Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Аня. Да, для меня его герои – вот эти животные, которые несутся и ничего не понимают. А машина где-то далеко там уже едет. Этот лось еще об этом не знает, и он еще в лесу, но машина уже едет, она приближается, и как бы ничего уже нельзя изменить.
Крымов. У меня это только не соединяется, честно говоря, с Дюрером и Кранахом, картинки которых ты мне показываешь. Потому что там меланхолия в виде задумчивости и безволия, а у тебя намечается что-то более интересное… Мне кажется, что если придумать такого Чехова, который воздействовал бы так же, как сбитый лось на дороге, то есть однозначно трагически…
Потому что Чехов – врач, он врач, жестокий, жесткий диагност. Он чем-то похож на Дорна, который, когда Сорин говорит: «Выпишите мне что-нибудь, чем надо лечиться», отвечает: «Лечиться в 60 лет! Глупость какая!» Он какой-то очень жесткий внутри. Притом что он пишет про людей, которым очень сочувствует, любит их, но их же вскрывает, как патологоанатом. Там внутри у каждого есть сбитый лось. И Чехов слышит шум едущей вдалеке машины…
Я вот тут «Дядю Ваню» репетировал как-то, мы начали разбирать с предыдущим курсом, с режиссерами, кстати. Это мне показалось интересно, и я несколько раз использовал этот разбор для мастер-классов с актерами в разных театрах. Ужасно интересно. Вот как сделать начало? Там такое элегическое, дачное начало. Астров рассказывает, как ему плохо живется, как он постарел, няня говорит, может, водочки выпьешь, трали-вали, пока не придет дядя Ваня, и тоже, выспался не выспался – потом приходят с прогулки Елена Андреевна с мужем, туда-сюда, прошли в дом, эти их обсуждают… Такие вот дачные разговоры… Комары и остывший чай. Но если на это взглянуть резко, без этого дачного флера, то становится страшно: наэлектризованная обстановка и раздавленные лоси. Два лося. Два лося томятся, а жизнь проходит, почти прошла, слышен уже шум машины…
Вот тот лось, которого мы с Мишкой видели давно, я вам рассказывал? Мишка был маленький… Мы ехали на машине за городом и увидели на обочине сбитого лося, он еще так голову приподнимал, как бы не очень понимал, что с ним происходит. Мы начали обсуждать, что люди, которые уже стояли вокруг этого лося, сейчас, наверное, вызовут такую специальную звериную скорую помощь… ну, в общем, проехали. А часа через три возвращались по этой же дороге. Я, когда увидел и понял, что происходит, успел Мишку отвлечь чем-то, чтобы он смотрел в другую сторону, потому что там лося уже свежевали. Прямо у дороги. Эти же люди. Эта меланхолия дюреровская, она тоже хороша, но Чехов – это лось у дороги. Если бы ты в эту сторону захотела пойти, я бы это приветствовал…
Жесткий человек, пишущий про неудачи. «Дядя Ваня» – про неудачу. «Вишневый сад» – неудача! «Три сестры» – поедем, поедем! – никуда они не поедут! Убьют вас всех здесь… Лоси…
Какая бы там ни была Книппер-Чехова, как бы он ни любил ее, но это достаточно жесткая история, если вдуматься, где он тоже – сбитый лось. Вот попался… У него же было столько романов, а он женился на этой актрисе, а она, в общем-то, предпочитала театр, и у нее, в общем-то, должен был быть ребенок от Немировича. Это жуткая театральная такая история. Он влип. Влип. Он нежно называл ее «моя актриса», а она сняла ему квартиру на каком-то этаже, куда он взбирался с одышкой два часа по ступенькам. Зачем-то она повезла его в этот Баденвайлер, когда этого не нужно было делать, всем понятно. Она делала вещи и хорошие… никогда он на нее не жаловался. Но однажды, когда она ему одно и то же подарила на праздники, забыв, что она это уже дарила, он ей написал: «Спасибо большое, но ты мне уже дарила это…» Кошмар! Это Чехов, который слова не скажет, что он обижен! Лось… Жуть. А есть воспоминания Бунина – он сидел с ним вечером, и пришел Немирович, пахнущий хорошими сигарами и каким-то одеколоном, и увел ее. А она говорит: «Ну, тебе же не будет скучно, ты же здесь с Букишончиком, – это они Бунина так смешно называли, – будешь сидеть, тебе не будет скучно?» И они куда-то уехали на концерт, в театр, представляешь? А тот не мог спуститься по лестнице, не говоря о том, чтобы подняться. Какая уж тут меланхолия… Я бы от нее бежал как черт от ладана, от этой меланхолии, во всяком случае в выражении Дюрера и Кранаха… Крах это, а не Кранах… Лось и апокалипсис…
Ничего не будет! Вот, ничего, это безнадега. Он колоссальный певец страшнейшей безнадеги.
Меланхолия хирурга. Меланхолия врача, который знает, что такое жизнь и смерть, знает, что это не лечится.
Ребятки, давайте закончим на сегодня.
Петя. Опять «Три мушкетера»
Петя. Пока это незаконченная задумка, я в процессе. Внизу кухня. Огромная королевская кухня, где готовят по рецептам Дюма. Повара там, дичь какая-то, варят, парят. Дюма первый, кто стал много говорить про еду, писать кулинарные книжки. А сверху сетка, в которой мушкетеры раскачиваются как на качелях и, обжигаясь, могут доставать еду оттуда, с горячей плиты. Идет война с гугенотами. Это все в Ла-Рошели. Бастион Сен-Жерве. Мушкетеры так завтракают, отстреливаясь при этом. Главного героя будет играть Депардье. Он – Дюма, он – шеф-повар.
Крымов. А как война показана? Пули летают? Кто стреляет, в кого?
Петя. У Дюма исторические события как-то описаны так, что ты за них особенно не волнуешься, они отдельно где-то, пули летают вокруг. Они не попадают, простреливают стену, а кровь на пальце у д’Артаньяна оттого, что прищемил. Война как бы их не касается.
Крымов. Нужно найти, мне кажется, точную расстановку сил. Когда непонятно, кто с кем играет, напряжение меньше. Я должен за кого-то болеть. Одни готовят, вторые стреляют, а третьи хотят позавтракать в этом сумасшедшем доме назло всем… Да? То есть одни люди готовят, а другие дерутся? А те, которые готовят, не стреляют? А сами мушкетеры? Их видят те, которые стреляют? Вообще, те, которые стреляют, они стреляют в кого? Готовка мне нравится, и Дюма мне нравится, Депардье тоже мне нравится, в этом что-то есть и юмористическое, и настоящее. Но только нужно понять, кто в белых трусах, кто в синих, а
- Книга интервью. 2001–2021 - Александр Маркович Эткинд - Биографии и Мемуары / Публицистика
- Подтексты. 15 путешествий по российской глубинке в поисках просвета - Евгения Волункова - Публицистика
- От первого лица. Разговоры с Владимиром Путиным - Наталья Геворкян - Публицистика
- Внутреннее обозрение - Николай Добролюбов - Публицистика
- Турция между Россией и Западом. Мировая политика как она есть – без толерантности и цензуры - Евгений Янович Сатановский - История / Политика / Публицистика
- Жить в России - Александр Заборов - Публицистика
- Отзвуки театра. Избранные рецензии - Вера Савинцева - Публицистика
- Пионерская организация: история феномена - Арсений Александрович Замостьянов - История / Политика / Публицистика
- Разговоры с Богом - Ольга Гринева - Публицистика
- Протоколы русских мудрецов - Виктор Громов - Публицистика