Река рождается ручьями. Повесть об Александре Ульянове - Валерий Осипов

Неклюдов. Вы подошли к ней и спросили: не она ли будет Ананьина?

Саша. Приблизительно так.

Неклюдов. А раньше вы ее вообще ни разу не видели?

Саша. Кажется, видел один раз мельком...

- Где?

- У Новорусского.

- И когда вы приехали на станцию, вы не узнали?

- Скорее догадался.

- Она первая подошла к вам?

- Нет, первым подошел я.

- И назвали свою фамилию? Или она узнала вас?

- Я назвал себя.

- И вы отправились на дачу?

- Да.

«Что же, у него нет никакого самолюбия? - продолжал наблюдать за прокурором первоприсутствующий. - Ему при всех плюнули в лицо, а он ведет себя так, будто обменялся со своим оскорбителем дружеским рукопожатием...»

Неклюдов. Каким образом вы уехали из Парголова? Снова на поезде?

Саша. Нет, я уехал на лошади.

Неклюдов. Вместе с Ананьиной?

Саша. Вместе с Ананьиной...

Неклюдов. Зачем она поехала с вами?

Саша. Ей была какая-то надобность в Петербурге.

- Вы ехали на извозчике?

- Нет.

- На крестьянской лошади?

- Во всяком случае, не на городской.

- Не предполагали ли вы поначалу возвращаться в город по железной дороге?

- Сейчас уже не помню.

- На следствии Ананьина показала, что вы говорили ей, что хотите ехать поездом.

- Да, кажется, так и было...

- А потом Ананьина стала настаивать, чтобы вы отправились с ней, не так ли?

- Нет, она ни на чем не настаивала. Просто вначале я не знал, что она едет на лошади. А когда узнал, то сказал ей, что и я поеду вместе с ней.

- Она довезла вас до вашей городской квартиры?

- Нет, я сошел гораздо раньше.

- Где именно?

- Там, где начинается конка.

- Зачем?

- На лошади сильно трясло.

- И вы опасались, что приготовленный вами материал может взорваться?

- Да.

- Вы сказали Ананьиной, что вернетесь за своими вещами?

- Нет.

- А что вы ей сказали?

- Когда?

- В тот момент, когда пересаживались на конку?

- Ничего не говорил.

- А как вы объяснили свой отказ ехать вместе с ней дальше? Ведь она же могла довезти вас до самой квартиры...

- Я сказал, что мне нужно зайти к знакомому.

- А она не удивилась?

- Чему?

- Тому, что вы идете к знакомому с взрывчатым материалом. Ведь это же было рискованно.

«Кажется, он поймал его! - радостно подумал Дейер. - Неужели поймал? Ай да прокурор! Молодчина...»

Саша усмехнулся.

- Ананьина ничего не знала об имеющемся у меня взрывчатом материале, - сказал он громко и твердо. - Так что ей нечему было удивляться.

«Выкрутился? - удивился Дейер. - Но ничего... Прокурор все равно молодец. Своими вопросами он, безусловно, угробил Ананьину... Вот, оказывается, почему он не стал реагировать на оскорбление Ульянова... Молодец, молодец... Наверху эта сдержанность будет оценена».

Неклюдов. И все-таки Ананьина не могла не удивиться.

Саша. Чему она должна была удивляться?

Неклюдов. Ну, хотя бы вашему столь быстрому отъезду.

Саша. Ей незачем было удивляться, потому что она...

Неклюдов (перебивает)... знала, что динамит уже приготовлен?

«Опять поймал?» - улыбнулся Дейер.

Саша. Потому что она убедилась, что я приехал к ней на дачу не для уроков с ее сыном, а для...

Неклюдов (перебивает)... а для того, чтобы делать динамит?

Саша. А для своих химических опытов. Это было оговорено заранее. Каковы же были эти опыты - об этом Ананьина ничего не знала.

«Ульянов всеми силами старался выгородить Ананьину, - думал Дейер, - но прокурор так искусно ставил вопросы, что, чем подробнее объясняет Ульянов невиновность Ананьиной, тем больше эта виновность усугубляется».

Неклюдов. Вы приехали давать уроки, а пробыли всего три дня. Это не может не показаться странным, тем более что...

Саша (перебивает). Мои неудовлетворительные занятия с сыном Ананьиной сделали для нее мой отъезд вполне естественным.

Прокурор повернулся к столу членов суда, развел руками.

- У вас больше нет вопросов, господин обер-прокурор? - спросил Дейер.

- У меня вопросов больше нет.

Неклюдов наклонил голову и сел на свое место.

- Ульянов, - глухо заговорил Дейер и, чувствуя, что после долгого молчания голос у него немного сел, откашлялся и усилил артикуляцию, - объясните суду, кто же вас все-таки научил приготовлять разрывные метательные снаряды?

