Решающее лето - Памела Джонсон

— Я помню, — сказала миссис Шолто своим звонким переливчатым голоском, — как любил ананасы мой отец. Разумеется, свежие ананасы. Помню, как он приносил их домой, огромные, перевязанные лентой. Это был целый ритуал, когда он разрезал ананас серебряным ножом. Только серебряным.

— Чарм, — еще громче произнес Эван, — не будь сукой.

— Ну как ты можешь? Она совсем не… — запротестовала Джейн, повернувшись к нему с широкой улыбкой. — Уж я-то знаю, поверь мне, женщине.

— Ну хорошо, хорошо, — тихо увещевала его Чармиан.

— Я не понимаю, — продолжала миссис Шолто, делая явное усилие над собой, — почему серебряным? Может, кто-нибудь знает почему? Я уверена, что Клод знает.

— Как вкусно, — промолвила Мэри, слизывая липкий сок с пальцев.

— Тебе нравится, детка? — спросил Айвс, нежно заглядывая ей в глаза.

Разговор о серебряных ножах и ананасах кое-как поддерживали все, пока не закончился обед и со стола не была убрана посуда. Тогда Чармиан извинилась и ушла посмотреть на Лору. Я вышел вслед за нею в спальню. Она стояла на коленях возле кроватки Лоры, прижавшись лицом к щеке ребенка. В спальне горела небольшая лампа под высоким белым абажуром. Пахло жженым парафином.

— Что с тобой?

— Ничего. Пожалуйста, уйди. Я сейчас приду. Когда он такой, я прихожу сюда, чтобы набраться сил. Пожалуйста, уйди.

— Но, послушай…

— Я сказала тебе, уходи. У него сегодня новое словечко, это всегда так ужасно, пока не привыкнешь.

Я вернулся к гостям. Беседа стала более оживленной. Айвс рассказывал о голландской колониальной системе. Мэри одобрительно кивала головой после каждой его фразы. Джейн делала вид, будто слушает, а миссис Шолто время от времени высказывала свое принципиальное несогласие. Шолто сидел в одиночестве подле письменного стола и что-то чертил на листке бумаги.

Наконец вошла Чармиан, неся поднос с кофе, и весело воскликнула:

— Извините, что так долго! Подвиньте мне этот столик, мама. Мне удобнее будет разливать. Тебе черный или с молоком, Джейн?

— С молоком, — ответила Джейн, — хотя я и толстая. — Она поняла, что неудачно съязвила, и тут же поспешила исправить свою оплошность: — Я очень люблю твой кофе, Чарм, ты так вкусно его готовишь. У меня получается много осадка, как бы я ни старалась, и Эдгар злится.

— Не будь сукой, Чарм, — вдруг снова произнес Шолто.

— Хороший кофе надо уметь варить, — в полном отчаянии воскликнула миссис Шолто. — Хочешь кофе, дорогой? — Она схватила чашку, предназначавшуюся для Мэри, и засеменила через комнату к сыну, перехватив взгляд его налитых кровью глаз.

— Как Элен? — спросила меня Чармиан. Нас всех охватило чувство странной легкости, словно мы могли сейчас, как эквилибристы, выделывать любые фигуры на натянутой проволоке.

— Хорошо. Она часто спрашивает о тебе.

— Ты должен как-нибудь привести ее к нам. Почему ты этого до сих пор не сделал?

— О, вы говорите об Элен Эштон! Ты мне рассказывала о ней, Чармиан, — воскликнула Джейн. — Эдгар знает ее начальника, Чарльза Эйрли. Я нахожу его просто обворожительным. Очень высокий, несколько полноват, пользуется невероятным успехом у женщин. Когда ты рассказала мне об Элен, мне показалось, что я что-то слышала о ней, но что именно — не помню.

— Да, это она, — ответил я.

— Пусть она навестит меня, — сказала Чармиан, передавая мне чашку. — О, какой ты неловкий. Все расплескал на блюдце.

— Ничего, если я вылью обратно в чашку?

— Ах ты, свинтус, свинтус, — пожурила меня Джейн, — как ты плохо воспитан! Я тоже хочу познакомиться с Элен. Это что, — она сделала многозначительную паузу, — серьезно?

— Кто знает! — ответила Чармиан, — Клод ужасно скрытен. Иногда его скрытность меня просто бесит.

— Не будь сукой, Чарм, — опять очень громко сказал Эван. Он встал и глядел на нее в упор.

Чармиан, выдержав его взгляд, спокойно сказала:

— Успокойся, милый. Все хорошо.

Джейн поднялась и с видом опытной укротительницы, собирающейся приручить свирепого зверя, которого не удалось усмирить другим, решительно направилась в тот угол комнаты, где стоял Эван.

— Эван, дорогой, ты не должен вмешиваться в разговор женщин. Разве ты не знаешь, что мы кусаемся?..

— Джейн… — произнесла Чармиан, но так тихо, что Джейн не услышала ее.

— Все вы, женщины, суки, — сказал Эван.

— Он ужасно устает, — обращаясь ко мне, драматическим шепотом произнесла миссис Шолто. — Ему нужен отдых. Врач так считает, я знаю.

— Конечно, конечно, милый, — успокаивала Эвана Джейн. — Все женщины такие. А теперь выпей кофе и побеседуй с Айвсом о политике. Ему не терпится поспорить с кем-нибудь.

— Ты красотка, Джейн, — заявил он, и та, желтая, тоже ничего. А кто она?

Айвс, взбешенный, вскочил со стула. Мэри бросила испуганный взгляд на мужа.

— Эван! — промолвила Чармиан. — Джейн! — У нее был голос усталой, немолодой, много изведавшей на своем веку женщины. — Эван, тебе надо лечь в постель. Джейн, я хочу показать тебе свое новое платье. Оно не совсем хорошо сидит, ты должна посмотреть. Мама, проводите Эвана в спальню.

Эван встал, пролив кофе на письменный стол, и, не промолвив ни слова, вышел из комнаты. Воцарилось неловкое молчание. Миссис Шолто выбежала за сыном.

Остаток вечера можно было бы назвать почти удачным, если бы он не был столь коротким. Как только позволили приличия, Айвс увел жену. Джейн чуть задержалась, чтобы извиниться за брата. Она сделала это с наилучшими намерениями, но, как всегда, на удивление неловко.

— Понимаете, он считает, что Мэри нанесено оскорбление. Это идиотизм, конечно, и я ему объясню, но так уж он устроен. Он всегда был глуп. Он сам потом будет жалеть, когда узнает, как огорчил вас.

— О, меня теперь не так-то легко огорчить, — напряженно улыбаясь, сказала Чармиан, — поэтому не расстраивайся, Джейн, и ничего не говори Айвсу. Ему в особенности ничего не надо говорить.

Когда мы остались одни, она повернулась ко мне и сказала:

— Ну, что ты на это скажешь?

— Чудовищно. Я должен поговорить с ним.

— Сомневаюсь, чтобы это помогло. Тебе было стыдно за меня, да? Больше всего меня бесит сочувствие людей и то, что им, видишь ли, стыдно за меня. А мне вот ни капельки не стыдно, понимаешь?

— Тебе и нечего стыдиться.

— Если бы я хотела сохранить видимость семейного счастья, тогда другое дело. Но ведь я не собираюсь делать этого.

Вернулась миссис Шолто, задыхающаяся и решительная, с плотно сжатыми губами.

— Чармиан, — сказала она, — ты не должна думать то, что, я уверена, ты подумала об Эване… что будто… будто он не совсем трезв.