Избранные произведения в двух томах: том I - Артюхова Нина Михайловна

Неровной, зигзагообразной линией поле разделено на две части. Какая пестрота впереди! А сзади — смотреть приятно! Молодые картофельные кусты стройно стоят, как ребята на зарядке. Ничего лишнего, просторно им, легко дышится.

— Знаешь, Игорь, что мне сейчас представилось? — говорит вдруг Леня. — Что эта картошка в плену у сорняков, а эта — уже освобожденная. А освобождаем ее — мы!

Игорь с недоверчивой улыбкой смотрит туда и сюда и вдруг увидел, поверил, говорит, загораясь:

— А ведь правда, Леня, похоже! Леня, нет, ты посмотри вот на эти кусты. Вот когда только-только оборвешь кругом всю эту нечисть, поможешь им от земли отряхнуться, у них еще какой-то растерянный вид, правда? Жалкие даже какие-то! Будто еще поверить не могут, что они свободны. А вон те, подальше, они уже освоились, расправили все свои веточки, по-хозяйски в поле стоят.

И с не меньшим азартом, чем Андрюша Кузнецов, Игорь набрасывается на сорняки. Долой, долой их, душителей, вредителей, захватчиков, с корнями прочь!

— Ребята! — кричит Игорь, потрясая пучком сурепки. — Леня говорит, что картошка — в плену, а мы ее освобождаем! Вперед!

— Ура! Вперед! — отвечают ближние ребята.

— Что? Что он сказал? — переспрашивают дальние.

— Мы идем освобождать картошку! — кричат им.

— Ура! — раздается теперь в разных концах поля.

Леня возвращается к своей борозде.

Отстал. Андрюша и Оля перегнали его. Не беда! Зато подтянулись те, кто был в арьергарде. Неплохо придумано. Лене самому становится веселее и легче работать. Спина опять стала гибкой. И даже вроде не так жарко. А что мозоли будут на руках — так на то они и рабочие руки.

Леня с веселым ожесточением выдирает сорные травы.

Вперед! Свободу картошке!

* * *

— Анатолий Иванович, можно к вам?

— Да, да, пожалуйста.

Кирилл вошел в кабинет.

Солнце, разбудив утром старших ребят, днем погостив у малышей, теперь обогнуло дом с третьей стороны, заливало ярким светом террасу и заглядывало в кабинет начальника лагеря. Сияла чернильница и все металлические предметы около нее, электрическая лампочка казалась зажженной, а на голове у Анатолия Ивановича каждый серебряный волосок отчетливо выделялся среди черных.

— Анатолий Иванович, вы меня звали?

— Да, звал. Кто-то из старших мальчиков утром уходил с территории лагеря, его видели около шоссе.

— Это я уходил.

— Зачем?

— Я хотел идти в колхоз, потом вернулся.

— Один хотел идти?

— Да.

— А где сейчас твое звено?

— Не знаю.

— Не знаешь?

Кирилл покусал губы:

— Анатолий Иванович, они, должно быть, опять в футбол играют, а мне…

— А у тебя аппетита нет в футбол играть?

— Нет аппетита.

— Ты думаешь, они сегодня с аппетитом играют? Кирилл пожал плечами:

— Я не знаю.

— Должен знать.

— Анатолий Иванович!

— Ну, ну, поспокойнее.

— Анатолий Иванович, я вообще отказаться хочу, пусть другого звеньевого выбирают!

— Почему ты хочешь отказаться?

— Меня ребята не слушаются.

— Думаешь, они лучше будут тебя слушаться вот так, на расстоянии: ты — здесь, они — там?

— Анатолий Иванович, я же вам говорю: ну какой же я звеньевой!

— Очень плохой. Когда работаешь плохо, самое простое — это отказаться от работы.

— Так я же не…

— Что же ты замолчал? Я знаю, что ты сейчас хотел сказать, во всяком случае, подумал: что вчера на дежурстве ты не отказывался работать. Но ведь вас было восемь человек. Так где же, по-твоему, сейчас ребята?

— Должно быть, опять на футбольной площадке.

— Не может быть! — решительно возразил Анатолий Иванович. — Футбольная площадка слишком в стороне, оттуда ничего не видно и не слышно. Они теперь куда-нибудь поближе к дороге перекочевали.

— Вы думаете, им хочется посмотреть, как наши приедут?

— А тебе разве не хочется?

Кирилл ничего не ответил.

