Академия мрака - Том Пиччирилли

только удастся обнаружить, воспитать новую паству. Они выявили неиссякаемую потребность Джоди в совершенствовании и воспользовались ей, заявив свои права на страдания девушки. Натаскали ее. Если бы она когда-нибудь рассказала Калебу об этом, смог бы он такое предотвратить? Стал бы вообще пытаться?

Свет из соседней комнаты отбрасывал в коридор желтые всполохи.

Калеб направился к двери.

Медленно завернув за угол, он заглянул внутрь.

Это был кабинет с обилием полок, заставленных книгами и скульптурами. В висках Калеба болезненно стучал пульс, взгляд сразу упал на горящую тусклым светом масляную лампу под зеленым металлическим абажуром, оформленную под лампадку. В темном углу комнаты, противоположном от источника света, что-то бесформенно-жуткое копошилось в старом раздвижном кресле-кровати. Отсвет не позволял разглядеть на лице фигуры ничего, кроме выставленных в улыбке зубов и двух холодных, бесстрастных огоньков на месте скрытых за очками глаз.

Потом Йоквер придвинулся ближе к пятну света и погрозил Калебу револьвером, до поры лежавшим у профессора на коленях.

Калеб чуть не расхохотался.

«Пушка, серьезно? Поверить не могу».

– Что есть зло, мальчики? – спросил Калеб. Из окна за спиной Йоквера открывался прекрасный вид на дом декана. Что-то внутри этого странного модернистского здания до того ярко горело, что впору было заподозрить пожар. – Что есть зло и что есть добро, вам известно?

– Сдвинешься с места, и я тебя прикончу, – нахмурившись, сообщил профессор.

– Я не сомневаюсь. – Калеб с грустной усмешкой покачал головой. – Сегодня я все узнал о ваших дьявольских проделках. Я верю, вы ни перед чем не остановитесь. Многому вы меня научили, чего уж там.

– Да, и, как большинство депрессивных, неприспособленных к жизни сирот, ты идешь по жизни, ни хрена не понимая из того, чему тебя учат.

– Как грубо, Йок.

Пистолет дрогнул в недовольном жесте. Может, Йоквер был серьезен, а может, просто пытался вести себя непредсказуемо. Он явно только и ждал возможности уйти вразнос. Как и Калеб, впрочем. Немудрено, что их шпаги в итоге скрестились, сие было предначертано.

Йок снял очки. Кажется, этому Супермену они были больше не нужны.

– Ты был идеальным кандидатом, – пробормотал профессор.

– Вот как?

– Тебе вполне могли предложить должность в университете.

– И какую же?

– Доцент гуманитарных наук. Наставник.

– Но я провалил отбор?

– Да, к сожалению.

Пускай Йоквер продолжает в том же духе и делится своими бредовыми идеями, не сознавая, как нелепо выглядит и звучит. Калеб мог бы стоять так весь день, качая головой и улыбаясь, но, если он хотел чего-то добиться, ему бы в конце концов пришлось вступить в этот безумный диалог.

– Провалил лишь потому, что сказал вам в лицо, что вы ведете себя как придурок?

– Не обязательно. – Йоквер отсутствующим взглядом уставился на револьвер у себя в руке. – Видишь ли, бедный мой мальчик… ты и сам уже какое-то время ведешь себя как придурок. И чем дальше в лес, тем более безумным придурком ты становишься. Но здесь через подобный процесс проходит каждый.

– И что за процесс? – искренне полюбопытствовал Калеб.

– Становления. Возвышения. Крушение одних столпов, укрепление других.

– А-а-а, этот процесс.

– Из тебя вышел бы отличный учитель. – Йок становился все более жизнерадостным, слегка помахивая пистолетом, как будто хотел, чтобы Калеб воспринял-таки идеи, которые проиллюстрирует его кончина. Профессор выглядел так, словно собирался вскочить и начать порхать по комнате, как балерина или одна из тех оперных цыпочек, что всюду разбрасывают лепестки роз.

– Убейте меня, – сказал Калеб, – но, ради Христа, не заставляйте вас слушать.

Очи литературных икон взирали на парня со всех концов комнаты. Бюст Эдгара По с вороном на плече. Кто-то в тени, может, Лавкрафт, может, Кафка. Фланнери О’Коннор и Карсон Маккалерс, Чарльз Буковски. На долю каждого тоже выпало немало грязи и разврата. Под перекрестными взорами этих молчаливых присяжных Калеб говорил спокойно, уже зная, каким будет приговор.

– Вы говорите так, будто приемлемо делать то, что вы делаете, используя студентов лишь потому, что некоторые из них напуганы, или одиноки, или слабы, или просто молоды. Или просто очень тупые. Как я. – Он был готов охотно признать это – теперь, когда перед взором забрезжил свет. – Декан воспользовался страхом Джоди лишиться хороших оценок, чтоб завлечь ее на эту вашу черную мессу. Это вы называете творчеством? Нет, это шантаж. В этом нет, поверьте мне, ничего высокохудожественного или новаторского. Это шантаж, а ваш кружок религиозной реконструкции – просто кучка извращенцев. Думаю, Сильвия многое захотела бы рассказать миру про ваши стандарты образования. За это ее и убили.

– Ты ошибаешься.

Йок улыбнулся и подался вперед, словно желая еще раз продемонстрировать, что такой вещи, как движение, не существует. Рукой он оперся на письменный стол, правда, как-то неловко – бумаги слетели на пол, а массивный бронзовый бюст Шекспира на краю столешницы покачнулся.

Йоквер так долго играл эту роль, что она стала частью его самого. Вероятно, он уже не мог отличить себя от созданного образа, от роли, навязанной ему Кларой и деканом.

В любом другом месте Йок был бы просто этаким смешным завсегдатаем секс-шопа, листающим грязные журнальчики, извращенцем, пялящимся на стриптизерш в стеклянных кабинках, умоляющим за пару баксов раздвинуть ножки пошире и потереть о промежность резиновый банан. Здесь, однако, профессору нашли отличное применение. Пристроили на местечко с положением и авторитетом, чтобы он мог выжимать мозги до тех пор, пока из них не потечет черный сок. Нельзя было не восхититься столь остроумной кадровой политикой.

– Я ошибался, считая тебя обычным клоуном, – сказал Калеб. – Признаю свой промах.

Но дело было в том, что Йоквер действительно оставался клоуном, мерзким Пеннивайзом из дурного сна. Это простая статистика – то, что на каждые десять рядовых шутов приходится один настоящий псих, прячущий за гримом острое желание выпустить кому-нибудь кишки.

– Боюсь, горевать о промахах теперь уже поздно, – сказал Йоквер. – Мне тебя даже жаль. Чтобы ты уразумел, что к чему, тебя пришлось буквально за ручку провести за кулисы. Как будто намеков было недостаточно.

– А, ну да. Чтобы пелена спала с глаз?

– На то был расчет.

Калеб критически поджал губы.

– И все, что вы смогли мне показать, – это ту сцену, что я видел? Это реально все?

– Ну, план пошел наперекосяк. Ты оказался законченным невротиком, я от тебя такого не ждал. – Йоквер усмехнулся, но Калеб уловил в его голосе испуг. – Видишь ли, бедный мальчик, ты и без наших игр был на грани либо самоубийства, либо маниакального психоза. Увы, наша комиссия выявила этот недостаток в тебе слишком поздно.

Калеба не возмутило слово «игры». Оно вполне точно описывало происходящее