Монгольское нашествие на Русь 1223–1253 гг. - Хрусталев Денис Григорьевич

Примечательно, что только в 1239 г. новый Владимирский князь Ярослав Всеволодович смог торжественно захоронить своего брата, тело которого более года хранилось в Ростове. Его принес туда ростовский епископ Кирилл, проезжавший возле места сражения на Сити по пути из Белоозера, где он руководил созывом ополчения. Принеся тело и положив его в Успенском соборе Ростова, епископ только к концу года смог присоединить к нему голову, что специально отмечено летописью: «блаженый же епископ Кирил ида з Белаозера, тамо избыв ратных, и прииде на место идеже убиен бысть великии князь Юрьи, и обрете тело его, взем же и принесе е в Ростов, и пев над ним обычная пенья, и положиша его в церкви святыа Богородица <…через 17 строк и на следующей странице…>. Тогда же принесоша главу великаго князя Юрья, и вложиша ю в гроб к телу его»[259].

Голова Юрия была отсечена Бурундаем, вероятно, чтобы предъявить Батыю, который должен был удостовериться в своей победе. Кроме того, это носило ритуальный характер: была пролита кровь верховного властителя занятой земли. Владения Юрия становились как бы вымороченными, перешедшими под чужой протекторат, вступившие в новую эпоху. О подробностях смерти Юрия вообще мало что известно. Современники интересовались, но не находили ответов. Новгородский летописец отметил, что слухи ходят самые разные, возможно и нелицеприятные, отчего их перечисление затруднительно. При этом ход рассказа о битве на Сити в Новгородской первой летописи весьма примечателен: «…и прибежа Дорожь, и рече: “А уже, княже, обошли нас около!” И нача князь полкы ставити около себе, и се вънезапу Татари приспеша; князь же, не успев ничтоже, побежа; и бысть на реце Сетни [=Сить], постигоша и, и живот свои сконча ту. Бог же весть, како скончася: много бо глаголют о нем инии. Ростовъ же и Суздаль разидошася разно»[260].

Здесь и речи не идет о бое, говорится только о безуспешных попытках сопротивления и бегстве. Юрий упоминается среди поспешно отступающих частей: его настигают и убивают, а о подробностях убийства свидетели расходятся в показаниях. Масштаб бегства и формат «сражения» может передать количество спасшихся после него. Ростовский князь Василько Константинович попал в плен, где был казнен, согласно ростовскому рассказу, за нежелание «быти в их воли и воевати с ними»[261]. Его брат Владимир остался в живых и даже присоединил к своим белоозерским владениям Углич. Умер он только в 1249 г., но о его деятельности в эти годы известно мало. Выжил даже брат Юрия Святослав, сменивший другого своего брата Ярослава на великокняжеском столе в 1246 г. Об обстоятельствах смерти последнего Константиновича – Всеволода, который участвовал в событиях на Сити и определенно погиб во время нашествия, – можно говорить только предположительно. Так как Константиновичей хоронили обычно в Ростове, а во время захоронения Василька никто из его братьев там еще не лежал, то, возможно, Всеволод умер от ран чуть позже. Только его и только гипотетически мы можем назвать среди тех, кто вместе с великим князем погиб на Сити. Остальные успешно спаслись.

