Дорога домой - Олег Таругин

К его удивлению, прирезать южноафриканца (ну не оставлять же его за спиной?) сразу не удалось, верткий оказался, сволочь. И ножевым боем владел весьма недурно. И вот сейчас они просто стояли напротив друг друга и ждали. Первым, как и следовало ожидать, ошибся молодой солдат.

– Зачем? – только и спросил он, на секунду переведя взгляд на лицо противника. Ответом оказался мгновенный удар в горло, впрочем, отбитый инстинктивным движением руки, и кинжальная боль в животе. Черный клинок с хрустом провернулся, и младший капрал упал на колени, выронив штык-нож. Последние секунды жизни Майренга были ужасны, и он с трудом услышал ответ устало присевшего рядом врага:

– А хер его знает, зачем. Наверное, так нужно. Умри, парень. – И черная тень клинка на всю оставшуюся вечность заслонила солнце, коротким ударом в сердце даровав покой.

Кулькин сидел в черном дыму от разгоревшегося «Лендровера», куря сигарету и лениво размышляя над извечным русским вопросом «что делать?». В самом начале пути он ухитрился разом остаться и без проводника, и без транспорта. Возвращаться в ЮАР? Там уже наверняка ищут вертолет. Добираться до столицы Ботсваны и идти в советское посольство? Нельзя. Ибо в этой операции – как и в сотнях подобных – нет и быть не может советских граждан. Нет, пойти туда, конечно, можно, однако в тот момент, когда он переступит порог посольства, его военная карьера и закончится. А на Родине, куда старлея эвакуируют первым же бортом, уже будет ждать трибунал. Скорее всего, с готовым обвинительным решением, которое никогда не будет озвучено…

Ну что ж, задача понятна. Сейчас он докурит и пойдет дальше. Только немного отклонится к югу. Надо же обзавестись транспортом…

…Первую машину Кулькин угнал возле города Дибеле. Потрепанный японский «Ниссан» принадлежал молодой парочке, выехавший за город для вдумчивого изучения местной флоры. То-то они так быстро удалились в кусты и, вероятно, нашли там что-то весьма редкое и необыкновенное. По крайней мере, девушка сильно кричала от восторга.

Воспитанный в духе интернационализма и прочего марксизма-ленинизма старлей, конечно же, не стал мешать юным натуралистам, просто подтолкнув машину под небольшой уклончик. Метров через сто он включил зажигание и двинулся строго на запад. Как ни странно, сексуально озабоченные любители растений оказались запасливые, бак был залит полностью, нашлись даже три запасные канистры. Этого вполне хватило до города Кханхеа, где хваленая японская машинка и осталась в русле пересохшей реки.

Посетовав на загнивающий буржуазный строй, разучившийся делать внедорожники типа нашего неубиваемого «уазика» или «Виллиса» времен Второй мировой, Александр сорвал замок с неказистого гаража, внутри которого, к своей радости, обнаружил очередной в этом африканском сафари «Лендровер» еще первой модели. Некстати появившийся автовладелец получил мучительную головную боль – разумеется, после того, как очнется – и стодолларовую купюру, небрежно засунутую в нагрудный карман рубашки.

Солнце, особенно злое на этих широтах, освещало некогда оливково-зеленый джип, пылящий к границе с Намибией. В городе Сане старлей заправился и залил все пригодные емкости водой. Хорошо, что бензоколонка оказалась за городом – заправщик, пожилой негр, получил сверх платы двадцать зеленых и поклялся всеми своими богами, что он вообще никого не видел. Бить его не хотелось, угнетенный ведь пролетарий. Впрочем, угнетенный пролетарий оказался полностью продажной шкурой. Да еще и атеистом, нужно полагать. По крайней мере, полицейский автомобиль уж очень подозрительно быстро увязался за его машиной. Отъехав от города миль на двадцать, Кулькин остановился и прострелил полицейским обе передние шины и радиатор. «Наемники капитала» оказались на удивление догадливыми, и несколько суток диверсанта никто не беспокоил. Зато на границе поджидали южноафриканские полицейские из какого-то местного спецназа. Вроде как САП, как уже после вспомнилось старшему лейтенанту. Ребята они были хорошие, но все-таки полицейские.

Дождавшись, когда Кулькин выберется на своем драндулете из русла реки со смешным названием Носов, они любезно предложили сложить оружие и проехаться с ними в городок Аранос. Понятное дело, Александр имел на сей счет собственное мнение, которое и пришлось навязать аборигенам, умершим легко и быстро и оставившим в наследство диверсанту новенький джип и все свое снаряжение. А главное, они оставили ему свежую воду в фабричной упаковке.

Менять машину Александр не стал, только слил горючку и забрал все, что могло пригодиться в странствиях. Трупы затащил в их же собственную машину и плотно закрыл дверцы, чтобы ни один зверь до них не добрался. Злости и ненависти к ним старлей не испытывал, просто парням не повезло оказаться на пути у возвращающегося домой советского диверсанта, вот и все….

На третьи сутки пути и этого Росинанта пришлось бросить. Сначала закипел радиатор, затем что-то подозрительно застучало в коробке передач.

– Боливар не вынесет двоих, – грустно констатировал Кулькин и, выйдя из машины, погладил ее по ободранному в песках боку. – Что же ты так, дружище?

«Лендровер» ничего не ответил, только печально просипел радиатором через сорванную пробку. Вздохнув, старлей пересчитал фляги, слил в свободный бутылек воду из радиатора и лег спать. До ночи было еще далеко, а тащиться по пустыне под лютым солнцем – верный способ самоубийства. Поскольку до берега, по его скромным прикидкам, оставалось еще километров пятьдесят с гаком. Вот только насчет величины гака были сомнения… впрочем, ладно, время пока еще оставалось.

С наступлением темноты он нагрузился водой и побрел вперед по плотному слежавшемуся песку в холодной безоблачной ночи под насквозь простреленным серебряными пулями звезд бархатом черного африканского неба. Никакая, даже самая лютая тренировка, и в Каракумах, и в Гоби, не могла подготовить Кулькина к невероятно суровой пустыне Берега Скелетов. Здесь, в самой свирепой к жизни пустыне планеты, ему открылись многие чудеса – и безобразно вывернутое растение, состоящее из одних листьев, с рассветом скручивающееся в комок, и невесть чем или кем питающиеся комары, и даже слоны. Впервые увидев невозмутимо бредущее куда-то стадо, старлей решил было, что это уже все, аллес, спекся Саша Кулькин, бредить начал. Но, тщательно ощупав следы на песке и в темноте вляпавшись в свежий навоз, он громко и отчетливо высказал все, что с этого момента думает о слонах, жирафах и прочих представителях фауны Южной Африки. Внимая чарующим звукам русского мата, стих даже ветер, будто потрясенный словотворчеством старшего лейтенанта. Слоны, похоже, тоже услышали и прочувствовали – в ночной пустыне звуки далеко разносятся – и больше на глаза не попадались. Вообще.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});