Смерть на выбор - Марианна Баконина

— Серьезные люди!

— Обычные. Только я не пойму, как это тебе может пригодиться.

— Я тоже пока не пойму… — Максим кивнул, уверенно и деловито. — Что еще?

— Еще… — Иногда очень хочется «подправить» чересчур уверенное лицо, к примеру, при помощи кофейной гущи. Нина подавила бессознательный порыв.

— Да, да… — Максим, как обычно, был нетерпелив.

— Еще это орудие казни. Вроде гильотины.

— Но он же такой маленький!

— Видимо, дело не в размере…

— А в чем?.. Попробуй такой фигулькой отрубить голову… Там же надо перерубить позвонки, а это довольно трудно.

— Меня всегда поражали твои познания в анатомии!

— Да ладно, не важно! — отмахнулся Максим, поскольку не было времени отвлекаться на лесть.

— Но я не уверена, что единственный способ казнить — это отрубить голову.

— Естественно! Есть еще расстрел, потом повешение, четвертование. Ну и, наверное, всякая экзотика там — в масле сварить, то-се.

— Вот и тут — то-се. Человека привязывали к эшафоту, чаще всего это была пушка, реже — большой камень. Точный колющий удар в позвонки и… — Нина замолчала. Вроде бы все — она проглядывала листки с записями. Как человек педантичный, приученный к порядку, она коротко записала все услышанное от Сергея Валентиновича Перцева.

Максим барабанил пальцами по столу, озабоченно разглядывал окурок и хмурился. Он знал, что из рассказа жены можно извлечь рациональное зерно. Он, как настоящая газетная гончая, верхним чутьем чуял: что-то в этой этнографической белиберде спрятано, если не разгадка тайны, то ключ к разгадке.

Нина тем временем занялась готовкой. На сегодня у нее в меню — заокеанские куриные ножки. Этакий атавизм эпохи безоговорочной российско-американской любви. Последний пароксизм былой страсти. За шесть лет бурные чувства, связывавшие Москву и Вашингтон, несколько поостыли. И, как и положено в здоровой семье, началась куриная война, которую теперь смаковали в газетах. Максим тоже не остался в стороне. Даже как-то съездил за интервью в лабораторию, а потом разъяснил читателям «Невского голоса», что выращенные в Миннесоте или Айове петушки и курочки кормятся не отборным зерном, а гормонами и пьют не ключевую воду. А самая опасная для едока часть куриного тельца — именно ножки, поскольку вниз стекают самые вредные вещества.

Неизвестно, сумел ли пафосный патриотический выпад убедить читателей, Нину он не убедил.

— В русских семьях, наверное, очень не любили сыновей. — Нина разложила на доске массивные бедрышки и натирала их специальной итальянской гриль-смесью.

— Почему это? — встрепенулся задумчивый муж, он отчего-то принимал слишком близко к сердцу некоторые вполне невинные фразы.

— Потому, что по традиции ножки доставались сыновьям, а крылья дочкам, которые улетят из дома. Самым вредным парней кормили.

— Да брось ты эти басни псевдонародные. — Максим умел быть народником — любителем фольклора и прочих традиций — лишь по заданию редакции. — Давай лучше прикинем, зачем все-таки этому геологу подкинули твой ножичек.

— Джанбию. Ножичек называют джанбией.

— Пусть называют. Только объяснение должно быть вполне рациональным. Ладно?

Курятина удобно расположилась в сковородке «Тефаль». Хозяйственная жена занялась салатом. Максим придавал большое значение здоровому, сбалансированному питанию. «Иначе язва, при моей суетной работе», — любил повторять он.

В язву не поверил бы и самый нервный доктор: упитанные сангвиники, каковым был журналист Самохин, язвой не болеют. Переубедить его не смог бы и Цицерон. Нина даже не пыталась. Проще каждый день придумывать салаты.

— Ну, так что это может быть? Давай устроим мозговую атаку, — продолжал разглагольствовать супруг.

— Самое вероятное — это то, что его подкинул кто-то из друзей твоего геолога. Подшутить решили. Ты же говоришь, он слегка чокнутый на всяких тайнах. Друзья и решили организовать ему развлечение.

— Оно, может быть, и так. — Максим покрутил носом. Не потому, что ему уж очень не понравилась версия, просто запах жарящихся ножек заставил вспомнить о желудке. — Но сам он друзей не подозревает.

— Мало ли кто из нас о чем не подозревает…

— Хорошо, я попробую выяснить, ездил ли кто из его друзей в этот, как ты его называешь…

— Я называю его Йеменом. Дивная страна — люди в пещерах живут. Можешь разузнать и про другие страны Персидского залива. Бахрейн. Оман.

— Предположим. Что еще?