Саша молчал. Поединок с прокурором стоил ему немалых душевных сил. Чтобы переключиться на Дейера, нужно было успокоиться, прийти в себя.

- Может быть, вам помогал кто-нибудь?

- Да, помогал.

- Кто же?

- Мне давал указания один человек.

- Это Говорухин?

- Нет.

- Лицо, дававшее вам указания, находится в числе подсудимых?

- Нет.

- Этот человек практиковался раньше в изготовлении динамитных снарядов?

- Не знаю.

- Но с химическими операциями он был знаком?

- Безусловно.

- Вы отказываетесь назвать имя этого человека?

- Господин сенатор, это наивный вопрос. Если я не назвал его во время следствия, то не назову и сейчас.

- Ну что ж, это, пожалуй, логично...

Дейер, забыв про Окулова, сделал небольшую паузу, и сенатор Окулов не преминул тут же этой паузой воспользоваться.

- Ульянов, ранее у нас уже был разговор, - скороговоркой зачастил Окулов, - о том, что при бегстве Говорухина за границу провожали его вы. На предыдущем заседании вы показали, что деньги для отъезда Говорухину доставили также вы.

- Я не отказываюсь от этих показаний.

Окулов. Но вы отказались сообщить суду источник получения этих денег... В то же время из материалов суда следует, что самостоятельными средствами к жизни вы не располагали и в университете содержались на счет вашей матери.

Саша взглянул в последний ряд - мамы по-прежнему не было.

- Я могу сообщить суду источник тех средств, которые были переданы мною Говорухину при его отъезде за границу.

Окулов многозначительно посмотрел на Дейера, как бы подчеркивая свое умение заставлять подсудимых говорить именно то, что важно и необходимо знать судьям.

Саша. В университете на третьем курсе я получил большую золотую медаль за сочинение по зоологии. Это была работа о внутреннем строении кольчатых червей...

Лего. О чем, о чем?

Саша. О внутреннем строении кольчатых червей.

Лего. Червей?

Саша. Да, червей.

Лего. Странно...

Окулов. Продолжайте, Ульянов.

Саша. Когда Говорухину представилась надобность ехать за границу, я заложил медаль.

Окулов. Какие же средства могла доставить вам золотая медаль?

Саша. Она доставила мне сто рублей.

Окулов. И этой суммы оказалось достаточно для поездки за границу?

Саша. Этой суммы оказалось достаточно, чтобы пересечь границу.

Окулов. А разве своих средств у Говорухина не было?

Саша. Были.

Окулов. Так зачем же потребовалось закладывать медаль? Экзотика? Романтика?

Саша. Свои деньги должны были поступить Говорухину уже после того, как он твердо обоснуется за границей. А для отъезда нужно было достать скорее.

Окулов. Каким образом Говорухину удалось получить заграничный паспорт?

Саша. Он предполагал достать его в Вильне.

Окулов. От кого?

Саша. Не знаю.

Окулов. И что же, достал?

Саша. Этого я тоже не знаю.

Окулов. Но ведь вы же провожали Говорухина до самой Вильны.

Саша. Нет, я провожал Говорухина только до Варшавского вокзала в Петербурге.

В зале засмеялись. Дейер строгим взглядом окинул ряды публики, как бы говоря, что в зале судебного заседания можно по-разному проявлять свои чувства: негодовать, возмущаться, плакать, раскаиваться - только не смеяться. Суд - дело серьезное. Тем более суд Особого Присутствия Правительствующего Сената. Сюда люди собираются не для веселья. (Все эти мысли были одновременно собраны в строгом выражении лица председателя суда.) Но внутренне первоприсутствующий был весьма доволен: наконец-то раскрылось, что Окулов не так уж и хорошо знает дело этих вторых первомартовцев, как он это старается доказать своим активным участием в допросах подсудимых.

Когда шум в зале, вызванный столь неожиданно возникшим смехом, понемногу утих, Дейер решил продемонстрировать и судьям, и сословным представителям, и всем остальным участникам процесса, что если уж его, Дейера, назначили первоприсутствующим, то, следовательно, и дело лучше всех знает именно он, первоприсутствующий, а не рядовой член суда Окулов.

- Вы закончили ваши вопросы, господин сенатор? - склонился к Окулову Дейер.

- Пока закончил, - с достоинством ответил Окулов, давая понять председателю, что кое-что про запас у него, у Окулова, все-таки еще есть...

- Тогда разъясните нам, Ульянов, вот какую деталь, - голос первоприсутствующего звучал вкрадчиво и даже таинственно. - Вы хорошо знали подсудимого Пилсудского?