Сравнительное богословие. Книга 2 - Коллектив авторов

После этого в мифах описывается борьба Зевса (сына Крона) со своим отцом, титанами и другими богами и воцарение Зевса вместе с сонмом олимпийских богов на Олимпе. Олимпийские боги тоже ведут себя немногим лучше злобного Крона: «Пируют боги. Веселей становится пир олимпийцев. На этих пирах решают боги все дела, на них определяют они судьбу мира и людей».[179]

Так и пошло от античности и до наших дней: многие судьбоносные вопросы решаются на пирах и застольях (сейчас это называется «фуршеты»: иерархический уровень «фуршетов» может быть достаточно высокий). И хотя серьёзные решения принимаются не в “элитных” кругах, а в среде закулисных кукловодов, но оглашать решения дозволяется “элите”, которую настраивают на нужное решение зачастую в процессе обильных пиршеств. Вообще же множество культурных стереотипов взаимоотношений греческих богов, героев и людей вошли в жизнь толпо-“элитарных” обществ запада как «нормальные». Греческие боги и герои подают своим примером людям стереотипы поведения, где наряду с храбростью и силой являются обман, насилие, лицемерие, хитрость, подкуп, детоубийство, и другие пороки — во имя борьбы за власть.[180] И трудно разобрать, кто из богов и героев праведнее: все они поступают одинаково, применяют одинаковые неправедные приёмы борьбы друг с другом. Эти стереотипы взаимоотношений, идущие якобы от богов — лишь отражение извращений античного атеизма.

Управление у греков ведётся с Олимпа:[181]«С Олимпа рассылает людям Зевс свои дары и утверждает на земле порядок и законы. В руках Зевса судьба людей; счастье и несчастье, добро и зло, жизнь и смерть — всё в его руках. Два сосуда стоят у врат дворца Зевса. В одном сосуде дары добра, в другом — зла. Зевс черпает в них добро и зло и посылает людям».[182]

Книга Герои начинается с истории рода людского. Вообще же герои — это полубоги-полулюди, что очень удобно при поддержании внутрисоциальной иерархии: всегда можно назваться полубогом (что и делали для себя многие цари и царские роды) и от имени богов править толпой, «черпая добро и зло и посылая людям» — по своему усмотрению распоряжаясь от имени богов Олимпа «счастьем и несчастьем, добром и злом, жизнью и смертью». Божественное происхождение многих знатных родов толпой и не оспаривалось: ведь оно обосновывается «священным писанием», где сказано, что герои это как правило дети людей от богов. А если ещё такие люди-полубоги могут творить мистерии для толпы,[183] то им уж точно поверят.[184]

Время существования людского рода делится мифами на пять «веков»: золотой век, серебряный век, медный век, четвёртый век[185] и железный век.[186]«Последний, пятый век и род людской — железный. Он продолжается и теперь на земле. Ночью и днём, не переставая, губят людей печали и изнурительный труд. Боги посылают людям тяжкие заботы. Правда, к злу примешивают боги и добро, но всё же зла больше, оно царит повсюду. Не чтут дети родителей; друг не верен другу, гость не находит гостеприимства; нет любви между братьями. Не соблюдают люди данной клятвы, не ценят правды и добра. Друг у друга разрушают города. Всюду царит насилие. Ценится лишь гордость да сила. Богини Совесть и Правосудие покинули людей. В своих белых одеждах взлетели они на высокий Олимп к бессмертным богам, а людям остались только тяжкие беды, и нет у них защиты от зла».

Чего же тут поделаешь, если боги послали людям нашей цивилизации на Землю в основном зло: это надо смиренно терпеть, поскольку это — от богов и значит объективно. Всё зло, что перечислено в предыдущем абзаце курсивом, надо принимать как дань не совсем счастливой эпохи, в которую мы живём. Такова морально-этическая основа античной философии для людей. Для богов и полубогов — всё иначе.[187]

Следующие книги античной мифологии написаны в жанре похождений, жизненных приключений героев, их взаимодействием с богами. Эти рассказы объединяет трагизм и безысходность постоянной борьбы их героев друг с другом.

