Москва мистическая - Елена Коровина

Я же, любопытная особа, поинтересовалась у Зины Павловны:

– А кто такой Василий? Работник ЖЭКа?

– Какого еще ЖЭКа?! – возмутилась старушка. – В ЖЭКе одни воры отираются, а Василий Марин – герой.

Спрашивать у возбужденной старухи что-либо было бесполезно. Но я и сама узнала, кто такой Василий Марин.

Оказывается, и вправду герой. Настоящий! Подвиг его связан с жутким пожаром Большого театра 11 марта 1853 года. Была среда – день, когда в театре не дают премьер. К тому же утро – 10 часов, когда нет ни спектаклей, ни репетиций. Только потому Москва в тот день избежала катастрофы. Был бы вечер да, например, премьерная суббота – сотни бы людей погибли в таком пожаре.

Театр загорелся вмиг и пылал до вечера как жуткий факел. Даже подойти было страшно. На квартал стояли жар и копоть. А ведь, как потом выяснили, загорелось все от одной брошенной да непогашенной цигарки кого-то из сторожей.

Тушили всем миром. Директор и художественный руководитель театра, композитор Алексей Николаевич Верстовский, прибежал в чем был, ни пальто, ни шапки надеть не успел. Москвичи старались помочь, молодые актеры вытаскивали из огня что могли. Да не могли почти ничего!

В один ужасный миг перед спасателями и зеваками предстала кошмарная картина: трое театральных рабочих, спасаясь от огня, выскочили на крышу. Но и там уже полыхало вовсю! В панике двое рабочих бросились вниз – да разве, падая с высоты такой махины, уцелеешь?! На глазах уже паникующей толпы бедняги разбились в лепешку.

Третий рабочий замедлил – увидел, что сталось с его товарищами, и застыл на крыше, обхватив в отчаянии голову. Внизу все оцепенели. Ни один пожарный не ринулся на помощь, все понимали – это же верная смерть: и несчастному не поможешь, и сам погибнешь.

Но вдруг из толпы раздался зычный голосина:

– Дайте веревку! Скорее!

И, схватив ее, какой-то никому не знакомый мужик побежал к стене театра, на ходу сбрасывая полушубок. Обмотался сам и полез по стене, как кошка. Дотянулся до водосточной трубы и перебрался на нее. Раздался жуткий треск. Стоявшие внизу глухо ахнули, многие закрыли глаза – ведь сейчас храбрец сорвется вниз: и рабочего не спасет с крыши, и сам разобьется!

Но смельчак каким-то чудом сумел увернуться и уцепиться за карниз. Толпа снова ахнула – уже с долей облегчения…

Потом бесстрашный незнакомец рассказывал:

– Жутко было… Трещит труба-то! Не больно крепка оказалась, голубушка. Да стало быть, так угодно Богу, и я взобрался на карниз. Там благо полегче… и я стал на твердую ногу.

С карниза добровольный спасатель ухитрился кинуть веревку рабочему и вытащил-таки его, уже охваченного пламенем. На веревке же спустил спасенного вниз, и вовремя: стена рухнула, карниз поехал вниз, рассыпая искры. Все смешалось. Но на одну жертву у огня стало все-таки меньше. Да и сам спасатель сумел спрыгнуть с заваливающейся стены.

Что творилось внизу, трудно описать! Толпа бросилась к смельчаку. Его обнимали, крестили, ему целовали руки, совали деньги в карманы. Люди не знали, чем можно отблагодарить за такой героизм. Сам же герой чувствовал себя скованно. Вот только что он вел себя как победитель стихии, а спустившись, заробел, засмущался. Его отвели в будку полицмейстера, по обычаю налили рюмочку «для снятия волнений». И выяснили, кто он.

Оказалось – даже не москвич, а житель петербургского Колпина, приехавший в Первопрестольную погостить у родственников и прибежавший, как и многие, поглазеть на пожар. Звали героя Василий Марин, по профессии он был котельщиком и потому, часто прочищая огромные котлы, знал, как нужно вытягивать людей, попавших в огненный плен.

Уже через пару часов Марин, оробевший от такого интереса к своей особе и еле вырвавшийся от людей, готовых отблагодарить его чем только пожелает, скромно уселся в общем вагоне поезда на Петербург. Однако слава нашла-таки героя. Сам император Николай I, прознав о геройском поступке, пожелал познакомиться с Мариным. Котельщика из Колпина привезли во дворец. Там он и получил заслуженную награду – пожизненную пенсию. И по тем временам это были реально большие деньги.

Потом Марин приехал и в Москву. Встретился со спасенным им рабочим Петровым, сходил на могилу других двух рабочих, которые не смогли спастись. Выпили, конечно, помолились. Василий растрогался и все корил себя за то, что не вытащил и тех двоих, сокрушаясь:

– Ну отчего Бог не сподобил меня им помочь?!

– Да разве ж ты бы смог? – вздохнул Петров.

– Сподобил бы Господь, я бы сдюжил… – прошептал Марин.