Кроме беззубых действий русских войск обращает на себя внимание также неожиданное административное изменение во Владимирской земле, отмеченное в новгородской летописи. Речь идет о разделении волости. Столетнее единство неожиданно было нарушено в марте 1238 г., когда, казалось бы, соседская консолидация была единственным средством против нависшей угрозы. Однако общины Суздаля и Ростова решили иначе. В чем же причина таких действий? Полагаем, что отношение к «татарам» играло здесь не последнюю роль. Ведь судьбы городов отличались диаметрально. Суздаль подвергся самому жестокому разгрому 5–6 февраля 1238 г., а Ростов умудрился уберечься и заключить некое соглашение с интервентами. Насколько в этом договоре учитывались интересы разоренного Суздаля – неизвестно. Примечательно, что позднее, когда Ярослав стал наводить в земле порядок, его брат Святослав получил во владение только Суздаль, а Ростов сохранили за собой Васильковичи – Борис и Глеб. Возможно, позиция ростовчан во время нашествия была слишком необычной, чем вызвала возмущение даже со стороны своего верного и многолетнего сателлита. Уцелевшие суздальцы предпочли отмежеваться от благополучных соседей, и именно после событий на Сити, выступивших жестким репером в действиях захватчиков на Северо-Востоке Руси.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Убийство великого князя Юрия должно было послужить для монгольского войска сигналом, что их миссия в целом окончена. Можно было отходить в спокойную степь. Однако передовые части во главе с самим Батыем уже ушли далеко на запад, приступив к осаде Торжка, который теперь требовалось взять. В отличие от них, оставшиеся во Владимирском княжестве тумены могли двинуться сразу в южном направлении. В любом случае, гибель Юрия была сигналом для всех.

Монгольская армия была измотана более чем трехмесячными переходами, стычками и погонями. Следует полагать, что и потери были значительными. Если под Коломной погибло до 10 тысяч, то в Рязанской земле, при осаде Владимира и других городов, вероятно, еще столько же. Кроме того, требовались сопроводительные отряды для контроля за пленными и награбленным. Наверняка имелись раненые. Вероятно, боеспособные части уменьшились в составе на 30–35 тысяч всадников (до 50 %!).

После смерти Кулькана в походе продолжили участие шесть ханов: Бату, его брат Орда, сыновья Угэдэя Гуюк и Кадан, внук Чагатая Бури и сын Толуя Менгу. По сообщению Рашид ад-Дина известно, что позднее, когда Бату безнадежно стоял под стенами Козельска, куда подошел после взятия Торжка, к нему на помощь спешили тумены Бури и Кадана. Следовательно, они не участвовали в походе в новгородские земли. Из четырех оставшихся туменов один должен был находиться под управлением Бурундая и действовать на северо-востоке. Таким образом, в лучшем случае у Батыя в начале марта 1238 г. под Торжком было три тумена (условно по 10 тысяч), имевших до 50 % потерь личного состава, то есть в строю находилось около 15–20 тысяч. С такими силами штурмовать полноценный укрепленный город было очень сложно, а продолжать наступление на Новгород – вообще бессмысленно.

* * *

От Твери к Торжку монголы подошли 20 февраля 1238 г. и целых две недели держали планомерную осаду: «…и отыниша его тыномъ весь около, якоже инии грады имаху, и бишася ту окааннии по 2 недели»[262]. Лишь 5 марта, собрав подкрепления, Батый решился на приступ.

Торжок, в отличие от многих других городов, ворота открывать не стал и в переговоры вступать отказался. Неожиданно жесткая позиция первой на пути монголов новгородской крепости должна была вызвать соответствующее раздражение в ханской ставке. Еще не был найден Юрий со своими ополченцами, укрывшийся, может быть, где-то рядом. Армия находится глубоко во вражеской территории, и опрометчивый штурм, сопряженный с большими потерями, был бы очень опасен. Батый не стал торопиться и применил традиционную для Руси тактику измора. Результат сказался очень скоро. В Торжке получили известие из Новгорода о том, что помощи не будет. Воля защитников была подорвана. Последовал короткий и, судя по всему, прошедший для монголов без значительных потерь штурм. Горожане были деморализованы и «утомлены» осадой, массированным использованием осадных машин: «и изнемогошася людие в граде, а из Новагорода им не бысть помощи, но уже бо в то время нужное кто же бо о собе стал в недумении и в страсе; и тако погании взяша град, и исекоша вся от мужска полу и до женьска, иереискыи чинъ всь и черноризчискои, а все изообнажено и поругано, горкою и бедною смертию предаша душа своя господеви…»[263]