Половинный код. Тот, кто умрет - Салли Грин

– Хочешь знать, что такое зло? Сейчас увидишь. – И я выхватываю из ножен Фэйрборн и со всей силой, какая у меня есть, набрасываюсь на купол. Там, где острие ножа ударяется в прозрачную стену, она на мгновение мутнеет, а потом отбрасывает меня назад, и я приземляюсь среди осколков, которые хрустят подо мной, хотя на ощупь кажутся мягче пуха. Я встаю и снова берусь за Фэйрборн.

Уолленд подходит ближе и начинает внимательно меня разглядывать. Думаю, от него не укрылось, что на мне нет ни царапины.

Я делаю шаг, чтобы оказаться прямо напротив него, и снова наношу удар в купол. Моя рука с ножом отскакивает от него.

Он говорит:

– Ты зря тратишь время. Тебе не вырваться. Это невозможно. Магия слишком сильна.

Теперь я ухмыляюсь ему и спрашиваю:

– Спорим?

На этот раз я действую мягче. Медленно подношу кончик ножа к куполу, прижимаю его и давлю изо всей силы. Меня снова отбрасывает, но уже не так резко.

На куполе ни царапины. Он только мутнеет на мгновение, но тут же снова становится прозрачным. Я чувствую, что Фэйрборн в моей руке рвется к куполу, хочет бить его, кромсать. Для него купол живой, а Фэйрборн не любит ничего живого.

Я повторяю свое неторопливое движение – на куполе по-прежнему ни следа, но я ощущаю ярость и страсть Фэйрборна. Он еще злее, чем я. Я делаю новый надрез, и купол больше не отбрасывает меня, а тонкая мутная линия на его поверхности не рассасывается чуть дольше, чем раньше, да и потом на ее месте остается едва ощутимая царапина. Вот она, слабость. Фэйрборн тоже ее почуял, он хочет проникать дальше, резать глубже.

Я повторяю надрез: медленно, с большим усилием вдавливаю острие Фэйрборна в купол и тяну нож вниз. Меня отшвыривает так, что я чуть не врезаюсь в противоположную сторону купола, зато мутная полоса сохраняется еще дольше, а царапина на ее месте оказывается глубже и длиннее прежней. Я снова давлю, налегая на нож всей тяжестью своего тела, и острие Фэйрборна впивается в купол. Мои руки дрожат от напряжения, все тело дрожит, но я раскачиваю нож вверх и вниз. Купол белеет и мутнеет, а я все качаю и давлю, пот льет с меня ручьями, а я продолжаю давить. И вдруг купол трескается от края до края, трещина проходит прямо через его маковку, – длинная, кривая, молочно-белая. Я продолжаю бешено раскачивать Фэйрборн, и купол дает вторую трещину, которая пересекает первую. Тогда я выдергиваю нож и с силой ударяю им в перекрестье двух трещин, а потом подпрыгиваю и бью туда ногой, и тогда в куполе появляется дырка, через которую я вижу Уолленда. Он уже у двери. Торопится.

Я посылаю ему вслед молнию. Уолленд падает, оглушенный, но живой. Я снова бью в купол ногой, чтобы расширить отверстие. Когда я выбираюсь наружу, Уолленд уже стонет и пытается ползти.

У меня есть два варианта – убить Уолленда или взять в плен, – и я подхожу к нему и предоставляю решать его судьбу Фэйрборну.

Синий

Уолленд мертв, от бутылок, которые хранились в куполе, остались одни осколки. Никто не пришел узнать, что за шум, двери здесь толстые, к тому же мы на самом верху здания, далеко от всех.

Невидимкой я покидаю кабинет Уолленда, в коридоре тишина и пустота, как и раньше.

Теперь к Солу.

Я пробираюсь на первый этаж, к главному залу Совета, где проходили мои освидетельствования. За ним начинаются разные частные кабинеты и небольшие переговорные. Там же и кабинет Сола; надеюсь, что он сам окажется на месте. Судя по тому, что говорил Уолленд, Сол знает о моем приходе и ждет меня, для чего и собрал здесь столько Охотников.

Я уже прошел всю главную лестницу и теперь останавливаюсь в фойе. Охотники еще здесь. Я вижу среди них Габриэля. Он отлично изображает брутального Охотника. Несколько секунд я наблюдаю за ним. Он поднимает голову и оглядывается, но не на меня.

Я сворачиваю к залу Совета и скоро оказываюсь в лабиринте коридоров, как две капли воды похожих на те, что я помню с детства: каменные стены, такой же пол и много дверей справа и слева. Я прижимаюсь к стене, пропуская патруль из Охотников, потом сворачиваю влево, а потом сразу вправо, и вот он – тот коридор и та лавочка, на которой я сидел когда-то с бабушкой и ждал.

Даже странно видеть ее теперь. Как я был унижен и напуган тогда, приходя сюда каждый год. В последний раз я сидел здесь в наручниках, а в ту, дальнюю дверь вошла Анна-Лиза со своим отцом. Наверное, это был как раз один из тех дней, когда ее привозили на допрос. Я уверен, что наша встреча была подстроена: ее специально провели этим путем, чтобы напомнить ей – я еще жив, и по-прежнему представляю угрозу для общества. Или это была тоже подстава? И она уже тогда шпионила на них?