Вот в ту минуту, видно, Бог и услышал его молитвы. Потому что после смерти Марина в 1900 году стал он являться в Первопрестольной на особо страшных пожарах. Возникал невесть откуда, спасал людей и исчезал, не дожидаясь, пока загасят пламя. Особенно часто такие чудесные спасения, когда сами спасенные не понимали, кто вернул их к жизни, стали обнаруживаться в центре города. Это и понятно – ведь все началось с подвига у стены Большого театра. Но с годами Марин освоил и другие районы города. Там тоже стали замечать чудесные спасения людей на пожарах. Старожилы растолковывали, что при внезапном огне или еще какой огненной угрозе надо звать Марина, крича: «Василий, помоги!»

Конечно, и самим стоит проявить героизм. Но ведь когда знаешь, что защитник явится и встанет рядом, не так страшно. Даже если этот пожарный – привидение…

Доктор-призрак

Столешников переулок, № 14, улица Рождественка, № 13/9, район Трубной площади, улица Малая Молчановка, № 8 и другие адреса

Не обрывайте васильков!

Не будьте алчны и ревнивы;

Свое зерно дадут вам нивы,

И хватит места для гробов.

Мы не единым хлебом живы,

Не обрывайте васильков!

Мирра Лохвицкая.

Не убивайте голубей

Ну а когда еще жизненно необходим помощник? Правильно – когда заболеешь! Надо, чтобы хоть кто-то рядом был, добрые слова надежды говорил. Забавно, но доказано: люди в любящих семьях выздоравливают быстрее. Да ведь простой приход врача обнадеживает, и больному становится легче. Ну а если это будет врач, который ни разу не ошибался в диагнозе и всегда твердо знал, чем лечить и как быстрее поставить больного на ноги? Тут уж от одного имени такого врача наступит улучшение!

И знающие люди говорят, что звать надо доктора Ове́ра. Московские предания гласят, что сей доктор всенепременно поможет. Хотя никто и не сумеет объяснить: как он это сделает – ведь Александр Иванович Овер жил и лечил пациентов в Москве еще в середине XIX века. Но вот надо же – помогает и два века спустя! Особенно тем, кто живет в местах, где сам доктор жил в Москве. Откуда узнать те места? Так почитайте об Овере, вот и узнаете.

И, между прочим, лечит сей врач весьма своеобразно – то после обращения к призрачному доктору у самого пациента вдруг появляется твердое убеждение, какое лекарство ему следует взять, то больному в руки попадает статья с нужным рассказом о болезни, то в Интернете находятся нужные сведения. Иногда доктор и сам является пациентам или их лечащим врачам. Имя Овера я слышала даже от нашего участкового врача. Но чаще всего Александр Иванович является страждущим во… сне. Это и понятно – сны в судьбе и врачебной практике доктора Овера занимали особое место.

А началось все с раннего детства…

Во сне голос был женский. Тихий, но какой-то пугающий: «Помни: синие васильки – к радости, алые тюльпаны – к несчастью!»

Маленький Саша Овер закрыл уши руками и бросился бежать. Голос стих. Наверное, не поспел за мальчиком. Саша облегченно заулыбался и начал напевать песенку по-французски. В свои четыре года он уже бегло болтал по-немецки, как его матушка, и по-русски, как няня Акулина. А теперь сможет говорить с отцом на его родном французском языке. Жан Овер когда-то бежал в Россию из революционной Франции, где его ждала гильотина за верность королю. Счастье, что русский помещик Глебов предложил Жану Оверу место гувернера для своих чад в имении Панино Тульской губернии. Там 18 сентября 1804 года и родился Саша.

Весело напевая, мальчик перескочил через канавку и вдруг застыл в изумлении: перед ним расстилалось огромное поле тюльпанов – алых, как кровь, и влажных, как свежее мясо. Саша в испуге вскрикнул и… проснулся.

За перегородкой звучали резкие голоса. Хлопнула дверь. Вбежала няня и кинулась к кроватке мальчика:

– Осиротел, соколик! Помер твой батюшка!

Со смертью отца легкая жизнь закончилась. Мать и няня переселились в Москву в дешевую квартиру хоть и в центре – Столешниковом переулке, но под самой крышей с вечно сырыми стенами. (Сейчас, дорогие читатели, того дома давно уже нет. На его месте в 1900 году купец-миллионщик А. Карзинкин выстроил доходный дом № 14, сохранившийся до сих пор.) Когда-то в Столешниках жили мастера-столяры, делавшие мебель и резавшие деревянные доски и плитки – столешницы. Район разбогател, обустроился. Со времен Романовых тут уже жила сплошь знать – бояре да князья: Трубецкие, Долгоруковы. Но уже в начале XIX века богатое купечество перекупило их усадьбы, переделало-перестроило. После пожара 1812 года все сгоревшие деревянные дома заменились каменными. Столешники наполнились купеческим гамом, дорогими лавками и радостными лицами покупателей. Правда, семье Овер «разбегаться с покупками», как говорили тогда, было не на что. Деньги тратились только на самое необходимейшее.