Кошки-дочери. Кошкам и дочерям, которые не всегда приходят, когда их зовут - Хелен Браун

Что касается номера в гостинице, то даже Джули Эндрюс[24] не нашла бы, к чему можно придраться. Белоснежный, как эдельвейс, и хрустящий, как свежая выпечка, – таким было мое первое впечатление. Потом я вытряхнула на пол содержимое чемодана – и почувствовала себя почти как дома.

Чтобы отойти от смены часовых поясов, я направилась в музей Моцарта неподалеку от отеля. Расположенный в единственном сохранившемся в австрийской столице здании, где действительно жил знаменитый композитор, он приятно удивлял посетителей. Бродя по залитым светом комнатам, я почти видела, как юный гений в одном из своих вышитых камзолов распахивает двери.

Бронзовая посмертная маска меня заворожила. Моцарт оказался на редкость привлекательным; откинутыми назад волосами он напомнил мне Элвиса Пресли.

В Вене я пожалела, что упомянула в «Клео» о шампанском. Все заграничные издатели решили, что я пью только шампанское, и ничего больше.

Мне наливали и в одиннадцать утра, и в три пополудни, а я уже и не спорила.

Мартина оказалась родственной душой. Она рассказала о двух своих кошках, а еще призналась, что смотрела спутниковые снимки Веллингтона, чтобы сравнить с описаниями в моей книге. За ужином она объяснила, что в Австрии и Германии писатели и художники пользуются огромным уважением.

– Как игроки в регби? – уточнила я.

Мартина меня явно не поняла. Нет, надо учить немецкий. Или вообще переезжать в Вену.

Как-то вечером, стуча каблуками по мостовой (я направлялась на очередное чтение), я вдруг заметила, что меня преследуют несколько человек. Когда я ускоряла шаг, они тоже шли быстрее. Когда замедляла, приостанавливались и они. В конце концов я не выдержала и развернулась, приготовившись встретить грабителей (или кого похуже!) лицом к лицу.

– Миссис Браун? – вежливо спросил один из них. – Мне очень понравилась ваша книга. Можно ваш автограф?

Читать «Клео» в великолепно отделанном зале, где когда-то играл Моцарт, – об этом я и мечтать не могла. Я не знала, как аудитория воспримет нового для себя австралийского автора. Но когда все разошлись, Мартина сказала, что кто-то из гостей сравнил меня с королевой. Я решила, что это из-за залитой лаком прически, которую я сделала днем в одном из венских салонов.

Оставляя Филиппа с Лидией и Катариной, я знала, что он в надежных руках. Но это не мешало мне при каждом удобном случае отправлять текстовые сообщения и фотографии. Лидия обычно отвечала быстрее всех. «Супер!» – писала она или отчитывалась о последних успехах в университете. Я же постепенно начинала понимать, что всю боль, которую причинила мне дочь, я вернула ей сторицей. И глубоко раскаивалась в этом.

Приехав в Лондон, где «Клео» в первую же неделю продаж попала в список бестселлеров «Sunday Times», я обнаружила, что в моем гостиничном номере и шагу нельзя ступить из-за цветов. Сперва я подумала, что служба доставки что-то перепутала, но Лиза, чудесный, щедрый издатель из Великобритании, заверила меня, что это не так. На Би-би-си меня отвели в студию и вручили наушники – мне предстояло принять участие в многочисленных интервью. Я без труда определяла, кто из ведущих читал «Клео», а кто просто пытался заполнить эфирное время. В тот же день Лиза пригласила меня на чай в офис издательства «Hodder amp; Stoughton» в Юстоне, чтобы я могла познакомиться с командой из тридцати человек, трудившихся над английским изданием. Как минимум трое из них оказались уроженцами Новой Зеландии. И конечно, не обошлось без шампанского!

Я думала, что в Лиссабоне будет не так беспокойно, как в Лондоне. Португальский издатель «Клео» был невероятно обходительным. Он встретил меня в аэропорту и лично отвез в старомодный отель в стиле 60-х. Меня сразу впечатлила столица Португалии, которая любовалась своим отражением в море, построенная на белоснежной гальке.

«Тебе бы здесь понравилось, – написала я Лидии. – Люди очень простые и дружелюбные. Это как Австралия с историей». Потом подумала и решила не добавлять, что морепродукты тут бесподобные – вдруг это оскорбит ее вегетарианские чувства?

Вечером – в Австралии как раз рассвело – я разговаривала с Филиппом по телефону. Он доложил, что с ним, девочками и Джоной все в порядке. Я с опаской спросила, не было ли больше разговоров о Шри-Ланке, и облегченно вздохнула, когда он заверил меня в обратном, хотя и добавил, что Лидия по-прежнему много медитирует и стала секретарем университетского общества буддистов. О монахе тоже ничего не было слышно. Мы надеялись, что учеба на факультете психологии задержит дочь в Мельбурне еще хотя бы на год.