— И тебе хочется, и мне хочется. Им тоже хочется, хотя бы из любопытства.

Анатолий Иванович вдруг замолчал, прислушиваясь. Ветер колыхнул занавеску и донес в открытое окно далекий-далекий стук моторов. И еще — далекие-далекие голоса. Песня возвращалась в лагерь.

— Анатолий Иванович, так я пойду.

— Куда?

— Пойду посмотрю, где ребята.

— Заявление об отставке не будешь подавать?

— Нет.

Малыши уже бежали к воротам навстречу песне.

«Ленивое звено» во главе с Витей Грачевым было тоже здесь в полном составе. Конечно, Витя и его товарищи не бежали к воротам. Они сидели в тени, под деревьями, около биллиарда, но не играли. Это был очень удобный наблюдательный пункт.

«Бессовестные! — со злостью подумал Кирилл. — Неужели пришли только из любопытства?»

Мальчики покосились на своего звеньевого — подойдет к ним или опять скажет: «Тьфу!»

Очень хотелось сказать «тьфу» и не подходить, но Кирилл подумал: «А чем я лучше их? Все сегодня что-то делали, даже малыши, только мы, дяди здоровенные, „отдыхали“ с утра и до вечера».

Он подошел и сел на скамейку рядом с Витей.

Мальчики не ожидали этого, потеснились, освобождая место. Что-то неуловимое промелькнуло на их лицах.

Не очень-то хорошо себя чувствовали щуки в родной стихии.

Сначала бравировали, вызывающе били хвостами, делали вид, что им страшно весело. Это еще во время обеда было заметно. Только Кирилл не хотел замечать.

Грузовики подъехали к дому и остановились. Ребята допели последний куплет и высыпали из грузовика.

— Устали? — спросила Андрюшу Кузнецова маленькая Маша Глебова.

— Здорово устали! — откровенно признался он. — Нам, Маша, сам председатель колхоза объявил благодарность за хорошую работу! Вот, посмотри!

Маша с уважением разглядывала его руки.

— Андрей! — окликнул Витя.

В лагерной футбольной команде Андрюша был самым младшим. К нему относились немного покровительственно. Но сейчас он подошел как равный к знаменитым чемпионам. Больше того: знаменитые чемпионы смотрели на него снизу вверх — может быть, просто потому, что они сидели на скамейках, а он стоял?

— Ты что Маше показывал? — поинтересовался Витя. — Что там у тебя?

Андрюша протянул обе руки ладонями кверху и гордо ответил:

— Мозоли!

Мозоли разглядывали в молчании.

— Это что! — сказал Андрюша. — Это пустяки! Мы хотели еще остаться, только Сергей Николаевич не позволил, сказал: лучше в другой раз поедем.

— Так вы не кончили полоть? — оживляясь, спросил Кирилл.

— Завтра поедете? — с деланным равнодушием спросил Витя.

— Нет. Сергей Николаевич сказал: завтра — всем отдыхать, то есть… ну, в общем, послезавтра поедем и закончим.

Андрюша смутился, почувствовал, как болезненно ранило знаменитых чемпионов простое слово «отдыхать».

— Ну, я, ребята, умываться пойду.

Он убежал.

— Вот что, ребята! — медленно начал Кирилл. — Если кто из вас откажется и не пойдет со мною сию минуту к Анатолию Ивановичу и не будет просить, чтобы нас послезавтра взяли в колхоз, тот будет такая дрянь!.. Такая дрянь!..

— Не ругайся, — мрачно сказал Витя, — и не ломись в открытую дверь. Ребята, пошли!

И Витя пошел к дому впереди всех. Но Кирилл чувствовал, ребята идут за ним, а не за Витей.

Мальчики уже подходили к крыльцу, когда Кирилл вдруг сказал:

— Стойте!

И все остановились, даже Витя, который уже взошел на верхнюю ступеньку.

— Стойте, ребята! Никуда мы не пойдем и не будем просить Анатолия Ивановича. Я знаю, что он нам скажет. Он опять скажет: «Я не хочу за вас краснеть». Вот что он нам скажет!

* * *

Под навесом, около кухни, утреннее оживление и суета. Гремят ведра, позвякивают ножи, переставляются табуретки с места на место.

Девочки — дежурное звено — рассаживаются по местам и, шумно болтая, начинают чистить картошку. Но ни одна картофелина не успела еще булькнуть в воду, как работа была неожиданно прервана.

Твердые шаги босых ног, широкие длинные тени на песке.