Зандр - Вадим Панов

– Полноценная эпидемия начнётся часов через шесть, – деловито произнесла Лаура. – На запланированный уровень смертности выйдем к полуночи, но так даже лучше, поскольку темнота и дождь будут препятствовать развитию паники. Двенадцать часов активной фазы, после чего эпидемия пойдет на спад – вирус начнет умирать. Вам лучше лечь спать.

– Что? – Бухнер оторопело уставился на наглую суку.

– Я советую вам пойти в свои покои, выпить стакан чего-нибудь крепкого, лучше – водки, и лечь спать, – невозмутимо повторила женщина. – В настоящий момент это самое правильное для вас решение.

В первое мгновение Дюк едва не впал в бешенство: наглые слова красивой твари наотмашь врезали владельцу ДылдаСити, показав, что он собой представляет… А затем Бухнер понял, что именно это он собой и представляет. Понял, что Най читает его, словно открытую книгу, и превосходно ориентируется в его настроении.

Она его уделала, но ему не было стыдно.

Ибо Дюк вдруг понял, что он человек, а не бездушная машина, которую корчил из него Зандр. Он – человек. А красивая тварь рядом с ним – нет. И это понимание позволило ему удержаться от удара.

– Сильно заметно?

– Вы прекрасно держитесь, Борис, но у меня опыт. – Лаура нежно провела рукой по щеке герцога, и он… Он не вздрогнул. Точнее, сумел не показать, что вздрогнул. – Мало кто из заказчиков оставался спокоен, глядя на мою работу, хотя среди них были такие же сильные личности, как вы… Были тупые, беспощадные звери, больше напоминающие питекантропов, чем людей… Были патологические садисты… Но, чтобы сохранять спокойствие при данных обстоятельствах, нужно…

– Быть запредельно жестоким? – хрипло перебил женщину Бухнер.

Все-таки не сдержался.

– Не льстите себе, Борис, вы сами запредельно жестоки и даже не чихнули бы, доведись вам убить всех этих людей своими руками.

– Пожалуй, – помолчав, признал Дюк. По-прежнему хрипло.

– Всё дело – в страхе. Сейчас вы испытываете не сожаление, не грусть и не раскаяние… Сейчас, Борис, вы боитесь. Вы инстинктивно боитесь, что можете разделить участь бродяги с монитора. Вы боитесь умереть, не увидев опасности. Вы боитесь меня…

– Сука! – Он сдавил её руку, оставив на изящном предплечье синий след.

– Да, сука. – Красивая, смертельно опасная, с неземной улыбкой, страшная. Она стояла перед ним, и он не мог отвести взгляд. – Но раз уж ты не хочешь пить водку, я могу предложить кое-что другое…

* * *

«Внутри моей головы никогда не бывает тихо. Это плохо. Но, будучи роботом, я никогда не впадаю в панику. Это хорошо.

Эмоции меня не душат, не отвлекают, я всегда хладнокровен и выдержан. Я могу потерять сознание, но никогда не потеряю рассудок. А когда я прихожу в себя, сразу же принимаюсь анализировать происходящее, ведь даже будучи без сознания, я продолжаю принимать и запоминать аудиосигналы.

Это немного утомляет – отсутствие настоящих эмоций.

Я изображаю их, потому что люди ждут их проявления, люди ведь думают, что я всё-таки человек, поэтому приходится подыгрывать. Я изображаю эмоции, но не испытываю их. Я всегда хладнокровен и выдержан.

Иногда, конечно, скучаю по возможности разозлиться, стукнуть кулаком по столу, испугаться… Я помню, каково это – испугаться. Помню противное ощущение дрожащих рук, губ, холода внутри, беспокойства… Помню, мне это не нравилось, но теперь скучаю. Однако страх исчез до того, как я стал роботом – со своими чувствами я распрощался самостоятельно.

Я перестал бояться, и Цезарь это понял. Он тогда долго смотрел на меня, после чего сказал: «В страхе нет постыдного, это разновидность инстинкта самосохранения». А я ответил: «Плевать на инстинкт, любую машину можно починить». После этого Цезарь смотрел на меня ещё дольше и ушёл.

И не возвращался три дня.

Цезарь – не Бог, как бы он ни старался.

Он изменил меня снаружи, но не смог залезть внутрь. Свои чувства я убил сам. И некоторые из них – ещё до встречи с Цезарем.

Наверное, поэтому он не смог ничего сделать со мной.

Но я скучаю по эмоциям.

Однако иногда я рад, что их у меня нет. Потому что человеку трудно мыслить, будучи подвешенным к потолку, а роботу – плевать. Робот всегда хладнокровен и выдержан.

(Аудиофайл 625–789–8–209845

статус: любопытный

стереть: нет)

* * *

– Тебе не больно? – почти участливо осведомился Боксёр.

Вопрос вызвал вполне объяснимое недоумение:

– Учитывая обстоятельства, любой мой ответ выглядел бы глупо, – криво усмехнулся Сатана, чьи скованные руки были притянуты к потолку, отчего тело вытянулось в струну. Ему не было больно – искусственные конечности «держали» неудобную позу, – однако раздражало ощущение беззащитности, понимание, что он в полной власти Боксёра.

– Ты уже ответил.

– И что ты понял из моих слов?

Подвешенный за соседний крюк Майор саркастически – насколько это было возможно – усмехнулся, за что тут же получил по рёбрам от падлы, которого главарь – обладатель переломанного носа – называл Горьким. Ещё один подручный, знакомый друзьям Мешок, только-только уселся на перевёрнутый ящик – умаялся избивать пленников – и оттуда издал одобрительное восклицание. Майор коротко ругнулся. Боксёр неприятно улыбнулся.

В низеньком помещении – подвале бара, название которого друзья не разглядели, – было душно и влажно, резко, до тошноты, воняло потом и кровью. Пока – старой кровью, накопившейся за долгое время «использования» комнаты, въевшейся в стены и пол, но было очевидно, что рано или поздно падлы начнут резать пленников и к застарелому запаху добавится свежий, острый.

– Ты хорошо держишь боль… – протянул Боксёр, внимательно разглядывая обнажённого до пояса Фредди. – Тело у тебя тоже железное?

– Только конечности.

– Значит, ты просто крепкий парень?

– Со стороны виднее, – рассудительно произнёс Сатана. – Но я не в восторге от происходящего.

– Скажи, где мои радиотаблы, и всё прекратится, – улыбнулся Боксёр. – Пожалей моё время и своё тело.

Местные уже объяснили пленникам, в чём их подозревают, так что дополнительных уточнений не требовалось.

– Мы не имеем отношения к налёту, – в очередной раз повторил Фредди.

– Почему же вы удирали?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});