Дикторат - Галина Манукян

– У глоссов есть озеро и оружие. Мы всегда будем богаты! – возразил Шарон. – Пусть степняки или химичи ломают мозг, как заработать больше…

– Кому-то этого может и достаточно. Но не мне.

– Говорите, Эдэр! – крикнул Сём.

– Благодаря дару степницы мы выяснили, как использовать ненужные на вид безделушки, – с жаром произнес Эдэр, – многое из книг прошлых людей стало ясно, и чтобы…

– Это тоже приведет к гневу духов! – оборвали его. – Читать духами не велено! Это приведет к концу света!

– Нет, – решительно мотнул головой гигант. – Я умею читать больше пяти лет. Тим читает. А еще на языке прошлых людей читает командо. И казначей. И даже самый младший из помощников жреца.

– Командо?! – обалдело пронеслось в воздухе. – Это невозможно. Как так? Почему?!

– Вас обманывают не только в этом! Вами играют. И я не знаю, зачем, – Эдэр выдержал паузу, глядя на лица стражников.

Тим тоже всматривался в них, выискивая понимание. Судя по глазам, что-то начало доходить до воинов, хотя не до всех.

Эдэр сделал шаг вперед:

– Я пришел расспросить жреца, на кой глоссам втирали эти байки. Все, кто способен, и кому не все равно, как жить, валяйте со мной… Хотя можете и дальше заплетать в косы лапшу с ушей. А с меня хватит!

Эдэр гордо посмотрел на еще вчера «свой народ». Сём и Никол, Грэг и Шарон всем видом выказали готовность припереть жреца к стенке. И было ясно, что удел остальных – зализывать раны, мечтать о мести и сыпать проклятиями, валяясь в залитой кровью траве.

– Мы пойдем. И я. И я… Чего ждем? – говорили стражники.

Испытывая желание сжаться и стать меньше под тяжестью неприязненных взглядов, Тим придвинулся ближе к другу и на всякий случай запасся копьем из травы и парой кинжалов – по одному в каждое щупальце. Хотя если кто-то ударит в спину, вряд ли поможет…

Первые лучи солнца отразились на почти гладкой скале, которую венчала желтая полоска ровного, как стол, плато. Полы жреческого дома затряслись под тяжелой поступью ищущих правду мужчин. Они шли из комнаты в комнату, пинали двери, заглядывая в каждый угол. Ни жреца, ни его помощников здесь не было, хотя каждый из дозора готов был поклясться, что дом они не покидали… Что за чертовщина?!

* * *

Я подергала ручку двери. Заперта. Подошла к следующей. Она распахнулась, и в коридор выплыл тот самый толстяк. При свете он оказался совсем низкорослым, да к тому же прыщавым. Короткие сальные волосенки торчали над красноватой физиономией, как шерсть облезлого зайцекота. Увидев меня, толстяк замер с куском чего-то явно мясного между двух лепешек, глаза его расширились, а из набитого рта вы-рвалось:

– Таки хердабо-о-ол[6]…

– Ч-ч-чего?! – раздалось из глубины комнаты.

Толстяк попятился, неуклюже развернулся, чтобы захлопнуть дверь, но не тут-то было. Я со злорадством пустила разряд прямо в обтянутый комбинезоном зад. Как и собиралась. Промахнуться не вышло бы. Толстяк подскочил, взвыв, и тут же шлепнулся на четвереньки, потому что я от души лягнула его. Не удержалась.

– Не трогайте меня! Не трогайте! – верещал он, отползая на карачках.

Я скривилась – так он был жалок.

– Д-да она не п-понимает! – вскрикнул плюгавый молоденький жрец, шмыгнув к увитым цветными веревками железным коробкам от мерцающего стола. В воздухе над ним зависли фигуры людей. Голубоватые, полупрозрачные, рассеянные в какой-то перевернутой пирамиде, почти настоящие. У меня перехватило дыхание. Захотелось целовать амулеты, взывая к духам. Но амулетов не было, так что пришлось взять себя в руки. Некогда сопли бахромой развешивать!

Рассмотрю позже, – пообещала себе я и, выставив вперед светящиеся кисти в сторону худого, зловеще сказала:

– Понимаю.

Тот раскинул руки, героически закрывая собой металлические коробки:

– Н-нет. Ум-моляю! Т-т-только не сервер!

– Лох мастдайный[7]… – вырвалось у толстого сквозь подвывания и стоны. – Хер с ним, с серваком! Ховайся, придурок!

Я пренебрежительно глянула на жирдяя. Тоже мне жрец! Да его не волнуют ни духи, ни сохранение секретов, только собственный зад. А вот для худого было что-то святое. Хотя духи его пойми, за что он борется… За коробки?! Серве… что-то. Хм, ну ладно. Толстый полез к двери. Жгучие сферы до боли переполнили мои руки, и я выпустила в него разряд. Жиро-жрец выгнулся, трясясь и дергаясь. Волосенки его встали дыбом, осветившись на концах голубыми точками. Пара конвульсий, и он отключился.

– Зачем т-ты его… – в ужасе пробормотал худой, – убила?

