Один в поле воин - Тюрин Виктор Иванович

После проверки документов мы пересекли демаркационную линию и оказались на территории Федеративной Республики Германии, после чего сразу поехали в отель, который был нами заранее забронирован.

Я так никогда и не узнал, что через два часа после того как мы пересекли границу, в берлинский аэропорт и немецким пограничникам восточного сектора пришла телеграмма-«молния»: задержать до особого распоряжения американского гражданина Майкла Валентайна.

Поздно вечером в кабинете начальника собралась оперативная группа. Перед тем как собрать сотрудников, Зарубин минуть десять держал окно открытым, наполняя кабинет морозным воздухом. Причем это было сделано не столько из-за табачного дыма, сколько из-за того, что ему чертовски хотелось спать. В коммуналке, где он занимал комнату вместе с женой, ближе к ночи напился один из соседей, бывший старший лейтенант артиллерии, орденоносец, а ныне инвалид, Терехин Матвей Степанович. До войны он был настройщиком музыкальных инструментов, которого уважали и ценили как большого профессионала, но после тяжелого ранения у него стало совсем плохо с левой рукой. Он долго не мог устроиться на работу и только полтора года назад сумел наняться сторожем на промтоварной базе. Это был тихий человек, деливший комнату с женой и двумя дочерьми. Вот только раз в два-три месяца он напивался вдрызг, а затем ходил по соседям, рассказывая им, как он несчастен. Иван Ильич мог бы вызвать наряд и отправить нарушителя спокойствия на пятнадцать суток, но, как и все, жалел порядочного человека, которого война лишила любимого дела. Только к двум часам ночи удалось успокоить соседа, после чего коммуналка, наконец, заснула.

Закрыв окно, Зарубин потер виски, в который раз подумал, что пора бросать курить, но при этом прекрасно осознавал, что никогда не бросит. Спустя пару минут открылась дверь, и на пороге появился Коля Васик:

– Можно, Иван Ильич?

– Заходи, – сердито буркнул начальник.

Еще спустя пять минут вся оперативная группа сидела за столом в полном составе. Начальник оглядел всех, потом достал папиросу закурил, пару раз затянулся и затушил ее в пепельнице.

– Час тому назад наше начальство мне сказало, что начало сомневаться в моей компетенции как начальника отдела, – в его голосе прозвучало плохо скрытое раздражение. – Как вы думаете, мне это было приятно слышать?! Еще мне сказали, что мои сотрудники то ли совсем разленились, то ли разучились работать, как положено работникам государственной безопасности, поставленным охранять незримую границу нашей социалистической родины. Как бы то ни было, именно мы, это мне так сказали, дали возможность вести разрушительную работу против нашей советской страны нашим врагам, наймитам американского империализма. Мне хоть и обидно было слышать эти слова, но я был вынужден признать, что в них немало правды.

Начальник снова взял папиросу, прикурил. Выпустил сизый дым, затянулся, тем самым давая своим подчиненным время для осознания ими ошибок в работе. Сотрудники отдела молчали, курили, стараясь не смотреть на хозяина кабинета и только изредка переглядываясь между собой. Никому не хотелось попадать под горячую руку начальства.

– Молчите. Ну-ну. Руководство вашему начальнику холку мылит, а они тут в молчанку играют, – в голосе начальника было полно злого ехидства. – Хорошо, тогда я вам скажу: выходные вы у меня не скоро увидите. Я вам это обещаю. Крепко обещаю.

Начальник обвел всех грозным взглядом, потом взял папку, лежавшую перед ним, и с силой шлепнул ей по столу.

– Вот это пришло к нам сегодня днем. Следователь Варенцов в своей служебной записке, приложенной к этому делу, весьма доходчиво изложил то, что я должен был услышать от вас, товарищи, – грозный взгляд начальника снова обвел сотрудников. – Васик, на тебя была возложена работа с милицией. Так почему не ты принес мне эту папку?!

Красный, потный и несчастный молодой чекист вскочил со своего места и даже не сказал, а пробормотал:

– Иван Ильич, я на прошлой неделе им звонил. Ничего такого не было. Слово даю.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Тебе каждый день им звонить надо было. Каждый! День! Если бы ты каждый день их беспокоил, они бы давно осознали, что дело важное, и сразу же тебе позвонили! Еще в пятницу! Выговор! С занесением в личное дело! Ты меня понял?!