* * *

Книгу охотно раскупали португальские подростки, поэтому меня попросили выступить перед учениками старшей школы. Когда я поняла, что передо мной такие же ребята, как Катарина и ее друзья, мы отлично поладили. Убедившись, что меня саму с трудом можно назвать взрослым человеком, они превратились в отличных слушателей. После выступления они ходили за мной толпой, и каждый хотел поделиться своей историей – или болью. У меня же начинало саднить в горле. Кажется, я переоценила силы, отправившись во всемирный книжный тур.

Португальский издатель организовал для меня интервью в национальной газете и журнале. Я замечательно провела время в Португалии, но отдыхом это нельзя было назвать даже с натяжкой. Одни интервью проходили легко, с другими возникали трудности. Журналистка из Лиссабона приятно удивила меня интеллектуальной глубиной вопросов, а вот когда на Венской книжной ярмарке кому-то пришло в голову разобрать мои отношения с матерью с точки зрения учения доктора Фрейда, я почувствовала себя не в своей тарелке.

Когда я достигла бетонных башен Нью-Йорка, горло уже не просто саднило – оно горело огнем! Я старалась скрыть свое состояние от переполненных энтузиазмом нью-йоркских издателей. Они повели меня обедать в один из лучших ресторанов в городе, где объявили, что поставят на обложку «Клео» фразу «Международный бестселлер № 1». Любуясь стильными нарядами моих собеседников, я думала, что рак груди и тяжелая операция остались далеко в прошлом. Меньше чем за два года моя жизнь совершила неожиданно крутой поворот.

Несмотря на замечательный прием в США, я мучилась постоянным кашлем, меня колотил озноб, и я мечтала поскорее оказаться дома, в своей кровати. Доктор, которого вызвали прямо в отель, сказал, что мое состояние вполне объяснимо. Мало того что тур в поддержку книги – занятие на редкость изматывающее, так еще и рак имеет обыкновение подрывать иммунитет больного.

Заинтересовавшись моей книгой, доктор признал важную роль домашних питомцев в современном мире. У него были пациенты, страдавшие тяжелой депрессией после смерти кошек. Выписав рецепт на антибиотики, доктор вручил мне ингалятор для самолета. А я подписала ему экземпляр «Клео» и пожалела, что не могу упаковать этого замечательного человека в чемодан и взять с собой.

* * *

Когда я вернулась в Австралию, Джона сразу дал понять, что быть котом знаменитости ему очень и очень нравится. Каждое утро он как ни в чем не бывало входил в мой кабинет. Хотя я по-прежнему побаивалась оставлять его там одного, я не имела ничего против того, чтобы он сидел у меня на коленях и помогал просматривать пришедшие за ночь письма. А потом к нам приехала французская съемочная группа…

Мы с Джоной должны были стать героями документальной передачи о животных. Предполагалось, что она войдет в горячо любимый во Франции цикл «30 миллионов друзей». Можно подумать, что снимать кота, живущего в доме, проще простого, но Джона не собирался облегчать операторам задачу. С самого утра он был на взводе. Сначала я должна была гладить сидящего у меня на коленях Джону – задумывалось, что эта сцена станет идеальной иллюстрацией отношений «кот и его человек». Но наш питомец прижимал уши к голове и при первой же возможности выскальзывал из рук, словно тыквенное семечко.

Оператора это не смутило. Он решил заснять, как я выхожу из дома с котом на руках, а потом захожу обратно. Мне эта идея не показалась удачной. Джона по-прежнему расценивал каждый выход за порог как возможность сбежать и отомстить черным бандитам, оскорбившим его достоинство.

Тем не менее я не стала делиться своими опасениями со съемочной группой. Оператор расположился перед верандой. Я взяла кота. Стоило мне прикоснуться к дверной ручке, как Джона напрягся. Я пыталась выглядеть расслабленной. Пока все шло хорошо. Мы воплощали просто идеальную связь между видами…

А потом дверь за нами захлопнулись, и Джона посчитал это выстрелом стартового пистолета. Кот взвился почти на метр в воздух, я закричала и попыталась его удержать. К счастью, гравитация притянула Джону назад, и я вцепилась в кота изо всех сил.

Мне было слегка неловко за поведение нашего питомца, но оператор оставался невозмутимым. Он много лет работал с дикими животными – полезный опыт, если учесть, с кем он столкнулся на сей раз, – поэтому пожал плечами и отправился снимать интервью с Робом, который на час отпросился с работы.