Алгоритмика катастроф, роковых ошибок, взаимных интриг и постоянной борьбы заложена изначально введённой логикой мирового Хаоса[188] античной мифологии. Исходный тезис мифологии о происхождении мира из Хаоса по умолчанию предполагает, что этот мир в любой момент может отправиться обратно — в Хаос. Мало того, чтобы хоть как-то объяснить себе и толпе на чём держится этот мир, авторы мифов и легенд придумали сонм могущественных богов, которые после долгой борьбы, усевшись на Олимпе, установили свои порядки и «права» и следят за исполнением законов. Однако, вследствие того, что против богов постоянно кто-то борется (такой же могущественный, как и олимпийцы), ручаться за то, что боги будут следить за мировой «гармонией» всегда — нельзя.[189] Поэтому жизнь и будущее людей, зависящих от прихотей мифологических богов, автоматически попадают под алгоритмику “безопасности”, которая поддерживается «сверху» из Олимпа. Если «наверху» опять начнётся битва гигантов, то это естественно (как и о предшествующих временах повествуют мифы) скажется на жизни людей. Вот и получается, хоть боги и всемогущи — но только по отношению к людям. А в ведомстве самих богов — свой “междусобойчик” — и поэтому всемогущество богов всё же ограничено их иерархией.

Но и без всего этого в психике людей, которые “западают” на античность, идёт постоянная борьба античного «добра» со «злом», борются добродетель и насилие, правда и ложь, свет и тьма… и нет этому конца, поскольку античная мифология “закольцована” в эгрегорах концом на своё начало — вследствие того, что различные мифы переплетены между собой так, что по ним можно проследить хронологию от «сотворения» до наших дней, но от сотворения и до наших дней во взаимоотношениях персонажей ничего не меняется. И всё возвращается на «круги своя».[190] Но и этого мало: лучшим признан «золотой век», а худшим — наше время — время тяжких людских забот. Поэтому люди, “запавшие” на античную мифологию стремятся не в лучшее будущее, а в «золотое» прошлое — и тем самым натыкаются снова и снова на алгоритмику всё тех же распрей богов, героев и людей.

Мифологизированное осознание и восприятие реальности — штука опасная. Особо это опасно, если восприятие реальности происходит через призму[191] античной мифологии. В жизни толпо-“элитарного” общества мифологизированное осознание и восприятие реальности играет даже более важную роль, чем научное знание, и по существу именно оно во многом определяет содержание и форму представления научного знания.[192] Из числа деятелей науки, по всей видимости, Алексей Фёдорович Лосев (1893–1988) — весьма своеобразный философ и историк — был первым, кто обратил внимание на этот факт и занялся рассмотрением мифа и мифологии как явлений, играющих важную роль в жизни общества.

А.Ф.Лосев высказал предположение: «Всякий миф если не указывает на автора, то он сам есть всегда некий субъект. Миф всегда есть живая и действующая личность. Он и объективен, и этот объект есть живая личность».[193] То есть, А.Ф.Лосев утверждал, что миф может выступать в качестве субъекта управление людьми.

Всякий миф как таковой представляет собой образно-языковую систему представлений о жизни, свойственную субъекту, которая включает в себя описания естественно-обыденных как природных, так и социальных явлений, а наряду с ними может включать в себя и то, что по его “мнению” является «мистикой».

Рассмотрим два примера пагубной алгоримики греческой мифологии. Это мифы о Персее и Эдипе.

* * *

Аргосскому царю Акрисию была предсказана смерть от руки внука. Во избежание появления внука он заключил свою дочь Данаю в медную башню, куда не было доступа никому из мужчин. Однако Даная родила от Зевса, проникшего в башню в виде золотого дождя. Мальчика назвали Персеем. Когда Персей вырос, царь Полидект замыслил насильно взять себе в жёны Данаю, но Даная ему отказала. Однако Полидект был настырен, и Персей вынужден был заступиться за мать. В ответ Полидект задумал погубить Персея с какой целью решил послать его за головой горгоны Медузы (в мифах древности её голова расценивалась как своего рода «абсолютное оружие», поскольку все, кто встречался с нею взглядом, превращались в камень). Так Персей отправился путешествовать, совершая подвиги. Он убил Медузу (но голова её досталась не Полидекту, а богине Афине, которая и украсила ею свой щит); освободил Андромеду, дочь эфиопского царя Кефея, которую обрекли в жертву морскому чудовищу во искупление некой вины её матери — Кассиопеи.