Любовь против (не)любви - Салма Кальк

Роб. — Тут только с завалом возиться три поколения.

Кто-то из мужиков пробормотал под нос что да, жечь — не строить.

— А я думаю, ничего невозможного здесь нет, — громко и непререкаемо сказала Катерина. — Сейчас идём, сколько идётся, и смотрим — что здесь ещё есть. Господин Айви, сколько человек можно будет задействовать на разборе завала?

— Да почти всех — пока снег не стаял, не началась посевная и не пришли скотты.

— Это же замечательно! — вот, а они говорили — подождём до весны, подождём до лета. — И как у нас со стройматериалами?

— С чем — с чем? — не понял он.

Тьфу, нельзя так прокалываться.

— Понимаете, я ни разу в жизни не строила ни одного дома. Я только книжки читала, да и всё. И не подозревала, что всё обернётся… вот так. Должен, наверное, где-то быть лес, из которого можно сделать новые перекрытия? И балки на крышу? И что-то на саму крышу?

Господин Айви задержался на ней взглядом. Ну да, девка мелкая, а туда же, командовать. А вот терпите, я не просто так погулять вышла, я ваша леди, и это моё имущество.

А если дурак Роб это всё сжёг — то ему сам бог и велел восстанавливать.

19. Первые шаги

Растаскивать завал начали прямо с утра на следующий же день. Господин Айви организовал пару десятков мужиков из близлежащей деревни, они пришли, похмыкали, но принялись за работу. Катерина лично осматривала всё, что вытаскивали, но пока это были куски потолочных балок и других элементов конструкции. Обгорелые, ясное дело. Впрочем, на них хищно поглядывали, Катерина не понимала, почему, потом сообразила — как же, дрова. Вообще-то это было хорошее сухое дерево — когда-то, потом, правда, обгорело и слегка намокло, но — деревом от того быть не перестало.

— Господин Айви, как вы предполагали поступить с горелым деревом? — спросила она за обедом.

— Как милорд скажет, — пожал плечами тот.

А милорд, надо сказать, с утреца отправился вместе с Джоном что-то обозревать — не то поля, не то подступы к границе, и вояк своих с собой прихватил. Хорошо, пусть пока в кучку складывают, дальше видно будет.

Видно было, кроме горелой древесины, ещё остатки мебели — в не подлежащем восстановлению состоянии. Катерина посмотрела — и сказала складывать рядом с тем, что уже лежит, отдельной кучкой.

Впрочем, после обеда вытащили почти неповреждённый сундук — резная крышка у него была вдавлена внутрь, и один угол разбит — да и всё, что в нём — снаружи не разглядишь. При помощи местного парня Чарли Катерина подняла ту крышку — и увидела много одежды. Отсыревшей, местами с плесенью, но — одежды. Она позвала Грейс и Милли, скомандовала тащить сундук в дом под крышу — в зал первого этажа, где Дороти накрывала всем поесть. Они растворили окна — чтоб выветривать запах плесени — и принялись разбирать, что там вообще лежит.

Внутри лежала мужская одежда — когда-то бывшая хорошей, теперь же — требующая стирки, чистки и ещё каких-то действий, которые в здешних условиях могут выглядеть исключительно магическими.

Тьфу. Магические действия. Она же маг, так его растак. И может попробовать применить к этим отвратительным тряпкам свою сомнительную силу.

Катерина разложила очередной суконный плащ, воняющий плесенью и гарью, зажмурилась и положила на него ладони. Хочу, чтобы с ткани убрались плесень, пыль, сырость и что там ещё есть.

— Ой, — пискнула рядом Милли. — Миледи, это ж чудо как хорошо!

Катерина пощупала ткань — мягкая, не склизкая. Опасливо открыла глаза — всё верно, перед ней хорошее сукно, тёмно-зелёного цвета, с меховым воротником, и даже брошка-застёжка у горла заблестела, и камушек какой-то зелёненький. Подняла, встряхнула — ох, ну нормальная же вещь получилась!

Грейс и Милли обе разом громко верещали и прыгали вокруг Катерины, чем привлекли внимание Дороти. Та что-то делала в кладовой возле кухни, выглянула в зал, который оккупировала Катерина, и только ахнула — потому что на её чистых лавках было разложено вот это — мерзкого вида шерсть, лён, мех.

— Дороти, без паники, — сказала Катерина. — Мы тут с этим делом не навсегда.

— Да миледи Кэт сейчас одним пальцем всё вычистит! — сообщила Милли. — Вот и здорово-то! А ведь как жалко-то было — и плащи хорошие, и сорочки, и дублеты со штанами, а теперь — ещё пригодятся!

— Помните, миледи, милорд ваш отец надевал этот плащ, когда прошлой зимой уезжал сюда, в Торнхилл, с кем-то встречаться? — тихо спросила подошедшая Грейс.

— Нет, Грейс, не помню, — вздохнула Катерина. — Но я рада, что мы можем спасти его наследство.

— Можем-можем! Если милорду Робу не придётся впору — оставим вашим сыновьям. Возьмём новый сундук, переложим травами — от моли и для запаха, и будет замечательно!

— Возьмём, — согласилась Катерина. — А этот плащ я буду носить сама. Он теплее, чем мой, и застёжка мне нравится.

— Знак милорда вашего отца — хитрая лисица, — с гордостью сказала Грейс.

И правда, бронзовая застёжка оказалась в форме лисицы — с зелёным прозрачным глазом. Отца не отца, но первым существом, рассказавшим Катерине об этом неприятном мире, была как раз… лисица. Так что носить её изображение на воротнике — даже символично. Она взяла плащ и набросила на плечи. Судя по всему, милорд отец Кэт был высок ростом и широк в плечах, ну да что ж теперь! Зато в этом плаще очень тепло. И спать под ним, наверное, тоже тепло и уютно.

— Миледи, этот зал понадобится для ужина, — недовольно проговорила всё ещё стоявшая у стены Дороти.

— Я думаю, Дороти, до ужина мы если и не управимся, то изрядно продвинемся, — сказала Катерина, снимая плащ. — Не переживай, я понимаю, что людей нужно кормить. Скажи, есть ли сухой и чистый сундук, чтобы мы туда складывали те вещи, которые уже привели в порядок?

— Найдём, — Дороти поджала губы и удалилась.

Ладно, с ней потом. А пока — работать.

До ужина пересмотрели всё, что лежало в старом сундуке, рассортировали вещи — то, что можно отчистить и использовать, и то, что использовать уже нельзя. Впрочем, глядя на застеленный соломой пол, Катерина подумала, что можно улучшить жизнь хотя бы себе и хотя бы частично.

— Грейс, сукно отсюда тоже чистим, — кивнула она на ту кучу, в которой лежали не подлежащие восстановлению вещи. — Потом выберем те части, которые ещё целы, и сошьём из них коврик под ноги. Всё не ходить босиком по не разбери чему. А остальное выбросим.

— Можно отдать, —