Николай Александрович Невский - Лидия Громковская

Итак, М. Морис, Ф. Берто и П. Пельо рылись в старых бумагах у подножия пагоды Байта. Здесь они и нашли (кто точно, неизвестно) книгу, написанную золотом на черно-белых листах бумаги некитайским письмом. Шесть глав книги, сброшюрованных «гармоникой», каждая глава отдельно, почему-то были поделены между Ф. Берто и М. Морисом. Будущему знаменитому французскому ученому-китаеведу П. Пельо не досталось ничего.

В руках Ф. Берто и М. Мориса судьба частей книги

Оказалась различной. Берто хранил свою долю нростб как реликвию. После его смерти вдова распродала главы рукописи разным лицам, и лишь по инициативе французской научной общественности музей Гюме выкупил главы, принадлежавшие Берто, и сохранил их для Франции.

М. Морис, отличный специалист по Китаю, не просто хранил свои книги как раритет, а изучал доставшиеся ему три главы сутры. Это он определил, что перед ним — текст буддийского канона, по гравюрам, которые сопровождали книгу, предположил, что это главы из известной «Лотосовой сутры», а затем еще более утвердился в своем предположении, когда обнаружил, что над текстом уже поработал до него неизвестный китайский дешифровщик. Около знаков письма Си Ся, сбоку, в некоторых случаях были написаны их китайские значения. Морис взял китайский текст сутры, с которого предположительно мог быть сделан тангутский перевод, и, опираясь на труд своего так и остающегося по сей день неизвестным предшественника, стал знак за знаком сличать тангутский и китайский тексты. Итоги работы были многообещающими. Морис установил значение или чтение в китайской транскрипции около трехсот тангутских знаков. Он сумел сопоставить грамматики языков и дать первые сведения по грамматике тангутского языка. В 1904 году Морис опубликовал свой «Предварительный вклад в изучение письменности и языка Си Ся». На одной из его страниц он выразил свое удивление по поводу того, что тангуты приобрели «основы своей религиозной литературы, а, может быть, также и принципы своего письма у народа, так отличного в языковом и расовом отношении, каковым являлись китайцы»22. Таким образом, Морис был к тому же и первым, кто, правда в предположительной форме, высказался за иероглифический характер тангутской письменности и указал на китайское письмо как на тот образец, которому тангуты следовали при создании своего письма. Роль труда Мори

22 М. G. М о г i s s е. Contribution preliminaire a l'etude de l'ecriture et de la lange Si-Hia. — «Memoires presentes par divers savants a l'Academie des Inscriptions… Ser. I, Т. XI. Part 2, Paris, 1904, c. 350.

ю Зак. 474

са в истории тангутоведения Должна быть подчеркнута особо, ибо он помимо определенного количества расшифрованных знаков дал науке первые достоверные сведения о характере языка (грамматические заметки) и о характере письма тангутов.

Правда, М. Морис не продолжил своей работы, он был загружен практическими делами, не имел под рукой других текстов, а после открытий, сделанных П. К. Козловым в мертвом городе Хара-Хото, принадлежащий ему текст утратил уникальность. В 1912 году Морис продал три принадлежащие ему главы «Лотосовой сутры» Берлинской библиотеке.

Так были пройдены первые две ступени на пути восхождения тангутоведения как специальной отрасли востоковедных знаний. И, вероятно, дело бы надолго застопорилось и свелось к многократному сличению указанных текстов и выявлению дополнительно расшифруе-мых отдельных знаков, если бы не удивительные находки, сделанные отважным русским путешественником по Центральной Азии П. К- Козловым в мертвом городе Хара-Хото.

При тангутах этот город назывался Эдзина — «Черная река». Мечта каждого тангутоведа — посетить его развалины в устье р. Эдзин-Гол, в первой части своего наименования сохранившей позабытое тангутское слово.

1372 год. Китайские войска новой династии Мин (1368–1644), пришедшей к власти на гребне волн народного восстания против монгольской династии Юань (1280–1367), изгнав монголов из Китая, стремясь обезопасить западные границы страны, переносят военные действия за его пределы, на территорию, ныне входящую в состав Внутренней Монголии. Здесь они постепенно продвинулись до оазиса Эдзина. «В пятом году Хунь-у [1372] командующий Фэн Шэн с войском дошел до Ицзинайлу. Защитник города генерал Баян-Тэмур сдался… Был захвачен его министр Чжан Цзя-ну и еще 27 человек, а также 10 тысяч с лишним голов лошадей и скота»23. «Китайцы при штурме, за* прудив один из рукавов Эдзин-Гола, отвели воду от

23 Цит. по: Е. И. Лубо-Лесниченко, Т. К. Шафранов-с к а я. Мертвый город Хара-Хото. М., 1968, с. 46.

Города и обрекли гарнизон и жителей на муки жажды. Гарнизон сдался, хотя, по преданию, части осажденных удалось уйти через брешь в стене». По сведениям, полученным от местных жителей П. К. Козловым, когда китайцы отвели воду, «вода потекла к югу, хара-хотос-цы частью перемерли, частью бежали в какой-то город Дугу, на этом жизнь города прекратилась. Пришельцы разграбили, разрушили и тоже были таковы» (Запись от 19 марта 1908 г.) 24. С севера на опустевший город постепенно наступали пески Гоби.

Местные кочевники боялись Хара-Хото. Китайский путешественник XVII века Лян Чжи-жэнь писал о Хара-Хото и его постройках, в частности о дворце правителя: «Хотя он и одряхлел, но, тем не менее, общие контуры его сохранились. Кочевники здесь жить не любят и лишь иногда со стадами кочуют в этих местах»25. Покинутый, безжизненный город внушал страх.

19 марта 1908 года (по старому стилю) группа из пяти человек во главе с П. К. Козловым вместе с двумя монголами-проводниками прибыла в Хара-Хото. Путешественников ошеломил вид покинутого города. Вот записи от 19–24 марта 1908 года из дневника Козлова:

«Тихо, одиноко, угрюмо, по сторонам ветер несет песок, взвеваемый к вершинам стены»; «С самого приезда мы не могли уравновеситься — брались за одно, за другое, за третье, жадно схватывали то один найденный предмет, то другой. Копали, рыли, ломали, рушили, бродили по поверхности. К вечеру наша большая палатка уже представляла маленький музей»; «Надо считать наиболее ценной находкой по отношению к количеству и прекрасной сохранности рукописей — это находку в субургане А, найденную утром 21 марта — в день моего отъезда из Хара-Хото»; «Хара-хотинские интересные находки, а главное, слух у Бэйлэ о движении из Урги через Гурбун-Сайхан европейской экспедиции, заставили нас засесть за предварительные отчеты, за выделение кое-чего из письмен для отправки в СПб. Пришлось писать и в Географическое общество и

24 П. К- Козлов. Дневник Монголо-Сычуаньского путешествия 1907—11909. Архив Географического общества СССР, ф. 1*8, ед. хр. № 1164.

25 Цит. по: Е. И. Лубо-Лесниченко, Т. К. Ш а ф р ан о в с к а я. Мертвый город Хара-Хото, с. 46.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});