Закон подлости гласит... - Кристина Юраш

…жизни… Судя по тому, что я услышала в кабинете Его Язвительного Величества, я – леди несовершенство, так что в моем репертуаре есть «садистские» стишки, матерные частушки и вредные советы. Надо же как-то держать марку. Успех будет виден через неделю упорных занятий. И пусть только кто-то попробует прийти в гости и сказать: «А ну-ка, юные джентльмены, залезайте на табуретку и расскажите, чему вас научила ваша новая няня!» И после этого на табуретку с веревкой в руках полезут родители…

- Так, остановитесь! – я посмотрела на родителей. – Мне просто нужна комната. Я – не няня и не сиделка.

- Мы предоставляем вам комнату за пятьсот эрлингов только при условии, что вы будете выполнять свои обязанности добросовестно. Одна жалоба на вас со стороны детей, и мы выставляем вас на улицу, - произнесла миссис Бэнгз, покачивая младшего. Местоположение старшего, я еще не вычислила.

- А еще у нас живет мой брат. Мистер… Клэй. Он является членом семьи, но у него проблемы с психическим здоровьем, поэтому вы должны следить за ним, купать его, кормить с ложечки, менять постель каждый полчаса, убирать за ним! - заметила миссис Бэнгз, разглядывая меня с ног до головы.

- И это все? – саркастично спросила я, поглядывая на дверь. – Я так понимаю, что платить мне никто не собирается?

- За что платить? Мы разрешаем вам жить у нас всего лишь за пятьсот эрлингов! Такая комната стоит все семьсот! – удивилась миссис Бэнгз, недоумевая, как я еще не бегу целовать ее отпрысков, включая неадекватного родственника.

- А если я буду платить семьсот, при этом не заниматься детьми и мистером Эйем? – поинтересовалась я, глядя на то, как у малыша на грудь потекла слюнка. «Ыыыы!» - сделал он, а потом надул щеки.

- Нет, такой вариант нас не устраивает! – категорично постановила миссис Бэнгз. Пока супруга расписывала мне мои обязанности, мистер Бэнгз ущипнул Мэри, то есть меня, за Поппинс, как бы намекая, что круг моих обязанностей не так узок, как описывает миссис Бэнгз. И сверхурочные – тоже моя святая обязанность.

Я сразу прикинула, что ветер переменился, поэтому мне пора, о чем тут же не совсем вежливо поставила в известность моих собеседников. От такой жизни, я скоро буду танцевать на улице и петь веселые, не факт, что цензурные песенки просто так, радуя прохожих своим диагнозом и талантом. «В Поппинс такую Мэри!» - читалось в глазах благодетелей.

Следующий адресок. Дверь открыл старик. Без лишних церемоний, он отвел меня в комнату, девяносто процентов которой занимал …шкаф. Рядом с его двустворчатым величеством стояла скромная кушетка и тумбочка.

- Вот - кушетка, вот – тумбочка, – с порога заявил старик, протирая после меня ручку двери какой-то тряпочкой. – В шкаф лазить я запрещаю! Там лежат мои личные вещи!

Нет, ну я и так поняла, что там - не Нарния.

- А как на счет удобств? – спросила я, оглядывая скромный уголок. – Я имею в виду туалет, ванну, умывальник?

- А вам разве туалет нужен? – удивился старик, пряча тряпочку в карман. – Можете попроситься к соседям! Я вас к себе не пущу! Мало ли вы чем болеете? Окно открывать я категорически запрещаю! Сквозняки пускать нельзя! Дверь закрывать плотно и обязательно подстилать под нее тряпочку, чтобы не дуло.

Я молча развернулась и ушла. Еще одна попытка провалилась. К вечеру я узнала, где живет озабоченный алкоголик, многочисленная семья с суровыми и скорбными лицами, готовых уступить мне угол единственной комнаты за умеренную плату. Только спать мне придется со стареньким дедушкой. И следить, чтобы он не упал на пол и не умер во сне. Познакомилась я с пожилой представительницей древнейшей профессии, сразу предупредившей меня, что с каждого моего клиента я обязана отслюнявить ей процент помимо основной платы. Была так же пожилая, очень верующая чета. Во что конкретно они верили, я так и не поняла, но они называли себя «Свидетелями Отлива». За чьим конкретно отливом они наблюдали, мне было не ясно, но меня тут же снабдили бумагами, в которых говорилось то, что «скоро все отольется». Что, кому и когда – не уточнялось. Они пытались мне с фанатичным блеском в глазах объяснить, что вода постепенно отступает, и что скоро перед нами откроется новый-старый мир. Я покивала, послушала и пошла прочь, окрыленная мечтой, что еще при жизни я застану это радостное событие. А то у меня такое чувство, что я тут на подводной лодке юнгой служу. Судя по количеству выброшенных за углом в урну бумажек с «Отливом», я не первая, кто приходил по объявлению.

Я вернулась в редакцию, где быстро написала статью под названием «Кому-то – зачет, кому-то почет!», отхлебывая чай из «дежурной» кружки. Редактор обрадовался, сказав, что я просто создана для журналистики. И посетовал, что если бы я так писала раньше, мне бы цены не было! И вообще – я не сотрудник, а золото! Кстати о деньгах…

- Твое вознаграждение! – заметил он, с довольной улыбкой, открывая ящик стола. На стол лег черный мешочек с вышитой буквой «А».

Я застыла, переводя взгляд сначала на мешочек, потом на редактора, который тем временем раскладывал газеты по номерам.

- А теперь у меня вопрос, - нарушила тишину я, испепеляя взглядом мешочек. – Кто спонсирует нашу «Горькую правду»? Кто дает на нее деньги?