Дамы убивают кавалеров - Анна Литвинова

– Молодой человек!.. – слегка оскорбилась дама. – Мне ли, с моим-то жизненным опытом, не знать, что такое военная тайна?!

***

После чаепития я попросил у старушки старых газет и стол со стулом. Пожелание было исполнено. Затем я достал из своего «сантехнического» сундучка дрель «Блэк энд Деккер». Прикинул, с какого примерно места в квартире наверху производилась видеозапись побитого Ленчика. Затем я спросил у хозяйки разрешения «слегка продырявить» ее потолок. Чуть нахмурившись, старушка дала мне «добро». Я заверил Татьяну Дмитриевну, что все разрушения в ее комнате будут исправлены тут же по окончании операции.

– Кроме того, – сказал я, – вы получите немедленную компенсацию.

Я достал из кармана и протянул даме пятисотрублевую бумажку. Старушка заколебалась, нахмурилась и с удивлением глянула на меня.

– Берите-берите. – Я укромно сунул пятисотрублевку в карман ее халата. – Дело в том, что родители мальчика – довольно обеспеченные люди. Они не жалеют средств ради того, чтобы освободить его.

– Н-да, – с сарказмом протянула Татьяна Дмитриевна, – теперь я вижу, что правду говорят: наши правоохранительные органы перешли на самофинансирование. Впрочем, как и российские врачи, и учителя… Не говоря уже о сантехниках.

– Такова жизнь, Татьяна Дмитриевна, – философски заключил я.

Покачивая сокрушенно головой (это, вероятно, означало: «Куда катится наша страна!»), старушка удалилась на кухню. Купюру она мне, впрочем, не вернула. Я надел бейсболку, защитные очки (точь-в-точь как у хирургов из американской «Скорой помощи»), настелил на пол газеты. Взгромоздился на пирамиду из стола и стула. Грохотание дрели вряд ли насторожит хачиков: мало ли кто в доме взялся вешать карнизы или книжные полки.

Я стал сверлить. Бетон сыпался мне на очки, бейсболку и плечи. Пару раз из кухни появлялась пожилая дама и с любопытством и опаской взглядывала на меня. Через десять минут я пробурил в квартиру наверху достаточно глубокую скважину. Когда под сверлом, кажется, не оставалось больше преград, кроме паркета верхней комнаты, я остановился. Слез со своей пирамиды. Достал из чемоданчика микрофон.

Микрофон под названием «Удлинитель-два» продал мне за девяносто долларов один умелец в районе Митинского радиорынка. К нему я приобрел за американскую десятку приборчик под названием «МАЗ». Эта штуковина включала микрофон, когда в помещении раздавались звуки, и отключала его, когда там становилось тихо. Работал микрофон на частоте сто сорок мегагерц, и мне обещали, что я буду слышать все, что происходит в искомом помещении, даже на расстоянии десятка километров. Итак, в очередной раз нарушив статью Уголовного кодекса (на этот раз сто тридцать восьмую, гарантирующую неприкосновенность частной жизни), я снова залез на свое сооружение и изолентой закрепил в отверстии «жучки». Вместе они оказались не больше ключа от почтового ящика. Включил имевшийся у меня в слесарном чемоданчике радиоприемник, уже настроенный на волну прослушки. Из кухни явилась любопытствующая старушка.

Приемник слегка шипел, но слышимость оказалась удовлетворительной. В комнате, находящейся непосредственно надо мной, в целом было тихо. Однако откуда-то – кажется, из кухни – доносилось бормотание телевизора, перестук игральных костей и – самое главное! – восклицания по-хозарски. Наличие хачиков в квартире на третьем этаже не вызывало сомнений. Но здесь ли находится несчастный Ленчик? Может, его успели перевести в иную импровизированную тюрьму?

Ножом на длинной ручке я очень осторожно вырезал в сделанной мною дырке последний слой – кусок паркета. Затем еще раз послушал верхнюю квартиру. Я не хотел, чтобы пол провалился прямо на глазах у хачиков. Однако они, судя по отдаленному грохоту костей, не на шутку увлеклись игрой в нарды на кухне.

Тогда я закончил надрез. Аккуратно, словно пробку из бутылки «Шато Марго», вытащил шилом маленькую круглую паркетину. Затем, не мешкая, достал из универсального чемоданчика «телевизор»: телескопическую рукоятку с закрепленной на конце системой зеркал. Настроил зеркала. Аккуратно вставил рукоятку в отверстие.

Взглянул. Мне стал отчетливо виден интерьер вышележащей комнаты: голые стены, кусок батареи, часть окна, прикрытого теми самыми занавесями в красно-черные цветы. Я слегка повернул рукоятку.

И тут в зеркальце я увидел Ленчика. Он сидел у батареи, прислонившись спиной к стене, на плоском грязненьком матрасике – и сосредоточенно ковырял в носу. Больше в комнате я никого не заметил. А Ленчик даже не углядел моего зеркальца.