Теперь здесь все по-другому. Около меня стоит Охотник, в дальнем конце коридора – второй. Две женщины выходят из зала Совета, они улыбаются, садятся на скамью, мою скамью. Разговаривают о детях.

Дверь в зал открыта, и, как это всегда бывало на моих освидетельствованиях, внутри у входа стоит охранник. Я вхожу и, как в детстве, чувствую себя совсем маленьким, хотя сейчас здесь многое совсем не так. Большой стол стоит на старом месте, только теперь к нему приставили еще три, и они образуют что-то вроде квадрата. Стулья за ними в основном пусты, включая и те три, которые похожи на троны, – во время моих освидетельствований они не пустовали никогда; я уверен, что не будут пустовать и теперь: когда начнется собрание, на них усядутся Сол, Джессика и, наверное, Уолленд, хотя нет, он ведь не придет.

Надо идти дальше. Сола здесь нет, а я должен найти его, причем желательно в менее людном месте, чем это.

Возвращаясь к двери, я вдруг замечаю знакомое лицо. Правда, я всего раз видел этого человека, да и то мельком, но помню его совершенно четко. Это отец Анна-Лизы. Он постарел и как-то устал с нашей прошлой встречи. Значит, вот как выглядит человек, чья дочь то ли шпионка, то ли пленница? Или так выглядит человек, потерявший двоих сыновей? Не знаю, что бы я сделал с ним, будь у меня время, но его все равно нет. Надо найти Сола.

Женщины в коридоре еще болтают. Одна говорит:

– Я слышала, он хочет демонстрировать синий.

Другая, понизив голос, отвечает:

– Да, но на ком?

Я ухожу от них по коридору, к дальней двери. Открыть ее я не могу: рядом стоит Охотник. Приходится ждать, когда кто-нибудь выйдет, что и происходит через несколько минут. Дверь распахивается, и я успеваю проскользнуть внутрь, никого не задев.

Теперь я шагаю быстро, огибаю угол и, все время держась правой стороны, подхожу к кабинету Сола – он оказывается в точности там, где и был на нашем макете. В конце коридора стоит охранник, прямо у двери – еще один.

Я к этому готов, ведь Селия меня предупреждала. Вид у охранников скучающий, таких здоровяков, как эти двое, я еще не встречал. Хотя какая мне разница, я ведь неуязвим и невидим. Медленно и бесшумно пройдя мимо первого, я берусь за ручку двери и не спеша поворачиваю ее. Охранник, может, и не видит, как крутится ручка, но открывшуюся дверь он точно заметит. Я толкаю ее, проскальзываю внутрь, а дверь оставляю незакрытой.

И оказываюсь лицом к лицу с врагом.

Он сидит за письменным столом, в руке у него ручка. Он поднимает голову и смотрит на дверь, а кажется, что прямо на меня. Стол – настоящий монстр из красного дерева – завален бумагами, а еще на нем стоит большой стеклянный сосуд с бирюзовой жидкостью, накрытый стеклянной пластиной.

Сол хмурится. В проеме двери за моей спиной вырастает охранник.

– Что? – спрашивает Сол. – Ты что-то хотел?

– Нет, сэр. Я… я не открывал дверь.

Сол кричит:

– Скорее подкрепление! – Но Фэйрборн уже впивается охраннику в шею. Сол вскакивает, срывает с чаши стеклянную пластину и швыряет ею в меня. Та со свистом рассекает воздух, но я посылаю навстречу ей молнию и вторую – в Сола. Другой охранник возникает в дверях, но я сбиваю его с ног разрядом электричества.

В комнате снова становится тихо. Осколки стекла устилают пол, на втором охраннике дымится куртка.

Я несколько секунд жду – вдруг еще кто-нибудь явится на шум, но все тихо, только Сол со стонами корчится на полу возле стола. Я подхожу к нему, убеждаюсь, что у него нет пистолета. Я знаю, что он не может мне повредить, просто не хочу больше громких звуков.

Первый охранник лежит в комнате, а вот второго придется втащить внутрь, чтобы никто не увидел его из коридора. Это оказывается так трудно, что мне даже становится смешно: весит он как небольшой бык. Я пыхчу, но не могу сдвинуть его с места. Наконец, ценой просто неимоверных усилий, мне удается протащить его по полу ровно столько, чтобы закрылась дверь.

Тем временем Сол начинает шевелиться. Человек, который убил столько людей, до смерти замучил столько своих соратников, сломал столько жизней – и Черным Ведьмам, и полукровкам, не говоря уже обо мне самом, – лежит у моих ног. Фэйрборн в моей руке вибрирует в предчувствии живой крови.

Сол лежит неподвижно, только приоткрывает один глаз. Я узнаю это движение. Это жест осторожного человека, привыкшего, что за ним следят, и желающего знать, кто именно, человека, чьи мозги работают на полную катушку, пока он притворяется спящим.