– Не обуглился, значит, поживет пока. Насчет тебя еще посмотрим, – процедила я с важным видом и ткнула пальцем в то, что он закрывал впалой грудью: – Что это? Зачем?

Худой завис, потом выдавил из себя:

– С-система… общая с-система. Ж-жизнеобеспечения. Ч-чтобы тут все р-работало, – и моргнул так же, как мой братец Бас, когда воровал съестное.

– Врешь, – сообразила я. – Это отсюда за нами следят?

Худой вытаращился на меня, словно я была крысой, заговорившей человеческим голосом.

– От-ткуда т-ты узнала…

Я щелкнула для устрашения пальцами, выпуская искры, и буркнула:

– Тут я спрашиваю. Отсюда следите?

– Н-нет. С-сюда т-транслируется, – худой растерянно шарил глазами по небольшому помещению, словно выискивал, чем бы в меня бросить.

– Не вздумай дергаться. Я поджарю тебя быстрее, – предупредила я и приказала: – Показывай, как.

– Ч-что к-как?

– Как вы нас видите.

– Р-рекординг[8] п-показывать или ч-ч-что?

– Не дури. Показывай! – рявкнула я. – Иначе жирдяю конец. И твоим сервелам тоже.

– С-с-серверам, – осторожно поправил худой и, плюхнувшись в кресло, подкатился к загадочному столу. – С-с-с-сейчас. Ч-ч-что ты хотела увидеть?

Руки у него тряслись не меньше, чем язык, запинавшийся на каждом слове. Я повернула голову на застывшие фигуры и потеряла дар речи. Передо мной стояла уменьшенная до размера зайцекота Шеска, уже известный мне Амос и еще какая-то девушка, стягивающая с плеча сетчатое платье. Что за?..!

– Это покажи! – рявкнула я как можно страшнее, но из-за ошеломления мой голос дрогнул и прозвучал пискляво.

– О'кей. Т-только т-т-тут б-б-баги[9] какие-то, я к-как раз конфигурять с-с-собирался с-с-с-систему, – обреченно вздохнул худой и махнул указательным пальцем из стороны в сторону. Глянул на меня с испугом и надеждой: – М-м-меня, к-к-кстати, Ваня зовут. Иван то б-б-бишь. Севостьянов. Н-н-не убивай м-м-м-меня, а?

– Посмотрим.

Я вперилась в зыбкую картину, разворачивающуюся в пирамиде. Она зажглась ярче, и Шеска, моя любимая Шеска повернулась к отвратительному Амосу, который, как управ всех народов, развалился в кресле и со сластолюбивым выражением на физиономии поманил ее к себе… В висках у меня заломило: они прислали Шеску вместо меня! Наложницей к слюнявому Амосу… Не может быть! Надо спасать ее!

Но фигурка Шески, плавно покачивая тощими бедрами, приблизилась к Амосу и пропела сквозь помехи ненормальным, лягушачьим голосом:

– О, прекрасный господин…

«Прекрасный» бесформенный Амос покрылся рябью, затем стал нормальным и усадил ее на колено. Он сбросил на пол лучший платок Шески, провел рукой по ее груди, а затем забрался пухлыми губами за ворот рубашки. Шеска разомлела с самым счастливым видом. Меня чуть не стошнило.

– А ты пока подожди. Как там тебя? Ах, да, Танита, – профыркал довольный, как псидопс в куче объедков, Амос. – Ну же, степница, сними с меня шаровары…

Я не выдержала и крикнула, в раздражении прыснув искрами на пол:

– Убери это!

Жрец Иван послушался, шевельнул пальцем, и пирамиду, в которой заключалась живая картинка, всосало в поверхность стола, словно паучка из панциря.

Иван преданно смотрел на меня: чистый псидопсенок, выпрашивающий корку хлеба. Тьфу, гаденыш! Я сглотнула. На душе было скверно.

Нет, конечно, за Шеской не увивались парни пачками, и я вообще не припомню, ходил ли за ней кто, но тон у нее всегда был самый уверенный, когда речь шла о мужчинах. Мне казалось, она знает про них все. Однако чтобы вот так, словно зайцекошка в марте, льнуть к жирному глоссу?! Духи, хотелось бы мне это развидеть!

Мой живот скрутило то ли от отвращения, то ли от голода, и я сунула маленькую хрустящую лепешку из кармана в рот.

– Д-дай печеньку, – тоскливо попросил жрец. – У м-меня всегда от н-н-нервов аппетит р-р-разыгрывается. Аж в г-голове т-тикает.

– Обойдешься! – рявкнула я и строго потребовала: – Покажи мне Эдэра, начальника стражи.

Узнаю хотя бы, пошел ли он меня искать или так и бросил на прокорм стае зверюг. Кольнула догадка: может, Эдэр тоже сидит и забавляется с наложницами, а обо мне и думать забыл? Меня передернуло, но отменять приказ я не стала. И так весь день изнывала от ненависти к Эдэру и от мучительной неизвестности: вдруг его сожрали шипастые львы. Трудно было признаться себе в том, что мне хотелось снова увидеть гиганта. Хотя бы для того, чтобы разрядить в него пучок молний…