и слезы на глазах.

Мак-Элпайн взглянул на Рори взором отнюдь не отеческим.

— Это правда?

Рори вытер глаза рукавом и, с угрюмой сосредоточенностью уставившись на носки своих ботинок, благоразумно промолчал.

— Предоставьте его мне, Джонни… — Мак-Элпайн не то чтобы рассердился или расстроился, казалось, он просто очень, очень устал. — И прошу прощения, если обидел вас. Я вовсе не сомневался в том, что вы сказали правду.

Харлоу кивнул, вернулся в номер к Даннету, запер за собой дверь и под молчаливым взглядом Даннета начал тщательно обыскивать комнату. Несколько минут спустя, явно неудовлетворенный поисками, он зашел в примыкавшую к номеру ванную, пустил сильную струю воды из крана и из душа, потом, оставив дверь открытой, вернулся в комнату. В шуме льющейся воды даже самый чувствительный микрофон не способен уловить звуки человеческой речи хотя бы с минимальной отчетливостью.

Даже не сказав «с вашего разрешения», Харлоу обшарил все карманы в одежде, которая была на Даннете и момент нападения. Водворив все на место, он взглянул на него, на порванную рубашку и на светлую полоску, оставленную на загорелой руке ремешком от часов.

— Вам не приходило в голову, Алексис, что некоторые ваши действия кое-кому не по вкусу и что эти люди попытаются отбить у вас охоту продолжать в том же духе? — спросил он.

— Интересно… Чертовски интересно. — Голос Даннета, естественно, звучал так глухо и невнятно, что опасения насчет микрофона казались почти излишними. — Почему в таком случае они не попытались отбить у меня эту охоту навсегда?

— Только идиот убивает без надобности. А мы ведь с вами замахнулись не на идиотов. Впрочем, в какой-то момент… Короче говоря, кто знает? Ну, ладно. Забрали все: бумажник, мелочь, часы, запонки, даже полдюжины ваших авторучек и ключи от машины. Словно действовали по списку, согласны?

— Черт с ним, со всем этим! — Даннет сплюнул кровь в кусочек марли. — Самое скверное, что пропала та кассета…

Харлоу неуверенно посмотрел на Даннета, а потом смущенно кашлянул.

— Ну и пусть себе пропадает, Алексис…

Единственным живым местом на лице Даннета был его опухший правый глаз, и именно его, после минутного недоумения, Даннет использовал весьма эффективно, гневно обратив его на Харлоу и вложив в этот взгляд максимум подозрительности.

— Что вы хотите этим сказать, черт бы вас побрал!

Харлоу с отсутствующим видом смотрел куда-то в пространство.

— Откровенно говоря, Алексис, я действительно немного виноват перед вами, но та кассета, из-за которой вы сокрушаетесь, цела и невредима. Она находится в сейфе отеля. А та, что забрали ваши друзья, то есть та, которую я вам дал, не содержала ничего компрометирующего.

Лицо Даннета, насколько это можно было видеть, начало мрачнеть от гнева, он даже попытался приподняться, но Харлоу мягко, хотя и решительно, заставил его снова опуститься на подушки.

— Не надо только волноваться, Алексис, — сказал он. — Вам же будет хуже. А потом — у меня не было другого выхода. Они за мной следили, и мне надо было как-то вывернуться — иначе мне была бы крышка. Но, видит бог, я никак не мог подумать и даже предположить, что они так поступят с вами. — Он помолчал и добавил: — Но я таки вывернулся…

— Не советую быть таким уверенным. — Даннет сказал это уже мирным голосом, хотя в глазах его продолжал светиться гнев.

— Я не так уверен, но посудите сами, Алексис: когда они проявят пленку, то обнаружат микрофотографии — почти сто штук, и все это будут фотографии газотурбинного двигателя. Конечно, они придут к выводу, что я такой же, как и они, преступник, но только по части промышленного шпионажа, так что я не стану им поперек дороги. И они перестанут мною интересоваться.

Даннет посмотрел на него каким-то невидящим взглядом.

— Ну и хитер мерзавец! И как только можно было придумать такое!

— Иногда можно, — ответил Харлоу и направился к двери. Открыв ее, он снова повернулся к Даннету. — Тем более, что все это получилось за чужой счет.

Глава 7

На следующий день на пункте обслуживания «Коронадо» взъерошенный Мак-Элпайн и изрядно потрепанный в результате нападения Даннет вели приглушенный, но очень страстный спор. На лицах обоих была написана тревога.

Мак-Элпайн, кроме того, даже не пытался скрыть душившую его ярость.

— Но бутылка пуста! Понимаете? — говорил он. — Пуста до последней капельки! Я сам только что проверял… О господи! Да я просто не могу выпустить его на трассу, ведь он еще кого-нибудь угробит!

— Если вы снимете его с соревнования, вам придется объяснить представителям печати, по какой причине вы это сделали. А это, в свою очередь, вызовет сенсацию и международный скандал. Причем такого масштаба, какого спорт не видел уже лет десять. Не говоря уже о том, что это, ко всему прочему, убьет Джонни, с профессиональной точки зрения, разумеется…

— Пусть лучше погибнет как профессионал, зато больше никого не угробит.

Даннет предложил:

— Разрешите ему участвовать в первых двух заездах. Пели вы увидите, что он лидирует, то оставите его в покое: будучи лидером, он никого не сможет угробить. Если он лидировать не будет, то вы снимете его с дистанции. А для прессы мы что-нибудь придумаем. Во всяком случае, вы должны помнить, что он сделал вчера, влив в себя такую же порцию спиртного.

— Вчера ему просто повезло. А сегодня…

— А сегодня уже слишком поздно что-либо менять.

— Да, сегодня уже слишком поздно.

Даже на расстоянии нескольких футов рев двадцати четырех стартующих автомобилей ударил по нервам, потрясая внезапностью и оглушительностью звука. Мак-Элпайн и Даннет переглянулись и одновременно пожали плечами — это была единственно возможная реакция в данной ситуации.