Я быстро убрал «телевизор»: не хватало еще неадекватной Ленькиной реакции. Вернул назад кусок паркетины. Закрепил ее с моей стороны клеем и скотчем. Паркетина легла точно. Я был уверен: даже если кто-то наверху станет присматриваться к полу – вряд ли он заметит сделанный мной «операционный шов».

В оставшемся в потолке бетонном отверстии я закрепил микрофон. Слез со своей импровизированной стремянки. Проверил действие передатчика. Разговор хачиков – наверху, на кухне – слышался будто рядом. Они трындели по-хозарски, но порой, разгорячась, вставляли в речь грубые русские ругательства.

Во время моего глубокого бурения Татьяна Дмитриевна еще пару раз приходила с кухни и с опасливым восхищением посматривала на мои занятия. Наконец я собрал замусоренные газеты, сложил в чемоданчик инструмент и вернул на место стол и стул. Старушка как раз притопала в комнату в очередной раз и одобрительно проговорила:

– Вы, Павел, настолько же аккуратны, как и Саша – мой покойный муж. – А потом добавила: – Не хотите ли еще чайку? Я нажарила оладушков.

– С удовольствием, – искренне сказал я. – Только позвольте мне помыть руки. И не будете ли вы, уважаемая Татьяна Дмитриевна, против, если я во время чаепития послушаю краем уха вот это радио? – Я кивнул на приемник, в котором бубукал телевизор из верхней квартиры и раздавались громкие хозарские голоса.

– Конечно, я не буду против! Я понимаю: служба есть служба! Она, как поется в вашей песне, опасна и трудна, да, Павел? Так что, – лукаво улыбнулась старушка, – давайте пить чай.

Даша Коноплева. В то же самое время

Обед в «Белом солнце пустыни» подходил к концу. Давно уже укатили приставной столик с изобилием салатов. Полчаса как покончили с нежнейшим шашлычком из седла барашка. Когда принесли десерт, Даша вдруг, загадочно улыбаясь, произнесла:

– Хотите, Петя, я вам погадаю?

– Ты че, цыганка? – усмехнулся с набитым ртом Петр.

– Цыганка не цыганка, а гадать умею. Давайте сюда руку. Не правую, левую руку. Какой вы все-таки бестолковый!

Петр протянул ей левый кулак – громадный, как небольшая дыня «колхозница». Даша взяла его кулачину в прохладную ладонь. Развернула костяшками книзу. Другой рукой тихонько провела сверху сжатой пятерни. Прошептала: «Вы очень напряжены, расслабьтесь». Легким движением разжала, распрямила его толстые пальцы. Ее прикосновения к кулаку оказались приятными, будто бы начало тайского массажа. Всплыло вдруг забытое воспоминание: так же нежно и волнующе к нему прикасалась, кадрилась чистенькая отличница Сладкова в седьмом классе. Потом они эту Сладкову завели с пацанами в подвал и трахнули. И все испортили (как он сейчас понимал). Надо было тогда немного потерпеть – и она сама бы дала. Дала бы ему – одному. Но в четырнадцать лет он еще не мог терпеть. Не умел растягивать удовольствие. А вот теперь – умеет.

Женщина Дарья по-прежнему держала его кисть прохладными пальцами и пристально всматривалась в твердую, бугристую ладонь. Наконец проговорила:

– Ты долго будешь жить, Петя. – Она незаметно перешла на «ты», хотя сама только что от его «тыканья» морщилась. – И будешь много любить.

– Это я и сам знаю, – самодовольно хохотнул он.

– А сейчас у тебя на сердце лежат большие хлопоты, – продолжила она. – Казенные хлопоты, то есть из-за бизнеса. Я даже вижу по руке, какие конкретно у тебя хлопоты. Сказать?

– Ну, скажи, – ухмыльнулся он.

– У одного человека – из тех людей, кто на тебя работает, – украли ценный товар. Небольшой, сыпучий, очень дорогой товар…

Петя мгновенно сжал ладонь. Цепко схватил кисть ее нежной руки. Смял ее. Прошипел, глядя ей прямо в глаза:

– Ты откуда знаешь?!

– Пусти, дурачок, больно! Пусти, а то дальше рассказывать не буду!

– Ты кто, шалава? Ты откуда? Из ментовки?

На глазах у Даши выступили слезы от пожатия его каменной десницы, однако она с достоинством проговорила:

– Я – никто. И – ниоткуда. Я – сама по себе. Так ты хочешь узнать, кто украл твой ценный товар? Твой белый, дорогой товар?

– Ну!

– Тогда отпусти.

Петя разжал ее пальцы. Она затрясла рукой, стала дуть на кисть. «Какой ты сильный, черт, – ласково пожаловалась она. – Как динозавр». Петя не спускал глаз с ее лица – в любой момент готовый наброситься на нее или ударить.