– Так точно!

– Сядь! Слышать тебя больше не хочу! Милиция раскрывает дело, а сотрудники государственной безопасности только ушами хлопают. Мне стоило только глазами пробежать по бумагам, и то, все, что надо, сразу увидел. Поддельные документы, слежка за американцем, пистолет с глушителем. Как вам все это?!

– Разрешите, Иван Ильич? – поднялся со своего места Медведев.

– Давай. Что у тебя? – буркнул хозяин кабинета.

– Считаю, что вы не правы по отношению к нам. Сути я не знаю, но, похоже, это дело милиция подняла буквально на днях. Я прав?

– Может, прав, а может, и не прав, – сердито сверкнул глазами начальник отдела. – Вот только время уже упущено! Улетел наш главный свидетель! Сегодня утром. Ты это понимаешь?! Мы «молнию» послали в Германию: задержать на границе! Ан нет, они уже на Западе. Теперь гадай: мы шпионов и диверсантов отпустили, или это были обычные иностранцы-туристы. Короче! Нам поставили сроки – три дня! Нечего на меня смотреть так! Да! Нам дали три дня, чтобы на основании этих документов мы сделали свое заключение. Также появились особые обстоятельства, о которых я скажу позже, поэтому делу придано особое значение. Медведев!

– Я! – оперативник снова поднялся.

– Свои дела в сторону! С сегодняшнего вечера ты занимаешься только этим делом, а завтра, в десять утра, жду у себя в кабинете с планом работ и твоими соображениями по этому делу. Все понял?

– Понял.

– Садись. Морковкин!

– Я! – оперативник вскочил и вытянулся.

– С этой минуты переходишь в подчинение Медведеву. Будете вдвоем работать по этому делу. После того, как войдешь в курс дела, сразу едешь в милицию и трясешь их всех по полной! Душу из них вытряси, а полной ясности во всех вопросах добейся! Ясно?

– Сделаю!

– Садись. Васик!

– Я, товарищ начальник! – молодой парень вытянулся так, словно находился на военном смотре.

– Примешь у Медведева и Морковкина дела, которые близки к завершению. Закончишь их самостоятельно. Понятно?

– Так точно, товарищ начальник!

– Садись. Есть у кого еще вопросы?

– У меня. Только не вопрос, а дополнение к этому делу, – неожиданно сказал Одинцов. – Разрешите?

– Говори, Михаил Силантьич.

– Я отправил запрос на брата Полевого, который в Германии погиб при невыясненных обстоятельствах. Сразу скажу, ответа еще не получил. Думая, как ускорить это дело, вспомнил об одном своем хорошем приятеле. Он из Германии года два как вернулся. Работал он там, в военном трибунале. Подумал, а вдруг? Встретились мы с ним, посидели, и знаете, он действительно кое-что вспомнил. Сам он не вел это дело, но так как шума наделало оно много, он о нем слышал. Шутка ли, целый комендант пропал. Искали двое суток, обшарили сверху донизу городок и три близлежащие деревни, а нашли его изуродованное тело на каменоломне. Что он там делал, так и не выяснили, так как тот поехал один, без шофера. В отчете написали, что упал с высоты и разбился. Только врач, который его вскрывал, рассказал моему приятелю, что некоторые раны были получены им еще при жизни. Так что его, похоже, пытали, перед тем как убить. Вот такие дела, товарищи.

– Все одно к одному, – вздохнул начальник отдела и протянул папку Медведеву. – Забирай дело. Теперь последнее. Новым обстоятельством в этом деле является смерть американского журналиста Грегори Тейлора. Вчера рано утром дворником одного из дворов было найдено его тело. По словам экспертов, он был убит одним ударом ножа, то есть бил профессионал. До своей смерти проживал в гостинице «Метрополь» вместе с Бенджамином Хаксли и поддерживал дружеские отношения с Майклом Валентайном. Все нити этого дела, как нарочно, пересекаются на этом парне! А ведь он был в наших руках. Был! Ладно, что есть, то есть, что уже говорить. Вопросы?