— Предлагай. — Нина опять ушла к плите.

— Только не играй в примерную домохозяйку!

— Тогда ужином займешься ты?

— Могу и заняться. Подумаешь, тригонометрия!

Максим решительно встал — он сейчас покажет класс по столь незамысловатому предмету, как домоводство. Огляделся. И снова сел. Он не придумал, что сделать: стол накрыт, салат нарезан, его любимый кетчуп «Хайнц» извлечен из глубин холодильника, заправка для салата тоже есть, курица вот-вот дожарится.

— Ладно, не придуривайся. — Мириться журналист умел как никто.

Через минуту перед ним стояла гигантская столовая тарелка с двумя крайне вредными, но вполне аппетитными румяными куриными ножками. Он почему-то тут же забыл о всяческих холестеринах, пестицидах и нитратах, которые скапливаются в нижних конечностях одомашненных пернатых. Зачем думать о постороннем за едой?

Нина улыбнулась. Молча. Перевоспитывать передовиков российской прессы вовсе не входит в ее обязанности.

За ужином они продолжали перебирать разные версии.

Геолог сам подкинул себе нож, а теперь разыгрывает святую простоту. Над ним измываются соседи по коммуналке — в могилу свести хотят, поскольку на площадь претендуют. Кто-то из брошенных им женщин (Максим не утаил донжуанские замашки пенсионера) решил отомстить за свое разбитое сердце. В квартире спрятан клад, и некое тайное общество пытается его отыскать.

Шутки шутками, а Максим со знанием дела облизывал пальцы, упорно не обращая внимания на укоризненные взгляды подруги жизни и салфетку, лежащую рядом с тарелкой. Но вариант с жилплощадью даже в милиции вполне всерьез принимают. Сейчас на квартирах можно по-настоящему разбогатеть.

— Сколько, ты говоришь, в этой коммуналке жильцов?

— Я не знаю точно, но звонков не меньше десяти. Правда, может, часть из них устарела. Квартирный вопрос я прокачаю. Еще что?

Нина уже убирала со стола.

— Тебе мало вариантов?

— Просто нужно учесть все. Ведь в нашем деле… — Максим не успел сказать сакраментальное «мелочей не бывает», как зазвонил телефон.

Занятый журналист Максим Самохин давно придумал эффективный способ сортировки телефонных звонков. Нельзя же беседовать с каждым безумцем, сумевшим хитростью или силой раздобыть номер телефона известного репортера. Теперь его телефон есть и в справочнике прессы. Лестно. Но очень отвлекает.

Метод простой, как гвозди. Достаточно обыкновенного автоответчика. И любой нежеланный абонент вынужден выслушать вежливую, в меру дружелюбную фразу: «Извините, я сейчас занят и не могу подойти к телефону. Оставьте свое сообщение после коротких гудков».

Звонивший так и поступил. Он дождался, когда завершится пиликанье. И чертыхнулся:

— Я не знаю, где тебя носит нелегкая. Уже третий раз звоню — и никого. Могу рано или поздно обидеться. В конце концов, не мне это нужно. Возьму и позвоню Сараевскому. Ему тоже интересно насчет этих ножей. И он не такой неуловимый мститель.

Максим выпрыгнул из теплого кресла. Саша Фомин редко шутит.

— Алло, алло, старик, это я. Я только вошел и услышал твой божественный голос. Сам собирался тебе звонить. Тут такое выясняется…

— Что именно? — немедленно насторожился милиционер, обычно дремавший в сотруднике пресс-центра.

Максим запнулся. Он не любил делиться информацией с кем бы то ни было. Но сам виноват…

— Эти кинжалы, они из Аравии.

— Я так и думал, что с Востока.

— А у тебя какие новости? — немедленно перехватил инициативу репортер.

— Интересные данные. Твой случай — не единственный. Их минимум пять. Только зарегистрированных. Точнее, записанных. Естественно, в сводку эту дурь никто не включал. Но я разослал по отделениям запрос. И вот получил ответ.

— У тебя есть явки, адреса?

Фомин не счел нужным ответить. Только хмыкнул, не то обиженно, не то удивленно.

— Я бегу. Несусь. Мчусь. Через полчаса я у тебя.

— Через час, — поправил его Саша Фомин. Максим спорить не стал.

— Сок. Где сок? Я убегаю, могу я получить стакан сока в собственном доме?

Последние слова они с Ниной произнесли хором. Опровергнув таким образом расхожую истину насчет пуда соли. За год совместной жизни даже отъявленный солеед столько не съест. Но узнали они друг друга неплохо. По крайней мере, Нина в восьмидесяти случаях из ста могла угадать, что скажет или сделает супруг. Тем более — что он напишет по тому или иному поводу.