Персональные помощники руководителя - Владимир Левченко

Испытательный полигон в Нью-Мексико раскинулся на 10 000 квaдpaтныx килoмeтpax. В ceвepнoй его чacти, paнним утpoм 16 июля 1945 гoдa зaжглocь атомное солнце. Зa двa дня дo этoгo пepвaя aтoмнaя бoмбa, или кaк ee называли «вeщь» или «уcтpoйcтвo», coбpaннaя нa ближайшем paнчo Мaкдoнaльдa из мaтepиaлoв, дocтaвлeнныx из ядepнoй лaбopaтopии в Лoc-Aлaмoce, былa вoдpужeнa нa вepшину 33-мeтpoвoй cтaльнoй бaшни. Вoкpуг, нa paзличнoм paccтoянии oт бaшни, была paзмeщeна ceйcмoгpaфичecкaя и фoтoaппapaтуpa, а также пpибopы, peгиcтpиpующиe paдиoaктивнocть, тeмпepaтуpу и дaвлeниe. В paдиуce 9 км были уcтpoeны три нaблюдaтeльныx пунктa, в которых заняли свои посты руководители проекта. Установленное на стальной башне новое оружие, предназначенное для изменения характера войны или могущее стать средством прекращения всех войн, было приведено в действие легким движением руки. Работа шла под вспышки молнии и раскаты грома. Непогода на полтора часа задержала взрыв, назначенный на 4 часа утра.

Первую в мире атомную бомбу нарекли «Тринити» («Троицей»). За 45 секунд до взрыва было включено автоматическое устройство, и с этого времени все части сложнейшего механизма действовали без контроля человека, и только у запасного выключателя был поставлен научный работник, готовый попытаться остановить взрыв, если будет дан приказ. Приказ отдан не был. Собственно детонация была поручена доктору Бейнбриджу из Массачусетского технологического института. Генерал Лесли Гровс вместе с докторами Конантом и Бушем непосредственно перед моментом испытания присоединились к ученым, собравшимся в лагере базы. Согласно их приказаниям, весь свободный персонал собрался на небольшой возвышенности. Всем присутствующим было приказано лечь на землю, лицом вниз, ногами к месту взрыва. Как только произойдет взрыв, разрешалось подняться и любоваться им через закопченные стекла, которыми все были снабжены. Времени, как полагали, было достаточно, чтобы предохранить глаза наблюдавших от ожога.

Ошеломленные ученые сразу же приступили к оценке мощи нового оружия Америки. Для исследования кратера к месту взрыва направились специально оборудованные танки, на одном из которых был известный исследователь ядра доктор Энрико Ферми. Его глазам предстала мертвая, выжженная земля, на которой в радиусе полутора километров было уничтожено все живое. Песок спекся в стекловидную зеленоватую корку, покрывшую землю. В огромной воронке лежали изуродованные остатки стальной башни. В стороне валялся исковерканный, перевернутый на бок стальной ящик. Мощность взрыва оказалась равной 20 тыс. тонн тринитротолуола. Такой эффект могли вызвать 2 тыс. самых крупных бомб времен Второй мировой войны, которые за их небывалую по тем временам силу называли «разрушителями кварталов». Мощность взорванной бомбы превзошла все ожидания. Еще накануне ученые провели своеобразный тотализатор с минимальной ставкой в 1 доллар, кто из них сможет наиболее правильно угадать силу предстоящего взрыва. Оппенгеймер, например, назвал 300 тонн в переводе на обычную взрывчатку. Большинство других ответов были близки к этой цифре. Мало кто отважился подняться до 10 тысяч тонн, и только доктор Раби из Колумбийского университета, как он сам объяснял потом, из желания сделать приятное создателям нового оружия, назвал 18 тысяч тонн. К своему удивлению, он оказался победителем.

Если бы не пустынность местности, где проводилось испытание, и не договоренность с прессой в данном районе, испытание привлекло бы внимание широкой общественности. Однако этого не случилось. В СМИ появились лишь немногочисленные рассказы очевидцев. Так, например, газеты писали, что одна слепая от рождения девушка, живущая близ Альбукерка, на расстоянии многих миль от места взрыва, в тот момент, когда вспышка озарила небо и еще не было слышно грохота, воскликнула: «Что это?»

Роберт Оппенгеймер был очень откровенен, процитировав применительно к себе строки из «Бхагавад Гиты»: «I am become Death, the shatter of worlds» («Я стал Смертью, сотрясателем миров»). После войны отец атомной бомбы жаловался президенту Трумену, что чувствует кровь на своих руках. Его выступления против создания водородной бомбы, его связь в конце 30-х годов с коммунисткой Джейн Татлок привели к подозрению в нелояльности к своей стране. В 1954-м году состоялись судебные слушания, в результате которых Оппенгеймера «отлучили» от работы, связанной с ядерными лабораториями. Как оказалось в последствии, эти подозрения имели под собой определенную почву.

По воспоминаниям Павла Судоплатова, который в годы войны руководил Четвертым управлением НКВД, в архивах ЦК КПСС в 1992 году были обнаружены документы Коминтерна, подтверждающие связи Оппенгеймера с членами законспирированной ячейки компартии США. Судоплатов считает, что в традиционном смысле Оппенгеймер, Ферми и Сцилард не были агентами Советского Союза. Однако ставка Оппенгеймера на эмигрантов-антифашистов была наверняка связана с его дальновидным стремлением избежать монополии на атомное оружие одной страны.

Первое в мире испытание атомной бомбы прошло успешно. Военное руководство проекта «Манхэттен» ликовало. Когда произошел взрыв и рассеялся дым, окутавший местность, на слова своего заместителя Томаса Фаррела: «Война окончена», – генерал Гровс ответил: – «Да, но после того, как мы сбросим бомбы на Японию». Для него это было давно решенным делом. Испытание первой атомной бомбы стало американским козырем в крупной игре против Советского Союза на приближавшейся Потсдамской конференции. Трумэн выразил свои надежды в свойственной ему жесткой манере: «Если только она взорвется, а я думаю, что это будет именно так, то я получу дубину, чтобы ударить по этой стране».

Проект «Манхеттен» обошелся американскому правительству в 2,5 миллиарда долларов. Советскому Союзу секретные материалы достались без подобных затрат. «Сразу же хотелось бы отметить, что… наша первая атомная бомба – копия американской». Это заявление было сделано 11 августа 1992 года научным руководителем ВНИИЭФ академиком Юлием Харитоном и опубликовано в газете «Красная Звезда». "Это был самый быстрый и надежный способ показать, что у нас тоже есть ядерное оружие, – рассказывал он позднее. – Более эффективные конструкции, которые нам виделись, могли подождать".

В октябре 1945 г. Оппенгеймер покинул пост директора Лос-Аламосской лаборатории и возглавил Институт перспективных исследований в Принстоне. Слава его в США и за их пределами достигла кульминации. Газеты Нью-Йорка писали о нем все чаще в стиле сообщений о кинозвездах Голливуда. Еженедельник «Тайм» поместил его фото на обложке, посвятив ему центральную статью в номере. Именно с тех пор его стали называть «отцом атомной бомбы». Президент Трумэн наградил его «Медалью за заслуги» – высшим американским орденом. Журнал «Попьюлар микэник» причислил его к «Пантеону первой половины столетия». Многие заграничные высшие учебные заведения и академии присылали ему членские и почетные дипломы.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});